Океаны в трехлитровых банках - Таша Карлюка

будет много лет.

Глава восемнадцатая

Раз в неделю бабушка Роза спит в бигудях, чтобы следующие семь дней быть красавицей. Каждое воскресенье в девять вечера она зашторивает окна своей спальни – чтобы соседки-сплетницы не узнали о ее секрете, садится перед зеркалом и принимается за марафет. Миллион коклюшек на ее голове, сеточка для волос сверху, и на утро понедельника она всегда не в духе, всегда полусонная, с чашкой горького кофе. Зато целую неделю – красавица. По правде говоря, бабушка Роза по утрам всегда не в настроении. То есть, если вы чего-нибудь захотите от нее, дождитесь полудня, а еще лучше двух часов.

– Роза, у кого ты делаешь перманент? – спрашивает у бабушки соседка.

– Ты что?! Мои волосы кудрявые от природы!

Дедушка Янкель тоже так долго думал, пока не застал бабушку за этим делом в ванной комнате в три часа ночи. Женские штучки – это, конечно, высшая математика, скажу я вам. Сколько же на них уходит сил, времени и денег… Ой-вей!

Есть у бабушки Розы еще одна сфинксова тайна. В частном доме на первом этаже в самом дальнем углу, где ничего не происходит и не стоит ничего из мебели, находится дверь. Она ведет в чулан. Дверца эта всегда закрыта на замок, и открыть ее может только бабушка Роза, у которой с шеи на тонкой цепочке свисает маленький ключ, с коим она не расстается никогда. Даже бабушка Геня не знает, что в этом чулане хранит ее пожилая дочь.

– Женщина без тайны – не женщина! – каждый раз оправдывается бабушка Роза, когда кто-то пытается выпытать у нее правду.

К тому же у каждого моего родственника, да и у меня, есть свой изюм, свой скелет в шкафу, свой таракан в голове, поэтому все уже давно смирились и не беспокоят бабушку, чтобы и самому не стать жертвой расследования. Но вот настал тот день, когда дедушка Янкель не выдержал и высказал своей жене все.

– Ладно – от других, но от мужа у тебя не должно быть тайн! Если не расскажешь, то… то увидишь, что я сделаю!

Вы скажете: «Разве это – высказал?» Значит, вы плохо знаете моего дедушку. Он в своей жизни повышал голос на бабушку лишь однажды – когда телевизор упал ему на ногу. Поэтому, когда его крики были слышны далеко за пределами их спальни, взрослые заподозрили что-то неладное. Эту ночь он встречал в гостевой комнате вдалеке от бабушки.

– Фрося, ты почему еще не спишь? – спрашивает папа, зайдя в кабинет.

– Книжка интересная. Вот, читаю, – обманываю я, так как не хочу рассказывать про свою ссору с Аркашей.

– Еще десять минут – и в кровать.

– Хорошо.

После папиного поцелуя в лоб и пожелания спокойной ночи я еще долго не могу уснуть, оставшись наедине с новыми и такими мучительными для меня мыслями: Аркаша, а тут еще и бабушка с дедушкой повздорили…

Когда уже кукарекают третьи петухи, я вдруг слышу во дворе шаги. Осторожные шаги, а потом скрип калитки. Я выбегаю на улицу и вижу, как кто-то отходит от наших ворот с двумя большими сумками. Мне хочется закричать, но я тут же одергиваю себя, зная, что взрослые отправят домой, спать и даже не похвалят, а сами проведут время захватывающе и с приключениями, выясняя – что, где, когда? Я выхожу из нашего двора, и начинается моя первая в жизни слежка. Человек впереди в сером летнем плаще и коричневой шапке.

В нашей семье только у папы есть плащ, но он черный.

Ох, как страшно! Впервые так страшно. Даже в комнате страха не так страшно.

Человек в плаще явно очень спешит. Он то и дело оглядывается по сторонам, поэтому мне приходится быть очень осторожной – держаться на расстоянии и не отходить далеко от деревьев, за которыми можно утаиться от злодея. Он, наверняка, обчистил наш дом и теперь тащит в сумках бабушкин хрусталь и библиотеку имени деда, а того гляди и мамины любимые сережки или папин набор иголок. Спустя самых долгих в моей жизни двадцати минут мы оказываемся с ним на пустой поляне, которая заканчивается оврагом. Самым опасным и самым глубоким оврагом в мире! Его опасаются и обходят десятой дорогой даже самые смелые мужчины. Человек ставит на землю сумки, и в эту минуту, как по мановению волшебной палочки, изо всех невидимых щелей и ям начинают вырастать огромные тени, которые тотчас превращаются в гигантских псов.

Кричать, плакать, бежать – проносится в моей голове! Но я, как статуя, застыла, и ноги, как бы я ни желала, отказываются выполнять мои приказания. «Бегите, бегите!» – в мыслях обращаюсь я к ним.

Но они неподвижны.

«Я буду мыть после всех посуду! Буду разучивать гаммы! Я буду хорошей девочкой! – шепотом обещаю я невидимому оку. – Только верни меня домой! Сейчас! В мою комнатку! В мою кровать! Пожалуйста…»

Человек в плаще открывает сумки, четырехлапые монстры подходят к нему все ближе. Мое сердце! Я чувствую, как оно разрывается от ужаса. Впервые! Наконец мой голос возвращается ко мне.

– Мама, мамочка! – кричу я.

Человек, для которого все это время мне удавалось оставаться невидимкой, видит меня. И я понимаю – это конец.

– Фрося?!

Слышу я. Слышу я голос бабушки Розы.

– Это ты?! – повторяет голос.

– Бабушка?!

Мы сидим с бабушкой на поляне. Недалеко от нас стая бродячих собак. И вовсе они не чудовища, а очень даже милые. Каждая из них улеглась удобно на свое место и догрызает кость, на котором еще недавно было мясо.

– Ты никому не расскажешь? – спрашивает у меня бабушка.

– Никому!

– Обещаешь?

– Жить мне всю жизнь с тетей Ривой! – озвучиваю свою самую страшную клятву и черчу у себя на груди крест, а после Звезду Давида.

– Нужно помогать бездомным собакам. Часто люди берут их поиграться, а когда животное надоедает, выбрасывают на улицу. Нужно помогать, Фрося.

– Нужно!

Я смотрю на свою бабушку Розу. Она любит красивые платья, выщипывает брови и у нее есть личный парикмахер. Она не позволяет себе выходить на улицу ненакрашенной, непричесанной. В праздники, когда у всех на тарелках вкусная еда, у бабушки в посуде листья салата и рыба, сделанная на пару. Утром натощак теплая вода с долькой лимона – это как «Отче наш». А сейчас она сидит рядом в нелепой шапочке, у ее ног трутся дворняги.

Мы возвращаемся обратно домой. Нужно спешить, скоро все проснутся. Внутри меня теперь живет тайна другого человека. И мне так