Образ общества - Макс Вебер

Нет никакого сомнения в том что специфические элементы «богослужения» - молитва и жертвоприношение - заимствованы из магии. В молитве граница между магической формулой и просьбой стерта именно технически рационализированные формы молитвы с помощью различных технических приспособлений, повешенных на ветру или приколотых к изображениям богов полосок святой бумаги с молитвами, или тщательно сосчитанных четок (почти все это - продукты индуистской рационализации принуждения богов) повсюду ближе к магической формуле, чем к просьбе. Однако и в слабо дифференцированных религиях существует подлинная индивидуальная молитва в виде «просьбы», обычно молящийся в чисто деловой, рациональной форме перечисляет свои заслуги перед богом и высказывает надежду на воздаяние. Жертвоприношение тоже сначала являло собой магическое средство. Частично оно прямо служит принуждению богов боги также нуждаются в возбуждающей экстаз соме колдунов, поэтому их можно по древним арийским представлениям заставить посредством жертвы совершать необходимые действия. С ними можно даже заключить двусторонний договор такой характер носили чреватые столь серьезными последствиями представления израильтян. Жертва может быть также магическим средством, с помощью которого гнев бога, вызванный определенными действиями, переносится на другой объект, будь то козел отпущения44 - или (особенно) человеческая жертва. Но важнее и, вероятно древнее другой мотив жертвоприношение в частности жертвоприношение животного, должно установить «communio»45 - совместную трапезу, скрепляющую братскими узами жертвователя с богом. Это результат эволюции еще более древнего представления согласно которому, разорвав и съев сильное (позже священное) животное, можно обрести его силу Магическое значение такого или иного характера - существует множество разновидностей - может, даже если подлинные, «культовые» представления в существенной степени определяют смысл совершаемых действий, придать жертвоприношению известный оттенок. Оно может также вытеснить идею культа и вновь восторжествовать ритуал жертвоприношений уже в Атхарваведе46, а тем более в Брахманах, представляет собой, в отличие от древних северных жертвоприношений, чистое колдовство. Отход от магии являет собой представление о жертвоприношении либо как о дани, например первых плодов, чтобы божество дозволило человеку пользоваться остальным, либо как о «каре», которую человек сам наложил на себя, дабы избежать божьего гнева. Правда, и здесь еще отсутствует «осознание греха», все совершается (в частности, в Индии) с трезвой деловитостью. С утверждением представлений о могуществе бога и личной 97

 

подвластности ему начинают преобладать немагические мотивы. Бог становится могущественным господином, он может и не совершить желаемого, поэтому его нельзя принудить магическими средствами, а можно лишь умилостивить просьбами и дарами. Однако все то новое, что привносят, в отличие от простого «колдовства», эти мотивы, являет собой столь же трезвые по своему характеру рациональные элементы, как мотивы самого колдовства «Do ut des»47 - таково их основное правило. Это свойство присуще повседневной и массовой религиозности всех времен и народов и всем религиям вообще. Устранение «посюсторонних» внешних бед и дарование «посюсторонних» внешних преимуществ - таково содержание всех обычных «молитв», даже в самых потусторонних религиях. Все, что выходит за эти пределы, - результат специфического процесса развития с двумя особенностями. С одной стороны, это результат увеличивающейся рациональной систематизации понятия бога и мышления о возможном отношении человека к богу, с другой - характерного отступления исконного практического расчетливого рационализма. Параллельно рационализации мышления «смысл» религиозного поведения все меньше ищут в чисто внешних преимуществах экономической повседневности, цель религиозного поведения «иррационализируется», пока наконец эти «внемирские», т.е. прежде всего внеэкономические, цели не становятся специфической чертой религиозного поведения. Именно поэтому одной из предпосылок такой «внеэкономической» в указанном здесь смысле эволюции является наличие специфических ее носителей. Те формы отношения к сверхчувственным силам, выражением которых служат просьба, жертвоприношение, поклонение, можно определить как «религию» и «культ» в отличие от «колдовства» в качестве магического принуждения и тем самым считать «богами» те существа, которым в религии поклоняются, к которым обращаются с просьбами, «демонами» же - тех, на которых оказывают давление и которых заставляют повиноваться с помощью магических средств. Провести полностью такое разделение почти нигде нельзя, ибо и в ритуале «религиозного» в указанном смысле культа почти всегда содержатся многочисленные магические компоненты. В процессе исторического развития это разделение происходило обычно просто таким образом, что при подавлении какого-нибудь культа светской или церковной властью и утверждении новой религии древние боги продолжали существовать в виде «демонов»

§ 2. Колдуны - священники

В социологическом аспекте это разделение сводится к появлению особых «священнослужителей», отличных от «колдунов». В реальной действительности границы здесь 98

очень размыты, как, впрочем, и во всех социологических явлениях. Признаки понятийного отграничения также не могут быть однозначно установлены. Можно в соответствии с указанным делением на «культ» и «колдовство» определять как «священнослужителей» тех профессиональных функционеров, которые оказывают влияние на «богов» посредством поклонения, в отличие от колдунов, которые заставляют «демонов» повиноваться с помощью магических средств. Однако во многих религиях, в том числе и в христианской, в понятие священнослужителя входят и магические свойства Можно определять «священнослужителей» и как функционеров регулярно действующего, организованного предприятия по оказанию влияния на богов, в отличие от индивидуальных действий колдунов, происходящих от случая к случаю. Между крайними типами этой противоположности существует скользящая шкала переходов, но в своих «чистых» типах эта противоположность однозначна, и признаком священства можно считать наличие каких-либо постоянных мест культа в сочетании с определенным аппаратом культа. Решающим для понятия священнослужителя можно также считать то, что эти фукционеры состоят - независимо от того, наследственна ли их должность или нет, - на службе обобществленного социального объединения, каким бы ни был его характер, следовательно, являются его служащими или учреждениями и действуют исключительно в интересах его членов, а не как колдуны, свободные в своих действиях. И это концептуально ясное противоположение в действительности, конечно, размыто Колдуны нередко составляют прочную ассоциацию, а в некоторых условиях даже наследственную касту, которая может обладать внутри определенных сообществ монополией магии. С другой стороны, и католический священник не всегда «назначен» на должность, в Риме, например, он нередко - просто странствующий монах, который еле сводит концы с концами, служа мессы от случая к случаю. Иногда священнослужителей определяют как людей, занимающих должность на основании обладания специальными знаниями и профессиональной квалификацией, в отличие от тех, кто совершает религиозные действия посредством личных качеств (харизмы), подтверждая их чудесами и откровением, т.е. от колдунов и «пророков». Однако провести такое разделение между подчас высокообразованными колдунами и отнюдь не слишком образованными в некоторых случаях священнослужителями также нелегко. Различие следует искать в качественном характере, в характере общей природы знаний в том и другом случае. Позже (при рассмотрении форм господства) нам придется установить различие между подготовкой харизматических колдунов, основанной отчасти на «воспитании пробуждения» 99

посредством иррациональных средств, направленных на новое рождение, отчасти же представляющей собой чисто эмпирическое обучение приемам деятельности, с одной стороны и рациональным образованием и дисциплиной священнослужителей - с другой хотя в реальной действительности и эти признаки могут быть присущи обоим типам. Если же считать признаком «доктрины», признаком, характеризующим священство, развитие рациональной системы религиозного мышления и, что нам особенно важно, развитие систематизированной специфически религиозной «этики» на основании единого установленного учения, которое признано «откровением» (например, так, как в исламе различается книжная религия от простого язычества), то из понятия священства придется исключить не только священнослужителей синтоизма в Японии, но и могущественные иерократии финикийцев; тем самым концептуальным признаком служила бы, правда, чрезвычайно важная, но не универсальная функция священства. Принимая во внимание многообразные возможности проведения искомого различия, ни одна из которых не ведет к установлению твердых границ, мы полагаем, что наша цель заключается в том, чтобы считать признаком священства регулярное отправление обособленным кругом лиц культовых действий, связанных с определенными нормами, местом и временем и определенными группами людей. Без культа не может быть священства, но культ может существовать и без профессиональных священнослужителей, например в Китае, где культ официально признанных богов и духов предков отправляется исключительно государственными органами и отцами семейств. В среде «колдунов» чистого типа также существует послушничество и доктрина, как, например, в братстве Hametze у индейских племен и подобных им во всем мире они имеют большую власть, и устраиваемые ими магические по своей сущности празднества занимают центральное место в жизни народа, однако они не совершают постоянных культовых действий, и поэтому мы не будем называть их священнослужителями Как в культе без священнослужителей, так и в действиях не знающего культа колдуна обычно отсутствует рационализация метафизических представлений, так же как и специфическая религиозная этика. То и другое полностью развивается в среде самостоятельного священства, специализировавшегося на длительном совершении культовых действий и проблемах практического руководства верующими в деле спасения души. Поэтому в классическом китайском мышлении этика превратилась в своем развитии в нечто совсем иное, чем метафизически рационализированная «религия». То же относится и к этике древнего буддизма, лишенного