Неоконченный портрет - Агата Кристи

Запинаясь, она проговорила:

— Я… нет. Я не знаю. О нет, я не могу.

Что чувствовала она рядом с ним, рядом с этим мужчиной, с этим пожилым молчаливым незнакомцем, которого прежде почти не замечала, — что она чувствовала, если не считать того, что была польщена его признанием?

— Я напугал вас, дорогая. Любовь моя. Вы так молоды, так чисты. Вы не можете понять, что я к вам испытываю. Я вас так люблю.

Почему не отдернула она тут же руки и не сказала сразу, твердо и честно: «Мне очень жаль, но у меня к вам таких чувств нет».

Почему вместо этого она стояла и беспомощно смотрела на него, чувствуя, как весь воздух вокруг пронизан токами?

Он нежно привлек ее к себе, но она противилась — в полсилы только, не оттолкнула его.

Ласково он сказал:

— Я не буду сейчас настаивать. Подумайте.

Он выпустил ее из своих объятий. Она медленно пошла к дому, поднялась к себе, легла и долго лежала на кровати, закрыв глаза, чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди.

Через полчаса к ней зашла мать.

Она присела на кровать, взяла Селию за руку.

— Мама, он сказал тебе?

— Да, ты ему очень небезразлична. Как… как сама ты к этому относишься?

— Не знаю, все… все это так странно.

Больше ничего сказать она не могла. Было странно — все было странно: чужие друг другу люди, оказывается могут влюбиться друг в друга — в одно мгновение. Она не знала, что она испытывала или чего хотела.

Менее всего понятно ей было — и не вызывало сочувствия — растерянность матери.

— Я не совсем здорова. Все время молюсь, чтобы тебе встретился хороший человек, с которым у тебя была бы хорошая семья, с которым ты была бы счастлива… Денег так мало… мне ужасно много пришлось в последнее время тратиться на Сирилла… Тебе так мало останется, когда меня не станет. Но я не хочу, чтобы ты выходила не любя, только из-за денег. Ты такая романтичная, а Прекрасных принцев и всего такого не бывает. Немногие женщины выходят замуж за того, к кому они питают романтическую любовь.

— Ты же вышла.

— Я вышла, да, но в любом случае не всегда разумно любить очень сильно. Это как незаживающая боль… Быть любимой лучше… Можно проще смотреть на жизнь… Мне так не удавалось. Если бы я знала больше об этом майоре… Если бы он безусловно мне нравился. Может быть, он пьет… Может быть, он… Всякое ведь может быть. Будет ли он о тебе заботиться, беречь тебя? Будет ли добр к тебе? Нужно обязательно, чтобы кто-то заботился о тебе, когда меня не станет.

Большую часть сказанного Селия пропустила мимо ушей. Деньги не имели для нее значения. Когда папа был жив, они были богаты, когда умер, — стали бедными, но Селия разницы не замечала. У нее был дом, сад и рояль.

Брак для нее означал любовь — возвышенную, романтическую любовь — и счастливую навсегда жизнь. Книги, которые она читала, жизненным невзгодам ее не научили. Смущало ее и приводило в замешательство то, что она понятия не имела, любит ли она майора де Бэра Джонни — или нет. За минуту до того, как он сделал ей предложение, она, конечно, ответила бы, что не любит. А теперь? Что-то он в ней разбудил — что-то страстное, волнующее и неясное.

Мириам попросила его уехать и дать Селии два месяца на раздумья. Он повиновался, но писал письма, а бессловесный Джонни де Бэр был мастером сочинять любовные послания. Письма его были иногда коротенькими, иногда длинными, двух одинаковых не бывало, и были это такие письма, о каких только и мечтают молодые девушки. К концу двух месяцев Селия решила, что влюблена в Джонни. Она отправилась с матерью в Лондон, вполне готовая сказать ему именно это. Когда же она его увидела, чувства ее резко переменились. Этот человек был для нее чужим, она не любила его. И она ответила ему отказом.

7.

Джонни де Бэр не так легко смирился со своим поражением. Он еще пять раз просил Селию выйти за него. Больше года забрасывал письмами, согласился «просто дружить», посылал ей всякие прелестные мелочи, упорно добиваясь ее благосклонности, и настойчивость его чуть было не дала плодов.

Все было так романтично… так похоже на картины ухаживания, которые рисовала Селия в воображении. Его письма, то, что в них говорилось… это было как раз то, чего она жаждала. Тут Джонни де Бэр был действительно мастак. Он был прирожденным любовником. Через его жизнь прошло немало женщин, и он знал, чем женщину привлечь. Знал он и как развернуть наступление на замужнюю женщину, и как пленить деву юную. Селия чуть было не поддалась ему, но не поддалась. Было в ней что-то незыблемое, что подсказывало, нужно ей это или не нужно и не давало ее провести.

8.

Как раз тогда-то Мириам и убедила дочь заняться чтением французских романов. Чтобы не запускать французский, сказала она. Среди книг были романы Бальзака и других французских реалистов.

Были и некоторые современные произведения, которые мало кто из английских матерей предложил бы читать своим дочерям.

Но Мириам сделала это с умыслом.

Она твердо решила, что Селия — такая мечтательная, просто витающая в облаках — должна узнать жизнь.

Селия послушно читала, но без особого интереса.

9.

Руки Селии добивался не только майор. Ральф Грэм, тот веснушчатый мальчик из школы танцев. Теперь он был владельцем чайной плантации на Цейлоне. Селия ему всегда нравилась, даже когда была девочкой. Вернувшись и встретив ее взрослой, он в первую же неделю отпуска попросил ее руки. Селия без колебаний отказала. У Ральфа гостил друг, и друг этот написал потом письмо Селии. Ему не хотелось бы перебегать дорогу Ральфу, но он влюбился в Селию с первого взгляда. Смеет ли он надеяться? Но ни Ральф, ни его друг не произвели впечатления на Селию.

А в тот год, когда к ней сватался Джонни де Бэр, у нее появился друг — Питер Мейтланд. Питер был несколькими годами старше своих сестер. Он был военным, и много лет его полк стоял за границей. Теперь его перевели служить в Англию. Возвращение Питера совпало с помолвкой Элли Мейтланд. Селии и Джейнет предстояло быть подружками невесты. На свадьбе Селия и познакомилась с Питером.

Питер Мейтланд был высокий и темноволосый. Он был застенчив, но скрывал это за приятной манерой говорить неспеша. Семейство Мейтландов было все такое же добродушное, общительное и беззаботное. Они не торопились никогда и никуда. Они опаздывали на поезд, — ну, ничего не поделаешь, придет когда-нибудь и другой. Если не успевали к обеду, — ну, голодными-то как-нибудь не останемся. У них не было ни честолюбивых желаний, ни энергии для осуществления этих желаний. И Питер как бы вобрал в себя наиболее характерные черты всего семейства. Никто никогда не видел, чтобы Питер куда-нибудь спешил. «И через сто лет будет все то же», — так он рассуждал.

Свадьба Элли устроена была по-мейтландовски. Миссис Мейтланд, крупная, рассеянная и добродушная, никогда не вставала раньше полудня и частенько забывала распорядиться о еде. Главным занятием в то утро были попытки «втиснуть маму в свадебный наряд». Поскольку она питала отвращение к примеркам, ее кремовое атласное платье вышло очень тесным и причиняло неудобства. Невеста засуетилась: с умом поработав ножницами, прикрыв орхидеями другие изъяны, сделала так, что маме стало удобно. Селия пришла пораньше — помочь: в какой-то момент и в самом деле казалось, что Элли так и не сыграет в этот день свадьбу. Когда ей пора было уже завершать свой туалет, она еще преспокойно сидела в одной сорочке и занималась педикюром.

— Хотела это сделать вчера вечером, — объяснила она. — Но как-то вот не собралась.

— Экипаж уже здесь, Элли.

— Правда? О, тогда пусть кто-нибудь позвонит Тому и скажет, что я опоздаю на полчасика… Бедняжка Том, — добавила она задумчиво. — Он такой славный малый. Мне бы не хотелось, чтобы он мучился в церкви, считая, что я передумала.

Элли выросла высоченной — в ней было почти шесть футов. А жених был пяти футов пяти дюймов и, по словам Элли, «такой веселый малый — такой приятный».

Пока Элли, которую удалось все же уговорить взяться за ум, завершала, наконец, свой туалет, Селия вышла в сад, где капитан Питер Мейтланд мирно раскуривал трубку, нимало не волнуясь по поводу того, что сестра опаздывает.

— Томас — малый разумный, — сказал он. — Он знает, что она за человек. Он и не ждет, что она приедет вовремя.

Он немного робел, разговаривая с Селией, но, как часто бывает, когда встречаются два застенчивых человека, скоро обнаруживается, что им легко друг с другом.

— Вы, должно быть, считаете нас странной семейкой? — сказал Питер.

— У вас, мне кажется, нет ощущения времени, — смеясь, ответила Селия.

— А зачем жить наспех? Спокойнее надо быть — наслаждаться жизнью.

— А так разве достигнешь чего-нибудь?