Любовники и лжецы. Книга 1 - Салли Боумен

«Как быстро, – подумала Джини, – Лиз сумела адаптироваться». Ведь очень скоро она уже совершенно свободно вела себя перед камерами, появляясь на людях во время предвыборных мероприятий и общаясь с журналистами. За десять лет, прошедших после свадьбы, Лиз сумела искусно создать для себя общественную маску, свое новое «я» публике на потребу.

Лиз превозносили за благотворительную деятельность, за то, какой она была замечательной хозяйкой, и – на тысяче журнальных обложек – за немеркнущий блеск ее образа. На последних снимках не было уже и тени былой скованности или волнения. Теперь Лиз смотрела в объективы с лучезарным спокойствием. Джини подумала, что на первый взгляд в новом имидже Лиз сквозила некоторая пресыщенность, но разгадать ее могли бы немногие. Общепринятое мнение о Лиз Хоторн состояло в том, что она женщина безупречной красоты, преданная жена и добродетельная мать. Она и была образцовой женой и идеальной матерью. Ее друзья, которых без устали цитировали репортеры, в один голос твердили: возможно, Лиз и не столь умна, как ее муж, – ну и Бог с ним, с этим интеллектом. Разве это главное? Лиз олицетворяла собой величайшую редкость на земле: красивую женщину с добрым сердцем. «Насчет Лиз вы должны понять одно, – говорили ее друзья, – она страшно – просто до ужаса! – хорошая…»

Действительно ли? Джини задумалась. В ее представлении «хорошесть» плохо сочеталась с платьями от Ива Сен-Лорана по тридцать тысяч долларов. Но может быть, это просто несправедливый, скаредный, пуританский подход, продиктованный ее собственным предубеждением? Может быть, любовь к роскоши – вполне простительная слабость, особенно для такой красавицы, как Лиз. В пользу снисхождения свидетельствовало все остальное: Лиз не покладая рук трудилась на ниве благотворительности, обожала мужа и детей, ее добропорядочность была безупречной.

Джини вздохнула, отодвинула газетные вырезки на край стола и переключила внимание на другой источник информации. Он не имел отношения к материалам, полученным ею в архиве, она просто купила его нынешним вечером в газетном киоске. Последний номер журнала «Хелло!», издание в глянцевой обложке, посвященное частной жизни богачей и знаменитостей. В этом номере на обложке и шести страницах внутри роскошными цветными фотографиями были представлены Хоторны en famille.[21] Снимки были сделаны в Уинфилд-хаусе, заново отделанной резиденции посла на Риджент-парк.

Изысканный вкус, которым славилась Лиз, проявился в том, что отремонтированный особняк выглядел изумительно, словно театральные декорации. Газетные описания, признавал сам репортер, даже приблизительно не могли передать его прелести: каждый стул, каждая ваза, каждый диванчик находились именно там, где нужно, все оттенки составляли тонкую цветовую гамму. Журнал доверительно поведал читателям, что Лиз обила комнату вощеным ситцем, поскольку на его фоне великолепно смотрелась картина Пикассо, висевшая над камином. Джини не удержалась от улыбки, заметив, что возле Пикассо розового периода примостился такой же розоватый Матисс.

Розовый цвет присутствовал на всех фотографиях. Они, видимо, были сделаны этим летом, поскольку Хоторны позировали в большом саду позади дома, прогуливались по дорожкам, обсаженным розовыми кустами, сидели у огромной клумбы с розами. По обе стороны от них стояли двое их сыновей с ангельскими личиками. Два мальчика, младшему из которых шесть, а другому восемь. И старший, Роберт, и младший, Адам, были очень похожи на отца. У обоих, как и у него, были удивительно светлые волосы и голубые глаза. Старший обращал на себя больше внимания. Он смотрел в объектив с проказливой улыбкой, а на некоторых фотографиях вскарабкался на руки к гордому отцу, чем-то напоминая проворную обезьянку. Четыре года назад Адам, младший, перенес серьезное заболевание. Как рассказывала его мать, мальчик буквально чудом выкарабкался из тяжелейшего менингита, который грозил его жизни. В отличие от брата он выглядел нервным, подавленным и перед фотокамерой чувствовал себя неловко. На нескольких снимках он отвел глаза в сторону, крепко прижавшись к матери. Журнал приводил слова отца: «Теперь Адам чувствует себя хорошо. Единственное, что ему сейчас нужно, так это как следует окрепнуть».

«Интересная реплика, – подумала Джини, – особенно в устах Джона Хоторна. Он будто намекает на суровое воспитание, полученное им самим». Она закрыла журнал, но образы семейной идиллии в розовых тонах не выходили у нее из головы. Она устало потерла глаза и вспомнила историю, которую совсем недавно с таким злорадным удовольствием рассказал им Николас Дженкинс. Одно из двух: либо кто-то ввел его в заблуждение, либо фотографии лгали. Так кто же говорил правду: редактор или снимки?

Джини напрягла память, пытаясь вспомнить все до мельчайших деталей, связанных с двумя ее встречами с Хоторном. Из второй, которая произошла в прошлом году на приеме, устроенном Мэри, она не вынесла ничего, кроме понимания, что Джон Хоторн сформировался в настоящего, опытного политика. А вот та, первая встреча…

Джини хорошо помнила тот день. Их первая встреча тоже произошла у Мэри, но она жила тогда в другом доме, в деревушке, расположенной в сердце графства Кент. Был конец пасхальных каникул, и вечером Джини предстояло возвращаться в свой интернат. Она гостила у Мэри со своей школьной подругой, и ехать они тоже должны были вместе, одним поездом.

После обеда с коротким визитом в их дом должен был наведаться Джон Хоторн. И Джини, и ее подруга с нетерпением ждали его приезда. До этого Джини никогда не встречалась с Хоторном, но знала его по рассказам Мэри и фотографиям, которые они вдвоем с подружкой рассматривали. В то время им обеим было по тринадцать, и они с хихиканьем сошлись на том, что этот молодой высокий и неженатый американец был, как определила его подруга Джини, «лакомым кусочком».

– Сколько ему лет? – спросила Рози – подружка Джини.

– Для нас староват – тридцать с хвостиком.

– Классно! Обожаю мужиков старше меня!

– Не будь дурой, он на нас даже не посмотрит. Подумаешь, две глупые пигалицы!

Рози смерила подружку оценивающим взглядом.

– Ну уж не знаю. Ты выглядишь старше своих лет. Отлично выглядишь. Жаль, у меня нет таких длинных светлых волос. Но ты все равно вперед не лезь. Когда нас представят, я выдам ему свой коронный взгляд, а потом облизну губы.

Девочки разом скорчились от смеха.

– Оближешь губы? А зачем?

– Я вычитала про это в журнале. Надо облизнуть губы и посмотреть мужчине прямо в глаза. В журнале написано, что мужчины от этого балдеют, прямо с ума сходят.