Сын Портоса - Александр Дюма

— Говорите.

— Знакомы ли вам три имени, которые я сейчас назову: Атос, Портос, Арамис?

Четверо солдат задумались, ответив затем, что они впервые слышат эти странные имена. Жоэль поклонился, собираясь уходить.

— Тогда мне остается только выразить вам свою признательность.

Однако Эскриво, сочувствующий очевидному разочарованию юноши, задержал его:

— Постойте! Не могли эти имена принадлежать отважным мушкетерам, которых называли Неразлучными? Вместе с господином д'Артаньяном, бывшим тогда гвардейцем полка Дезэссара, они во время осады Ларошели удержали бастион Сен-Жерве, атакуемый большим отрядом гугенотов. Господа, помните историю о салфетке, которую наши старшие товарищи подняли как знамя на защищаемых ими стенах, и на которой Людовик XIII велел вышить золотом королевские лилии?

— Конечно, помним, — отозвался Шампаньяк. — Ты угадал правильно. Но все это было очень давно — в прошлое царствование…

— А самому старшему из нас, — улыбаясь, добавил Гас, — еще нет тридцати.

— Единственный в нашей роте, кто мог бы просветить вас на этот счет, — продолжал Эрикур, — это наш капрал, господин де Брежи, но он не всегда в разговорчивом настроении…

— Особенно, когда проигрывает за карточным столом…

— Или когда его рассудок утопает в вине…

— Где же можно найти вашего господина де Брежи? — коротко осведомился бретонец, следуя своим мыслям.

— В его любимом кабачке на улице Ваш…

— Или в игорном притоне на улице Пото-Жюре…

— Если только он не задержался, чтобы разбранить слугу или поссориться с горожанином, у которого чересчур хорошенькая дочка…

— Стойте! Если упомянешь волка, так тут же увидишь его уши, — прервал Эскриво. — Вот он сам выходит из-за королевской псарни.

— Ты прав, — подхватил Шампаньяк. — Осторожней, друзья! Старый ворчун сдвинул шляпу набок — это означает, что он сердит более, чем обычно. Послушайте моего совета и не приставайте к нему теперь, — добавил он, обращаясь к Жоэлю.

— Благодарю за совет, — смеясь, ответил юноша. — Мне случалось ходить на медведя, причем я никогда не терпел поражения.

Тем временем капрал де Брежи приближался с важным видом, звеня шпорами на сапогах из бычьей кожи и тряся красным пером на съехавшей на ухо шляпе так, что оно, казалось, вот-вот упадет.

Старый брюзга, как именовали в армии ворчливых ветеранов, отличался атлетическим сложением. Под алым плащом, на котором сверкало вышитое золотым кружевом солнце с распростертыми лучами, выделялись широкие, крепкие плечи и грудь. Очевидно, могучее здоровье позволяло ему выдерживать жизнь, полную пьянства и разврата. Сознание геркулесовой силы и храбрости, пробуждало в нем жестокость, драчливость и наглость, вызывавшие даже у самых миролюбивых людей, на которых падал его насмешливый взгляд, желание схватить его за горло и вздуть как следует, дабы научить хорошим манерам.

— Ага, мои хорошенькие пажи, так-то вы себя ведете, стоя на часах! С каких это пор солдатам было приказано болтать со штатскими во время несения службы? Только мое мягкое сердце удерживает меня от того, чтобы отправить вас всех под арест за подобное поведение! — загремел де Брежи.

— Капрал, — сказал Шампаньяк, — этот дворянин хочет поговорить с вами.

— Какой еще дворянин?

И он устремил такой пренебрежительный взгляд на нашего бретонца, что последний почувствовал, как краска гнева бросилась ему в лицо. Но помня о поставленной цели, он быстро взял себя в руки и начал:

— Капрал, я пришел от мэтра Бонларрона…

— Торговца вином и мясом с улицы Па-де-ла-Мюль? Он отличный хозяин! Гореть мне в пекле, если я когда-нибудь пробовал лучшее вино, чем у него! Очевидно, я задолжал ему десять — двенадцать пистолей. Если вы явились требовать у меня уплаты долга, то лучше бы вам торчать в погребе у мэтра Бонларрона и осушать помаленьку его самую большую бочку, так как этот мошенник Виларсо, начальник смотрителей королевских спаниелей, обчистил меня, играя в пикет, до последней монеты.

— Я ничего не знаю о ваших долгах…

— А о чем вы вообще в таком случае знаете, клянусь рогами Вельзевула? Когда я подходил, вы не показались мне косноязычным, так как болтали с моими солдатами, точно стая соек.

Жоэль сделал над собой усилие, чтобы сдержать раздражение, которое, несмотря на все благоразумие, вызывало у него подобное обращение. Он кратко изложил грубому солдафону то, что хотел от него узнать.

— Атос, Портос и Арамис? — проворчал капрал, раздраженно дергая себя за усы. — Да, я помню их всех. Атос был большой аристократ, граф чего-то там — не помню названия — который затмевал нас своими величавыми манерами, что не помешало ему подохнуть, как старому псу, в его замке в Блуа.

— А двое других?

— Арамис и Портос? Арамис был священником, иногда рядившимся в мушкетерский плащ, а Портос — великаном и обжорой…

— Черт возьми! — выпалил молодой человек; его голос дрогнул, из закушенной губы потекла струйка крови. — Вы не слишком снисходительны к вашим старым товарищам по оружию.

— Еще чего захотели! — прорычал ветеран с отвратительной злобой. — Им доставались все лакомые кусочки, покуда я ржавел в нижнем чине, затягивая пояс до предела, чтобы сэкономить на ежедневные кусок хлеба и глоток вина.

— Но что сталось с этими Арамисом и Портосом?

— Арамис сделался епископом, а Портос — бароном, но на королевские милости они ответили мятежом и неблагодарностью.

— Что вы имеете в виду?

— То, что епископ ваннский и барон дю Валлон были замешаны вместе с Фуке в заговоре, приведшем к аресту министра. Они и были теми двумя главарями, которые защищали Бель-Иль от королевских войск и ускользнули во время атаки. Я видел приговор, осуждавший на смерть эту пару за государственную измену.

Жоэль побелел сильнее, чем воротник его рубашки, в глазах его сверкнула молния, встревожившая наблюдавших, а с дрожащих губ сорвался негодующий протест:

— Портос — изменник? Это невозможно! Вы лжете!

Брежи ответил на это бешеным ревом. Жилы на его лбу напряглись, словно струны, широкая физиономия из красной сделалась фиолетовой, а рука стиснула эфес шпаги. Жоэль также схватился за оружие, но Шампаньяк и Эскриво бросились между ними.

— Господа, опомнитесь! Вы обнажаете шпаги перед королевской резиденцией!

Капрал вложил в ножны наполовину извлеченное лезвие и, шагнув вперед, проговорил с плохо сдерживаемым гневом:

— Молодой человек, вы произнесли слова, делающие вас равным мне по возрасту.

— Я сознаю последствия своих слов, — ответил Жоэль, — и готов за них отвечать.