Нф-100: Небо в зеленой воде - Ольга Скубицкая

- Повторяю еще раз. Теодор Джованне занимается колдовством? Он тоже присутствовал на ваших шабашах и подвергался воздействию дьявольского отродья? - выкрикнул священник, стараясь запугать меня и, наконец, заставить произнести хоть слово. В это время хорошо одетый худощавый мужчина заговорил со стоящими рядом о том, что ошибкой было отпустить Теодора Джованне, необходимо отправить карающий отряд на его поиски. И вот тут я по-настоящему испугалась, испугалась первый раз за этот кошмарный день, испугалась не за себя, за него. Мне пришлось собрать все свои скудные силы. Я постаралась вложить в голос как можно больше спокойствия, равнодушия и презрения.

- Зачем этот слабый сморчок Его Темному Величеству? Он лишь жалкая жертва, ничем не примечательная, - вымолвила я и демонически захохотала, стараясь усилить убедительность слов. Высокомерие полилось из меня широкой рекой, когда я снова заглянула в недоумении отворачивающиеся лица присутствующих. Мне трудно давался этот спектакль, я ведь прожила почти всю жизнь покорной служанкой, но сил предавало необоснованное, но мощное желание защитить Тео. Его безопасность вышла для меня на первый план. 'Он - самое главное'.

Казалось, этот ответ вполне удовлетворил собравшихся. Священник боялся, что если его помощник связан с ведьмой или является колдуном, то его самого могут заподозрить в чем-либо, остальные же обрадовались, что не придется старательно разыскивать сбежавшего парня.

- С какой целью ты наслала порчу на одного из жителей города? - продолжил допрос обвинитель.

- Он мешал мне, он слишком неистово молился в ночи безудержных шабашей, - придумывала я на ходу, подмешивая в голос нужные зловещие интонации. - Его непоколебимая вера сбивала проведение нужных колдовских обрядов.

Выражения на лицах мужчин стали боязливо-брезгливыми. Они страшились меня.

Более у меня ничего не спрашивали. Дальнейшее обвинение продолжалось без моего участия. Священник и еще несколько человек произносили обличительные речи, временами переходя на крики, и призывали Господа покарать недостойную грязную ведьму и обрушить на нее молнии божественного гнева.

Убедившись, что Тео больше ничего не угрожает, я выдохлась и теперь едва ли слышала их слова.

- Сделка с дьяволом, шабаш и колдовство - совершенные тобой мерзкие преступления, творимые по наущению Дьявола, нанесли такое оскорбление Господу и так навредили мирным жителям города, что ты приговариваешься к смертной казни через божественное очищение.

Я прекрасно понимала, что значит эта фраза. По телу, вопреки всему моему знанию, побежали мурашки ужаса.

Когда меня вывели на улицу из мрачной темницы, уже вступила в полные права звездная весенняя ночь. К площади меня вели под усиленной охраной шестерых крепышей. Священный суд действительно боялся, что слабая женщина со связанными за спиной руками может оказать сопротивление и вырваться на свободу. Большинство из них свято верило в то, что я грязная ведьма, умеющая колдовать, отчасти они были правы, я являлась носителем чего-то сверхъестественного, но от Бога это или от дьявола, и сама не знала. Одно лишь знала точно - окружающие не имеют и малейшего представления о нашей с Тео силе, и здесь бы я не оказалась, если бы не его предательство.

Пока мы продирались сквозь толчею собравшихся со всего города жителей, толпа подхватывала и скандировала кем-то брошенные возгласы: 'Ведьма!', 'Убить ведьму!', 'Покарать!', 'Казнить!'.

Среди месива искривленных масками злобы лиц временами я замечала жалостливые или грустные, у одной из женщин по щекам даже побежали слезы, которые она тут же смахнула, оглядываясь и боясь, что кто-нибудь заметит. Приглядевшись, я узнала Марту. Сердце защемило. Оказывается, очень трудно прощаться с жизнью, даже если точно знаешь, что это еще далеко не конец. Очень трудно расставаться с близким и греющим душу, с дружбой, любовью, родными. Родные давно в могиле, любовь приговорила к смерти и единственное оставшееся верным - дружба плакала обо мне, провожая в далекий путь без возврата.

'Вернуться я всегда смогу, хотя бы как зритель поглазеть снова на тот радостный вечер, когда встретила Тео или на солнечный день, где мне было так легко, целостно и счастливо в его объятьях на солнечной поляне у ручья', - думала я, в то время как ноги подкашивались от быстрой ходьбы. Подол юбки разорвался в нескольких местах под натиском наступающих ото всюду толпящихся ног. Меня бы затоптало в пыль, как придорожный цветок, обезумевшее стадо людей, если бы стражники не протискивали дальше и временами не покрикивали и не тыкали оружием в обступившую массу народа.

Наконец мы добрались до возвышения в центре площади. Проведя по деревянной лесенке, меня привязали к толстому столбу, под которым грудилась огромная стопка аккуратно сложенных пирамидкой дров. Небольшую площадку вокруг возвышения окружили стражники, сдерживая гудевшую и продолжавшую скандировать толпу.

- Ведьма! Ведьма! Ведьма! - звучало со всех сторон.

Напротив, в некотором отдалении, разместился суд инквизиции в полном составе, они по-прежнему избегали встречи с моими глазами.

- Слушайте, жители города, правоверные христиане, - провозгласил священник, запрокинул голову и распростер руки к небу. Толпа, обступившая нас живым неугомонным ульем, затихла.

- Мы, как верные чада господа, да восславим его силу и справедливость. Да защитит он от грязных посягательств антихриста наши кристальные души. Грехи этой женщины неоспоримы, как и всякая женщина, она есть существо низшее: слабое, ветреное, неверное, тщеславное, болтливое и падкое до любого соблазна, что делает ее законной добычей дьявола. Нет чуда в том, - говорится в 'Молоте ведьм', - что еретичеством ведовским паче осквернены жены, нежели мужи. Она виновна в ужасных деяниях: сделке с дьяволом, шабаше и нанесение ущерба колдовством. Вина ее полностью и неоспоримо доказана. Свидетель ее грязных поступков, богобоязненный и верный сын господа, был подвергнут ее мерзкому колдовству и с трудом при помощи божественной молитвы смог спасти свою жизнь и скрыться в святых местах для очищения и исцеления. - Мужчина перевел дух, а человеческое стадо единодушно загомонило.

- За оболочкой женщины скрывается, холодная гадюка, склизкая жаба, опустошающая саранча. Она испепеляла жарой наши поля, насылала мор на наших животных, ранила наших детей. Нет ей прощенья, нет прощенья дьявольскому отродью, - заорал священник, перекрываемый гулом толпы.

- Предадим же ее огню, только святой огонь способен очистить город от мерзостного воздействия ведьмы! - на последних словах он поднял в воздух сжатый кулак в воинственном злобном жесте, совершенно не соответствующим заветам любви и всепрощения христианской религии. В ответ заполненная площадь с поднятыми вверх кулаками проорала: 'Сжечь'!

Священник самолично взял из рук стражника подожженный факел и запалил все бревна подо мной по кругу.

Красные языки, пожирая дерево, радостно заплясали, подымаясь вверх к моим ногам. Столб дыма устремлялся в звездное небо. Ветер озверело дул в лицо, полоща пряди растрепавшихся волос. Я - Арина от первобытного страха на секунду очнулась, только чтобы снова затихнуть, сбиваемая мыслями Я - Элизы.

Я - Элиза почти не боялась. Защитить себя от огня без второй половины силы не получилось бы, но я могла нырнуть в одну из прошлых жизней, чтобы пропустить муки сжигаемого заживо тела, но медлила. Рука, отведенная за спину, сжимала изумрудную ленту и поглаживала пальцем ее края. В последние минуты своего теперешнего существования я вспоминала лишь Тео, хотелось в последний раз коснуться его, заглянуть в глаза, смешать его живительный поток силы со своим, стать единым целым. Желание было столь сильным и всепроникающим, что сила несдержанным пузырьковым ручьем устремилась куда-то в далекое пространство, удаляясь и невидимо растягивая меня все дальше и дальше. Я простиралась невидимым щупальцем, преодолевая километры, мысленно умоляя дотянуться до Тео.

'Только бы достать, только бы дотронуться', - молила я холодные равнодушные звезды, задрав голову и глядя в темное небо, пока огонь быстро подбирался к ногам.

Отчаянье и дикое желание придало мне сил. Через несколько напряженных минут я почувствовала Тео ближе, я растянулась силой так далеко, что даже приблизительно не представляла многокилометровое расстояние нашего физического удаления друг от друга, лишь ощущала, что он все ближе и ближе.

Дым застилал лицо, и безжалостное пламя облизнуло голые ступни. Я закашлялась и вздрогнула от нестерпимой боли. Толпу и суд инквизиции переполняло разочарование из-за моего непоколебимого безмолвия, они привыкли к крикам и стонам погибающих жертв, а получили только страдальческие гримасы.

'Еще немного, еще чуть-чуть', - уговаривала я себя, до крови закусив губу, борясь с болью и боясь кричать и ненароком сорвать сосредоточенность и целеустремленность невидимого силового щупальца.