Костяной склеп - Линда Фэйрстайн

— Это ее обычная подпись? Катрина не писала свое имя полностью?

Беллинджер взял у меня из рук документ.

— Да, у нее была простая и четкая подпись, вроде бы такая. Правда, Катрина обычно ставила оба инициала, и буква «Г», на мой взгляд, выглядела несколько готически. — Он прикрыл глаза, словно старался представить ее подпись. — Определенно, эту «Г» было бы гораздо труднее подделать, если это заявление писала не она.

Не я навела Беллинджера на мысль, что документ подписан не рукой Грутен.

— Почему вы решили, что это не ее подпись?

— Я… хм… даже не знаю. Она когда умерла? Я имею в виду, что после двадцатого Катрина на работу больше не приходила, если я не ошибаюсь. Может, ее уже не было в живых, и убийца написал это, чтобы я не беспокоился из-за ее отсутствия.

— А вас это обеспокоило?

— В то время меня не было в городе, на праздники мы гостили у родственников жены. И я до самого января, пока не вернулся в музей, не знал об увольнении Катрины. Ее уже не было, и я подумал, что она вернулась на родину. Мне оставалось лишь ждать, что она сообщит свой новый адрес, как только обоснуется дома.

— Когда Грутен работала у вас, у нее был свой компьютер? — поинтересовался Майк.

— Да, конечно, — кивнул Беллинджер.

— И собственный адрес электронной почты? — Я начинала догадываться, к чему Майк клонит.

— Насколько мне известно, единственный адрес Катрины был именно здесь. В ее деле вы найдете пару писем, которые пришли после того, как она переехала в Южное полушарие. — Он сам поправил себя: — После того, как уволилась. Потом где-то в середине этого года у нас поменялась вся компьютерная система, мы приобрели новую технику и программное обеспечение. Я поручил главе нашего отдела информационных систем войти в компьютер Катрины и проверить, не поступило ли на ее адрес чего-нибудь касающегося предстоящей выставки.

— Что-нибудь нашли?

— На самом деле ничего важного. Несколько ответов от разных зарубежных музеев на наши запросы. Дело в том, что достаточно много наших экспонатов передано во временное пользование другим музеям, и Катрина хотела просмотреть фотографии, чтобы отобрать среди них те, что могли пригодиться для выставки. Я переслал эти ответы членам организационного комитета — Гейлорду, Фридрих, Посту и другим.

— Личных посланий не было?

— Все должно быть в досье, которое вы держите в руках. Несколько поздравлений с Рождеством и Новым годом от ее знакомых, живущих как здесь, так и за рубежом.

Я открыла папку и пролистала ее содержимое в поисках этих писем. Мой взгляд привлекла фотография молодой женщины с музейного пропуска, выписанного почти три года назад. Между ним и поляроидным снимком, сделанным в ночь, когда мы нашли тело Катрины, был ошеломительный контраст. На снимке трехлетней давности Грутен улыбалась, ее лицо было полнее, а русые волосы с каштановым отливом казались пышными, как в рекламе средства для химической завивки.

Развернув папку, я показала фотографию Мерсеру.

— Что-нибудь не так? — спросил Беллинджер.

— Я прежде ее видел лишь на снимках, сделанных предыдущей ночью. Понимаю, что прошло несколько лет, но все же, насколько она здесь на себя похожа?

Беллинджер подошел к нам и взглянул на фотографию.

— Очень похожа. Такой Катрина была до прошлой осени. До тех пор, пока она не стала терять вес и у нее появилась эта ужасная бледность.

Майк вытащил из кармана куртки ту фотографию, которой располагали мы. Беллинджер взглянул на нее и снова закрыл глаза.

— Не хотел бы запомнить ее такой, но здесь она определенно похожа на ту, какой стала в последнее время.

Вполне возможно, что Пьер Тибодо и не лгал. Просто невероятно, как сильно изменилась внешность молодой женщины всего за пару месяцев до смерти.

— А как насчет ее квартиры? — спросил Мерсер. — Вы не узнавали, что теперь с ее вещами?

— Мы с женой однажды зашли к домовладельцу, у которого Катрина снимала жилье. Погодите, когда же это было… Кажется, в середине января. К тому моменту Катрина уже на десять дней задержала квартплату, и хозяин решил позвонить в музей, чтобы навести о ней справки. Никто из немногочисленных соседей Катрины не видел ее уже несколько недель, а моя секретарша сообщила, что Грутен уволилась и выехала из страны. После этого домовладелец прибрал помещение и снова сдал, прежде… — Он не закончил, поскольку Майк перебил его:

— А как же ее вещи? У нее ведь и какие-то сбережения, наверное, были?

— Вещей у Катрины было совсем немного. Ну и он счел, что она ему задолжала плату за последний месяц. И поскольку никакой информации она не оставила, хозяин дома устроил распродажу ее вещей, а что сбыть не смог, просто вынес на тротуар.

Майк наверняка сейчас думал о том, что среди этих вещей могли быть и ценные улики. Я же представила себе скромные пожитки молодой женщины. Семейные фотографии, бережно хранимые книги по искусству, возможно, какая-нибудь фамильная реликвия — кольцо или браслет, — переходящая по наследству. Все это выброшено или отдано за гроши в чужие руки взамен неуплаченной ренты владельцем дешевого дома, который, скорее всего, даже не задумался о причинах исчезновения квартирантки.

— То, чем Катрина тут занималась, все эти средневековые могильники и скульптуры, как все было на самом деле? — стал допытываться Майк. — Она это делала по собственной воле или выполняла ваши поручения?

— Это была ее специализация, детектив, она ее выбрала сама.

— Мрачноватое занятие, вам не кажется?

— Не мрачнее вашего, мистер Чепмен, — парировал Беллинджер. — Пожалуй, то же самое вам скажет большинство моих коллег. Не хотите взглянуть, чем именно она занималась? Я вам могу показать на обратном пути.

Мерсер взял папку с личным делом Грутен, и мы следом за Беллинджером направились к лифту, потом спустились по лестнице. Небо заволокло облаками, и в закрытый монастырский дворик сквозь просветы падали причудливые тени. Когда мы вошли в это здание с другой стороны, то увидели, что практически каждая арка его галерей украшена причудливыми изображениями животных.

— Она их любила, мисс Купер. Я часто замечал, как Катрина зарисовывала этих диковинных зверей, не обращая внимания на дождь или холод. — Беллинджер помог мне спуститься на ступеньку ниже, откуда было удобнее разглядывать весь каменный зверинец. — Вот это мантикора, видите? Лицо человека, тело льва и хвост скорпиона. Забавная комбинация, не так ли? А с этого пеликана Катрина сделала слепок для выставки. Он пробивает себе грудь клювом, чтобы оживить своей кровью мертвых птенцов.

Мы проследовали в двухэтажное здание, расположенное в юго-западной части музейных владений.

— Это нечто вроде мертвецкой с каменными мертвецами, — шепнул мне на ухо Майк.

Я поежилась при этих его словах, а войдя внутрь готической часовни, где царил вечный холод, еще раз содрогнулась. Все ее пространство, куда ни глянь, было заставлено надгробиями.

Беллинджер же чувствовал себя здесь как дома.

— В средневековой Европе среди высшего сословия возникла мода увековечивать себя и членов семьи на каменных барельефах. Эти надгробные памятники, которые изучала Катрина, попали сюда из Франции. Их изготовили лучшие каменщики того времени. Видите, тут тщательно воссозданы гербы, детали костюмов и даже любимые вещицы.

— А Катрина, что конкретно она делала?

— Все, что вы видите в Клойстерс, в том числе и эти монастырские стены, было приобретено в Европе в виде груды камней, а затем реконструировано здесь. Происхождение одних наших экспонатов можно легко проследить по документам, с другими же не все так просто, поскольку часто они достаются нам в варварском виде. Вот этого беднягу, — сказал Беллинджер, наклоняясь к земле, — нашли за стенами разрушившегося монастыря, а когда-то он был частью моста, переброшенного через одну альпийскую речушку.

Я склонилась рядом с ним и провела рукой по черной плите, на которой виднелась фигурка молящегося человека.

— Катрина изучала эти скульптуры, определяла их происхождение, манеру лепки, находила общие черты, присущие всем скульптурам того или иного дворянского рода. Эту непростую работу мы ведем как для установления истинной ценности имеющихся у нас вещей, так и перед приобретением новых экспонатов, периодически поступающих на музейные рынки Европы.

Пройдясь по часовне, я осмотрела навеки застывшие фигуры, в чьей компании Катрина проводила свои дни.

— А эти саркофаги, — произнесла я, показывая на ряд каменных гробниц, выстроенных у стен, некоторые из них даже лежали одна на другой. — Подобные хранятся еще где-нибудь в подвале?

— Множество, — коротко ответил Беллинджер.

— И где же?

— Часть у нас, часть в Метрополитен. Вы, наверное, знаете, там очень большие подвалы.