Луки и арбалеты в бою - Григорий Панченко

«Шейбани-хан однажды ночью совершил нападение. Окружность лагеря была основательно укреплена сучьями и рвом. Шейбани-хан, подойдя, не мог ничего сделать. Стоя за рвом, его бойцы закричали, пустили горсть стрел и вернулись».

У индийских моголов искусство боевой лучной стрельбы культивировалось во всех воинских кругах, а в высшей аристократии – особенно!

«Когда ряды сблизились, враг начал заходить краем правого фланга нам в тыл; тут я повернул воинов к ним фронтом, и наш авангард, куда были записаны все йигиты, видавшие битвы и рубившиеся мечом, оказался на правой руке. Впереди нас не осталось ни одного человека. Хотя мы разбили и оттеснили людей, вышедших вперед, прижали их к центру, и дело дошло до того, что некоторые старые вельможи Шейбани-хана говорили ему: „надо уходить“, он стоял твердо.

Правый фланг врага, потеснив наш левый фланг, зашел нам в тыл. Так как наш авангард тоже остался на правой руке, то фронт оказался оголенным. Люди неприятеля напали на нас спереди и сзади и начали метать стрелы. У войска моголов, которое пришло нам на помощь, не было охоты сражаться. Бросив бой, они начали грабить наших людей и сбрасывать их с коней. Это было не один раз; таков всегдашний обычай презренных моголов: победив, они хватают добычу, а если их побеждают, они сбрасывают с коней своих же людей и тоже хватают добычу.

Мы несколько раз нападали на противника и с боем оттесняли его; несколько раз наши передовые ходили в наступление. Люди, которые зашли нам в тыл, приблизились и начали пускать стрелы прямо в наше знамя. Они окружили нас, и наши люди дрогнули. Великое искусство в бою – эта самая „тулгама“ (обход с фланга. – Авт.). Ни одного боя не бывает без „тулгама“. Вот еще один способ: передние и задние беки и нукеры, все вместе, мчатся во весь дух, пуская стрелы; отступая, они тоже в беспорядке, во весь опор скачут назад».

«…Еще был Феридун Хусейн мирза. Он с силой натягивал лук и хорошо пускал стрелы. Чтобы натянуть его лук, требовалась, говорят, сила в сорок батманов (Выяснить, сколько это составляет, невозможно. Значений батмана как меры веса довольно много, но все они зафиксированы минимум через век после Бабура. Самое старое из них – 10 фунтов, но тогда сила натяжения лука составит 160 кг, что нереально. Впрочем, Бабур ведь и сам не уверен: он говорит по слухам… – Авт.). Сам он был очень смел, но не был счастлив в бою: всюду, где он сражался, терпел поражение».

«…Еще был Ислим Барлас. Простой был человек, но прекрасно знал дело сокольничего. Многое он умел делать хорошо. ‹(Тут нам придется „изъять“ один фрагмент, которому место в другой главе! – Авт.)› На стрельбище он скакал с одного конца до другого, снимал лук, целился на всем скаку, стрелял и попадал в цель. Еще он привязывал кольцо к веревке длиной в кари (около 70 см. – Авт.) или полтора кари, а другой конец веревки прикреплял к палке, и сильно закручивал веревку. Покуда веревка раскручивалась, он пускал стрелу, и стрела пролетала через кольцо. Таких диковинных штук у него было много».

«Мухаммед-Сейид-Урус один из таких мастеров (воинов невысокого происхождения, тем не менее назначенных на командные должности – но и после этого принимающих личное участие в бою. – Авт.): лук у него был тугой, стрела – длинная; крепкий, хороший стрелок был»

«…Даже в безопасное время я ложился, не снимая халата и шапки. Поднявшись, я тотчас же подвязал меч и колчан и в тот же миг вскочил на коня. Знаменосец не успел даже подвязать туг (знамя. – Авт.); схватив туг в руку, он сел на коня. Мы направились прямо в ту сторону, откуда шел враг; в этом походе нам сопутствовало десять-пятнадцать человек. Когда мы подошли на полет стрелы, то столкнулись с разъездами неприятеля; в это время со мной было человек десять. Мы быстро поскакали, пуская стрелы, и, захватив передовых врага, двинулись дальше. Мы прогнали их еще на полет стрелы и подошли к центру их войска. Султан-Ахмед Тенбель и с ним человек сто воинов стояли, ожидая. Сам Тенбель еще с одним человеком немного выступил из рядов и стоял, крича: „Бей, бей!“, но большинство его людей повернулось боком и как будто раздумывало: „Бежать? Не бежать?“ К этому времени со мною осталось три человека: Дуст-Насыр, Мирза-Али-Кукельташ и Каримдад, сын Худайдада-туркмена. Я пустил стрелу, что была у меня на тетиве, в шлем Тенбеля и сунул руку в колчан. Хан, мой дядя, подарил мне новенький гушегир (в научных комментариях к переводу М. Салье значится, что „гушегир – приспособление для стрельбы из лука“: трудно было и ожидать чего-либо иного. По современным научным источникам установить значение этого термина не удалось. Это явно не „натяжное“ кольцо для большого пальца: о таких кольцах Бабур упоминает отдельно. Вероятнее всего – или „напульсник“, браслет на левую руку, защищающий от удара собственной тетивы, или специальное кольцо для большого пальца левой же руки, соединенное с желобом-направляющей для легких „спортивных“ стрел, которыми в бою не пользуются. – Авт.); он попался мне под руку. Мне стало жалко его выбросить; пока я снова кинул его в колчан, можно было бы послать две стрелы. Я наложил на тетиву стрелу и поехал вперед; те три человека остались позади. Один из двоих, что стояли напротив меня – это был Тенбель – тоже пошел вперед; между нами была широкая дорога. Я вышел на дорогу с одной стороны, он – с другой, и мы оказались лицом к лицу, так что я стоял правым боком к врагу, а Тенбель стоял правым боком к нам. Тенбель был в полном вооружении; не было только конских лат; у меня, кроме меча и колчана, не было. никакого оружия. Я пустил стрелу, что была у меня на тетиве, стараясь пригвоздить щит Тенбеля к ремням (по другой версии перевода – к пластинам панциря, надетого поверх кольчуги. – Авт.). В это время свистящая стрела насквозь пробила мне правое бедро. На голове у меня был подшлемник; Тенбель рубанул меня по голове; от удара мечом у меня помутилось в голове; хотя на подшлемнике не порвалось ни ниточки, на голове у меня оказалась широкая рана.

Я не приделал рукоятки к своему мечу; он был в ножнах (очередной случай полного непонимания переводчиком „оружейных“ подробностей. Видимо, эту фразу надо понимать так: „Я не вытащил заранее саблю из ножен и не подвесил ее к запястью за темляк“. В Польше и Московской Руси так саблю к руке подвешивали и при ближней стрельбе из лука, и при копейной атаке. При этом легкая сабля практически не мешала действовать другим оружием – а вот меч или палаш бы помешал. – Авт.). Вытащить меч не было времени; я остался один-одинешенек среди множества врагов. Стоять на месте было нельзя, и я повернул коня; еще один удар мечом попал по колчану со стрелами.

Когда я проехал семь-восемь шагов, ко мне присоединились те три человека. Тенбель ударил мечом также и Дуст-Насыра. Нас преследовали на протяжении полета стрелы.

„Спортивная“ стрельба из турецкого лука с использованием кольца на большой палец левой руки и прикрепленного к нему желоба: это помогает задействовать короткую и легкую стрелу. Возможно, так выглядел „гушангир“ Бабура?

Арык Хакана – большой поток и течет глубоко: перейти его можно не везде; бог помог, и мы вышли прямехонько к одной из переправ через арык. Лошадь Дуст-Насыра очень ослабла и, перейдя арык, упала. Остановившись и посадив его на одного из наших коней, мы поехали к Ошу вдоль возвышенности, что между Харабуком и Фарагина. Когда мы вышли на возвышенность, к нам присоединился Мазид-Тагай. Ему попала в ногу стрела, ниже колена. Хотя она и не прошла насквозь, Мазид Тагай добрался до Оша с большим трудом. Много добрых молодцов посбивали с коней; Насыр-бек, Мухаммед-Али-Мубашшир, Ходжа-Мухаммед-Али, Хусрау-Кукельташ, Нуман-Чухрс пали в этом походе. Так как нога у меня была ранена стрелой, то я шел с трудом, опираясь на палку (рана оказалась очень серьезной, с повреждением кости, что безусловно указывает на высокие боевые качества „свистящей стрелы“. – Авт.)».

«…На моих людей напал большой отряд врагов, конных и пеших, их подняли с того места и оттеснили в переулок. В это время подъехал я и тотчас же погнал своего коня на врагов; они не могли устоять и опрометью побежали. Когда мы выгнали их с улицы, пригнали на открытое место и взялись за мечи, моего коня ранили в ногу стрелой. Конь упал на колени и сбросил меня на землю, среди врагов. Я быстро поднялся и пустил стрелу. Под моим оруженосцем Кахилем был довольно плохой конь. Спешившись, он подвел его ко мне. Я сел. Поставив в том месте людей, я направился к другой улице. Султан-Мухаммед-Веис, увидев, какой плохой у меня конь, спешился и подвел ко мне своего коня Я сел на его коня. В это время Камбар-Али-бек, сын Касим-бека, раненый, прибыл от Джехангир-мирзы. Он сказал: „На Джехангир-мирзу напали!“ Оказавшись напротив ворот, я увидел, что Шейх-Баязид в фарджии, надетой поверх рубахи (фарджия – „бытовая“ куртка: т. е. Бабур подчеркивает, что его враг не успел надеть доспехи. – Авт.), въезжает в ворота с тремя или четырьмя всадниками. Я положил стрелу, лежавшую у меня на тетиве, выстрелил и чуть не попал ему в шею. Очень хорошо выстрелил! Шейх-Баязид поспешно въехал в ворота и. повернув направо, помчался по улице. Мы тоже бросились ему вслед. Мирза-Кули-Кукельташ хватил одного пехотинца палицей; другой пехотинец, когда Мирза-Кули проезжал мимо, направил на Ибрахим-бека стрелу.