Всё против нас - Анна Владимировна Дубинская

покидает нас с Таней.

– Да, знаю. Девчонки, идите без меня. До завтра, – Юля, взмахнув светлой копной волос, разворачивается и быстро идёт к Берковичу.

Я стою ошеломлённая и смотрю, как Юля обнимает сердитого шатена. Почему он не рад? Да, я уверенна почти на сто процентов – он не рад ее видеть. Зато Юлька сияет, как ёлка в Новый год.

– Пошли, чего застыла? – Танька толкает меня в бок.

– Пошли… – мельком взглянув на парочку, бормочу я.

В тот же самый момент Дамир вдруг смотрит на меня и нервно поджимает челюсть. Я резко отворачиваюсь.

Уже вне территории университета Танька задумчиво произносит:

– М-да, вот это финт. Как-то не ожидала, что Юля знакома с этим идиотом.

– Да… и я тоже не ожидала…

– Хотя, знаешь, город-то у нас как большая деревня. Все друг друга знают. Можно не удивляться. Просто Юля такая вся добренькая, а он такой псих. Не знаю. Странно как-то.

– Да, уж… Юля так ему обрадовалась, а он, кажется, совсем не захотел ее обнимать.

– Фиг знает. Завтра расспросим ее. Откуда она его знает. Может это и есть тот самый загадочный парень из-за которого она пришла сюда учиться?

– Ой, точно. Ты так думаешь?

Вместо ответа Таня громко чихает: – «Апчхи».

– Будь здорова.

– Блин, спасибо. Не знаю я. Завтра узнаем. Я думаю, да.

Глава 22

После универа я еду домой, чтобы перекусить и забросить тетради. Родители уже ждут меня и готовы ехать в больницу.

Я быстро пью чай, наотрез отказываясь от полноценного ужина, и мы выдвигаемся.

По дороге мама не произносит ни слова и не спрашивает, как прошел мой день. Я не удивляюсь этому.

Мы всё ещё с ней обижены друг на друга. И наше с ней общение склоняется к дежурным фразам типа: «С добрым утром», «Привет», «Пока».

Я думаю, мама ждёт от меня первого шага или какого-то разговора. Но я пока к нему не готова. Думаю, нам обеим нужно это пережить, что-то понять и переосмыслить. Возможно, со временем я пойму ее (хотя очень сомневаюсь), а она сможет принять меня такой, какая я есть так же легко, как принимает своего сына Богдана.

Папа после аварии изменился и стал все больше уходить в себя, в свои мысли. Но он находит в себе каплю иллюзорной весёлости, расспрашивает про первый учебный день и внимательно слушает мой короткий рассказ.

Я сообщаю, что все прошло хорошо и что теперь у меня есть подруги.

«Вот и умница» – бросает папа и в машине снова повисает гробовая тишина.

* * *

Больница стала мне вторым домом. Здесь по вечерам меня можно встретить каждый день. В последнее время поведение брата меня сильно настораживает, и я не могу оставаться спокойной, зная, что с ним не все в порядке.

Мама с папой разговаривают в коридоре с лечащим врачом Богдана, поэтому к нему в палату я прохожу одна.

– Привет, ну как ты? – слегка улыбнувшись, спрашиваю я и присаживаюсь на стул рядом с его кроватью.

– Никак.

Богдан скользит по мне безразличным взглядом.

Я выдыхаю с шумом и стараюсь унять дрожь в голосе и запихнуть поглубже слезы. Не хочу показывать, что мне хреново. Я думаю, ему сейчас это меньше всего хочется видеть.

Я начинаю бодро говорить:

– Через две недели тебя переводят в реабилитационный центр. Врач уже тебе сказал?

В ответ напряженная тишина. Я перевожу дыхание и продолжаю говорить:

– Там будет специальное оборудование для таких, как ты…

– Для таких, как я? – отмирает вдруг брат. – Ха, ты уже выделяешь меня в отдельную категорию людей? А может и вовсе «нелюдей», а? Может ты хотела сказать «овощей» да только побоялась меня зацепить?

– Что ты несёшь? Богдан, перестань. Я совсем не это имела в виду. В центре будут тренажёры и квалифицированные врачи. Ты сможешь заниматься и разминать свои ноги. Это поможет тебе…

– Хватит! – резко обрубает меня брат. – Ну не смеши меня, Кир! Сколько уже можно? Ты хоть себя слышишь?

– Слышу! И я хочу помочь тебе, понимаешь?

– НЕ НА ДО! Так ясно?

– Нет, не ясно. Объясни для тупой! Объясни, почему ты сопротивляешься лечению? Врач сказал, ты не выпиваешь все лекарства. Ты пропускаешь таблетки. Как ты это объяснишь? А?

– Зачем, если они не помогут. Эти пустышки. Да, я не пью лекарства. Так я хоть чувствую боль и понимаю, что я все ещё живой человек, а не мешок с потрохами.

– Богдан, ты должен лечиться! Ради нас всех! Ты же видишь, мы навещаем тебя каждый день, мы переживаем за тебя! Это ты совсем не ценишь?!

– Можешь не навещать, я освобождаю тебя от столь тягостного бремени, – сквозь злую усмешку бросает брат.

Из моих глаз рвутся слезы. Но я держусь. Черт возьми, мой брат просто сбрендил!

– Ты невыносим! Почему ты так? Почему ты так с нами поступаешь? Мама себе место не находит.

– Почему? – усмехается он.

– Да, почему ты так ведёшь себя?! Ты изменился! Какого хрена вообще происходит?

– Да потому что меня уже тошнит от всех вас! Ясно? Тошнит. Зачем ты вечно твердишь, что я встану, что я поправлюсь, когда я лежу, твою мать! Я без ног. Зачем ты обманываешь саму себя и пытаешься мне втолдычить этот бред? Зачем?

– Ты с ногами, Богдан. Успокойся! И ты поправишься, я не устану это повторять! Нужно только верить в себя! Есть случаи, когда люди полностью восстанавливались. Слышишь! И ты круглый идиот, если игнорируешь факты!

– Ты не понимаешь, чтО со мной происходит. И никогда не поймёшь. Думаешь, какого мне каждый день лежать здесь? А? Мне не встать, мне даже в туалет самому не сходить. Думаешь, это легко?

– Я понимаю тебя, Богдан. Тебе тяжело сейчас, как и всем нам. Но нужно бороться, нужно