Наш человек в Гаване - Грэм Грин

— Мне он больше не понадобится.

— Милли может о нем вспомнить. Сделайте одолжение, не говорите никому об этом… об этом… костюме. Я знаю, как это глупо, но мне было тогда хорошо. Как-то раз со мной разговаривал кайзер.

— Что он сказал?

— Он сказал: «Я вас помню. Вы — капитан Мюллер».

ИНТЕРМЕДИЯ В ЛОНДОНЕ

Когда у шефа бывали гости, он кормил их обедом дома и готовил его сам, ибо ни один ресторан не мог угодить его изысканному и романтическому вкусу. Рассказывали, что однажды, когда шеф заболел и не хотел подвести старого приятеля, которого пригласил на обед, он готовил его, лежа в постели, по телефону. Поставив часы на ночной столик, он прерывал беседу, чтобы в нужный момент приказать слуге:

— Алло, алло, Брюер, алло, выньте-ка цыпленка и полейте его еще раз жиром.

Поговаривали, что однажды, когда его допоздна задержали на службе и он захотел приготовить обед оттуда, вся еда была испорчена: шеф по ошибке воспользовался аппаратом особого назначения, и его слуга слышал только странные звуки, похожие на быстрое бормотание по-японски.

Обед, которым он угощал постоянного заместителя министра, был простой, но крайне изысканный: жаркое, чуть-чуть сдобренное чесночком. На буфете стоял уэнслидейлский сыр, а вокруг, в Олбэни, царила такая тишина, словно дом занесло снегом. От кухонных занятий и сам шеф попахивал подливкой.

— Отличное жаркое. Просто отличное.

— Старинный норфолкский рецепт — «Ипсвичское жаркое бабушки Браун».

— А мясо какое… Просто тает во рту…

— Я научил Брюера покупать продукты, но повар из него никогда не выйдет. За ним нужен глаз да глаз.

Они некоторое время ели в благоговейной тишине, которую только раз прервал стук женских каблучков на Роуп-уок.

— Хорошее вино, — произнес в конце концов постоянный заместитель министра.

— Пятьдесят пятого года, по-моему, в самый раз. А не слишком молодое?

— Не сказал бы.

За сыром шеф заговорил снова:

— Как насчет ноты русских, что думает министерство иностранных дел?

— Нас немножко озадачило упоминание о военно-морских базах в районе Карибского моря. — Оба с хрустом жевали бисквиты. — Вряд ли речь идет о Багамских островах. Острова эти стоят не больше того, что янки нам за них заплатили, — несколько старых эсминцев. Мы-то всегда предполагали, что это строительство на Кубе дело рук коммунистов. Вы не думаете, что его все-таки затеяли американцы?

— Разве нам не сообщили бы об атом?

— Увы, поручиться не могу. После того самого дела Фукса. Они нас упрекают, что и мы кое о чем умалчиваем. А что говорит ваш человек в Гаване?

— Я потребую у него подробной оценки создавшегося положения. Как сыр?

— Грандиозный сыр.

— Налейте себе портвейна.

— «Кокбэрн» тридцать пятого года, верно?

— Двадцать седьмого.

— Вы верите, что они рано или поздно собираются воевать? — спросил шеф.

— И я, и вы можем только гадать об этом.

— Те, другие, что-то стали активны на Кубе, — по-видимому, не без помощи полиции. Нашему человеку в Гаване пришлось довольно туго. Как вы знаете, его лучший агент был убит; чистая случайность — он как раз ехал снимать секретные сооружения с воздуха… Большая потеря для нас. Но за эти фотографии я бы отдал куда больше, чем жизнь одного человека. Мы и заплатили за них тысячу пятьсот долларов. В другого нашего агента стреляли на улице, и теперь он страшно перепуган. Третий ушел в подполье. Есть там женщина, ее тоже допрашивали, хотя она любовница директора почт и телеграфа. Нашего резидента пока не трогают, может быть, для того, чтобы за ним следить. Ну, он-то ловкая бестия.

— А вам не кажется, что он допустил неосторожность, растеряв всю свою агентуру?

— Вначале без потерь не обойдешься. Они раскрыли его шифр. Я всегда относился с опаской к этим книжным шифрам. Там есть немец, по-видимому, самый крупный их агент и специалист по криптографии. Готорн предупреждал на его счет нашего человека, но вы ведь знаете, что за народ эти старые коммерсанты: они упрямы и, если уж кому-нибудь доверяют, их не разубедишь. Пожалуй, стоило потерять несколько человек, чтобы открыть ему глаза. Хотите сигару?

— Спасибо. А он сможет начать заново после этого провала?

— Он придумал трюк похитрее. Нащупал самое сердце в обороне противника. Завербовал двойника в управлении полиции.

— А вам не кажется, что эти двойники — вещь рискованная? Никогда не знаешь, кому достаются вершки, а кому — корешки.

— Я верю, что наш резидент сумеет фукнуть его, как надо, — сказал шеф. — Я говорю «фукнуть» потому, что оба они большие мастера играть в шашки. Игру там называют «дамками». Кстати, это отличный предлог, чтобы встречаться.

— Вы и представить себе не можете, как нас тревожат их сооружения. Ах, если бы вам удалось заполучить фотографии до того, как ваш агент был убит. Премьер-министр требует, чтобы мы связались с янки и попросили их о помощи.

— Ни в коем случае! Как же можно полагаться на этих янки?

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

1

— Я у вас ее беру, — сказал капитан Сегура. Они встретились в Гаванском клубе. В Гаванском клубе, который вовсе не был клубом и принадлежал конкуренту «Баккарди» [41]; все коктейли с ромом подавались бесплатно, и это давало Уормолду возможность увеличить свои сбережения, ибо он, конечно, продолжал показывать в отчетах расходы на выпивку. (Что напитки подаются бесплатно, объяснить Лондону было бы невозможно или, во всяком случае, трудно.) Бар помещался в первом этаже дома семнадцатого века, и окна его глядели на собор, где когда-то лежало тело Христофора Колумба. Перед собором стояла серая каменная статуя Колумба, и вид у нее был такой, будто она столетия откладывалась под водой, как коралловый риф.

— А знаете, — сказал капитан Сегура, — было время, когда мне казалось, что вы меня недолюбливаете.

— С человеком играешь в шашки не только потому, что он тебе нравится.

— Да, не только, — сказал капитан Сегура. — Смотрите! Я прохожу в дамки.

— А я беру у вас три шашки.

— Вы, наверное, думаете, что я зевнул, но сейчас убедитесь, что ваш ход мне выгоден. Вот, смотрите, я бью вашу единственную дамку. Зачем вы ездили в Сантьяго, Санта-Клару и Сьенфуэгос две недели назад?.

— Я всегда туда езжу в это время года по своим торговым делам.

— Да, вид это имело такой, будто вы и в самом деле ездили по торговым делам. В Сьенфуэгосе вы остановились в новой гостинице, пообедали один в ресторане у моря. Сходили в кино и вернулись домой. На следующее утро…

— Неужели вы действительно думаете, что я — секретный агент?

— Начинаю в этом сомневаться. Наши друзья, видно, ошиблись.

— А кто они, эти «друзья»?

— Ну, скажем, друзья доктора Гассельбахера.

— Кто же они такие?

— Я по должности обязан знать, что творится в Гаване, — сказал капитан Сегура, — но отнюдь не обязан давать сведения и принимать чью-то сторону.

Его дамка разгуливала по всей доске.

— А разве на Кубе есть чем интересоваться иностранной разведке?

— Конечно, мы страна маленькая, но лежим очень близко от американского континента. И можем угрожать вашей базе на Ямайке. Если какую-нибудь страну окружают со всех сторон, как Россию, она старается пробить брешь.

— Но какую роль могу играть я… или доктор Гассельбахер… в мировой стратегии? Человек, который продает пылесосы. Или доктор, ушедший на покой.

— В каждой игре бывают не только дамки, но и простые шашки, — сказал капитан Сегура. — Вот, например, эта. Я ее бью, а вы отдаете без всякого огорчения. Ну, а доктор Гассельбахер все-таки хорошо решает кроссворды.

— При чем тут кроссворды?

— Из такого человека получается превосходный криптограф. Мне однажды показали вашу телеграмму с расшифровкой; вернее, дали возможность ее найти, Может быть, надеялись, что я вышлю вас с Кубы. — Он засмеялся. — Отца Милли! Как бы не так!

— Что это была за телеграмма?

— Вы там утверждали, будто вам удалось завербовать инженера Сифуэнтеса. Какая чушь! Я его хорошо знаю. Может, они для того и стреляли, чтобы телеграмма звучала правдоподобнее. А может, и состряпали телеграмму для того, чтобы от вас избавиться. А может, они просто люди куда более доверчивые, чем я.

— Какая странная история! — Уормолд передвинул шашку. — А почему вы так уверены, что Сифуэнтес не мой агент?

— Я вижу, как вы играете в шашки, мистер Уормолд, а кроме того, я допросил Сифуэнтеса.

— Вы его пытали?

Капитан Сегура расхохотался.

— Нет. Он не принадлежит к тому классу, который пытают.

— Я не знал, что и в пытках есть классовые различия.

— Дорогой мой мистер Уормолд, вы же знаете, что есть люди, которые сами понимают, что их могут пытать, и люди, которые были бы глубоко возмущены, если б такая мысль кому-нибудь пришла в голову. Пытают всегда по молчаливому соглашению сторон.