Августин. Беспокойное сердце - Тронд Берг Эриксен

Сочинение о свободной воле — это уже существенный разрыв с манихейским детерминизмом, который рассматривал злые силы в качестве самостоятельных действующих лиц (1,1–3). Когда Августин отказался от манихейского дуализма в пользу неоплатоническо–христианского монизма, в его мышлении уже не осталось места для зла как собственной субстанции или агента. Зло — это только тень и недостаток добра (Исп. VII, 11–12). Таким образом на зло можно взглянуть новыми глазами. Августину важно объяснить, почему и каким образом единственный и всемогущий Бог не ответственен за существующее в мире зло.

Учение о свободной воле полностью приписывает моральную ответственность действующему человеку и защищает Бога от всех обвинений. Ибо человеческая душа получила свою свободную волю от самого Бога. А потому душа не может считаться по–настоящему свободной, если она выбирает для себя нарушение закона Божия. Добрая воля счастливого человека использует свою свободу, чтобы почтить Творца души и Дарителя свободы. Падение Адама объясняется именно злоупотреблением свободой души. Ад ам покинул Бога, и потому Бог покинул его. Это была первая смерть души (О граде Бож. XIII, 15).

До грехопадения Адам был физически здоров, не знал ни боли, ни горя и жил в полнейшем душевном покое (О граде Бож. XIV, 10). Кроме того, его любовь до падения была «невозмутима» (imperturbatus). Душа Адама непосредственно любила тело, потому что между ними царило согласие. Поэтому воскресение плоти есть необходимое условие победы Творца над смертью. Ибо душа не будет полностью блаженна, если не будет восстановлено безоблачное райское единение души и тела.

Свободная воля — причина греха, и тем не менее в исходной точке она — добро (О своб. реш. II, 47–49; Исп. VII, 16). Сам Бог создал гармоничный мировой порядок. Таким образом, по иерархии Августина, свободная воля может помещаться между материей и Богом. Зло, говорит он снова, объясняется контрастами, которых требует гармония. В трактате «О свободном решении» присутствуют элементы христианского естественного права; в нем говорится о вечном законе, из которого все временные законы черпают свою силу и справедливость. Вечный закон неизменен и не может быть стерт из человеческого сознания, гармония в жизни отдельного человека зависит от того, насколько человек позволяет этому вечному закону управлять своей жизнью. Люди мудры лишь тогда, когда они подчиняются этому закону. Это дает им душевный покой и удовлетворенность (I, 29–31).

Однако большинство людей глупы, ибо они вместо этого позволяют управлять собой страстям и порокам. Воля делает нас рабами страстей. Таким образом, наша глупость и несвобода, в известном смысле, суть наша собственная вина. Ведь не желание счастья делает нас счастливыми, но желание правильного. Человек стремится к цели, но лишает себя тех средств, которые необходимы, чтобы достичь ее. Зло в мире объясняется именно свободой выбора между повиновением либо вечному закону, либо страстям. Большинство выбирает как раз последнее. Бог не сделал человека неспособным грешить, но дал ему способность выбирать доброе и правильное, утверждает Августин. Следовательно, свободная воля — это дар Божий (О своб. реш. II, 46–47). Только благодать дарит человеку свободу. Чем больше воля уступает благодати, тем она свободнее. Ибо истинная свобода — это служение Христу (ср. Рим. 6,20–22). Тот, кто свободен от ограничений греха, становится инструментом справедливости (Расужд. на Еванг. от Иоан. 41, 8).

В трактате «О свободном решении» заинтересованно обсуждается отношение между Провидением Божиим и человеческой свободой. Эводий не понимает, как эти Две величины могут соединиться (III, 3–5). Бог знает, что Должно случиться, говорит Августин, но то, что случается, происходит в результате человеческой свободы, а не в результате божественной необходимости. Бог знает о нашей свободе и знает, на что мы должны ее употребить. Когда дело касается других людей, мы прекрасно знаем заранее, как им следует поступить, но, тем не менее, не принуждаем их к этому. Если наше знание о чужих действиях и поступках не препятствует свободе других людей, то и знание Бога о том, что должно случиться, соотносимо со свободой людей. Провидение так же относится к будущему, как воспоминания к прошлому. Ведь не воспоминания были причиной тех или иных действий в прошлом. Поэтому и Провидение не может служить причиной будущих действий. Таков главный пункт в защите Августином' установленного Богом порядка.

В этом сочинении есть интересный отрывок о самоубийстве (III, 23), в котором Августин говорит, что самоубийство часто проистекает не из желания уничтожения, но из желания покоя. Тот, кто хочет избавиться от больших мучений и ищет спасения в смерти, желает на самом деле избавиться от своей ноши и избежать трудностей. Однако покой и смерть не одно и то же. На самом деле в покое больше жизни и больше действительности, чем в беспокойстве. Ибо покой имеет протяжение во времени и потому больше заслуживает того, чтобы называться жизнью, чем беспокойство. Тот, кто лишает себя жизни, желает именно того дополнения к жизни, которую может дать только покой.

На ранней стадии учение Августина о свободе не лишено точек соприкосновения с учением о свободе, которое позже стал проповедовать Пелагий и которое Августин тогда бурно отверг. Последняя книга трактата «О свободном решении» была, по–видимому, закончена не раньше 393 года. В 395 году Августин послал готовую книгу Павлину Ноланскому (Письма, 31). В более поздних произведениях Августин говорит о свободной воле уже более осторожно и не с таким оптимизмом, как здесь. Учение о свободной воле он признает и в «Исповеди» (VII, 3). В течение жизни Августин несколько раз перерабатывал это свое учение и снабжал его добавлениями, чтобы подчеркнуть разницу с учением Пелагия.

В 383–384 годах, собираясь в Милан, Августин жил в Риме у богатого манихея Константина. Но где Августин жил в Риме и как платил за себя в 388 году, когда уехал из Милана, нам неизвестно. После отъезда Августина в Рим Ве–рекунд, хозяин дома, в котором Августин жил в Кассициаке, принял в Милане крещение и вскоре умер. Прожив год в столице мира, Августин вернулся обратно в Тагасту. Он решил жить как servus Dei — «слуга Божий», то есть христианин со строгими идеалами совершенства, но не имевший сана священника и связанных с ним обязанностей. Такой выбор прежде всего означал отказ от карьеры, брака и семьи. Люди, желавшие принадлежать к подобному единству, организовывали сообщества и союзы, которые обменивались письмами и посещали друг друга для бесед.

Возможно, в то же время Августин начинает писать два обвинительных сочинения против манихеев, где критикует их мошенничество и двойную мораль: «О нравах католической церкви» и «О нравах манихеев». В первом сочинении он обсуждает проблему авторитета и природу счастья. Счастье заключается в обладании лучшим, которое должно быть тем, что мы не можем потерять добровольно. Душа есть высшее добро тела, а главное добро души есть нечто, что находится вне и выше ее самой. Счастлив лишь тот, кто обладает Богом. Обладать Богом —это быть внутренне просвещенным и полным Его истины и святости. Бог есть высшее добро и ничто, помимо нашей воли, не может отлучить нас от Него (Рим. 8,38–39). С этим согласны и Ветхий, и Новый Завет. И тем не менее манихеи не видят никакой связи межу этими двумя частями Священного Писания. Бог один и тот же и в Ветхом, и в Новом Завете, утверждает Августин. Представление манихеев, будто есть два разных бога — это глупость и святотатство. Здесь Августин впервые ссылается на учение апостола Павла о благодати, которая излилась в сердца наши Духом Святым (Рим. 5, 5). Это сочинение говорит о необычайно глубоком прочтении Библии, в нем Августин пытается подвести фундамент под свое мышление, ссылаясь на Писание по каждому пункту.

Августин был немало раздосадован, когда, уже отказавшись от учения манихеев, почувствовал себя обманутым ими. Он говорит, что они распространяют ложь о Библейских Писаниях, и приводит аргументы в пользу того, что Ветхий и Новый Завет должны читаться как единая весть. Он в первый раз подчеркивает значение Церкви как фундамента общественного здания и праведной жизни. Противореча учению апостола Павла, Августин все время подчеркивает, что зерно христианской жизни находится в нашей любви к Богу больше, чем в Его любви к нам. Четыре основные добродетели — умеренность, мужество, благоразумие и справедливость—могут порождаться любовью к Богу, считает он. Все социальные беды объясняются тем, что мы любим себя вместо того, чтобы любить Бога. Любовь к ближнему тоже необходимо вытекает из преданности Богу. По этому вопросу между Моисеем и Христом существовало полное согласие (Мф. 22,40).

Во втором сочинении — «О нравах манихеев» — Августин повторяет многие из своих старых возражений против манихейского дуализма. В его дальнейшем творчестве они будут повторяться еще не раз. Зло не материально и не идентично с материей. Нет ничего удивительного, что нравы и обычаи в манихейском лагере не выдерживают критики, если учение манихеев построено на таких значительных ошибках, говорит он.