Океаны в трехлитровых банках - Таша Карлюка

в третьем написано, понравилось тебе или нет. Плюс – значит, понравилось. Минус – значит…

– Да понял я… – И после небольшой паузы дедушка спрашивает: – И что?

– А то, что тебе нравится музыка, которую сочинили либо евреи, либо негры.

Дедушка краснеет, смотрит внимательно на список и роняет на пол радио. То ли случайно, то ли специально. Я не увидела. Но деда ушел, а радио снова не работает. Теперь и он из породы ломать.

На Подоле у бабушки Оли на кухне всегда приятно пахнет. Особенно сейчас. На ее плите стоит медный таз с деревянными ручками по бокам. Внутри ушата мои самые любимые в мире ягоды: войлочная вишня и голубика. Бабушка Оля варит варенье.

– Перед варкой нужно тщательно вымыть таз и ополоснуть его кипятком. Затем, Фрося, таз нужно просушить, чтобы не осталось ни капельки. Иногда у плохих хозяек появляется окись меди – это не про нас с тобой, но нужно знать, что делать в таких случаях.

– Бабуля, хватит умных слов. Ты помнишь, что мне только шесть лет… Что делать? – спрашиваю нетерпеливо я.

– Нужно тщательно протереть ее песком…

– Песком… – шепотом повторяю я за бабушкой и понимаю, что она – кулинарная колдунья.

– … А затем нужно вымыть миску горячей водой и ополоснуть отваром из ромашки и крапивы. И не забудь высушить!

– Феном?!

– Тьфу – феном! Это все химия!!!

Бабушка идет к плите со своей большой деревянной ложкой, а я представляю, как с ночи она ставит на балкон таз и, пока все люди планеты спят, ее ручные драконы сушат миску, выдыхая огонь из пасти.

Размешав варенье, бабушка ставит на стол свои небольшие ящички из молодой сосны и столетнего дуба, в которых она хранит специи. Сладкие, табачные, горькие, цветочные, возбуждающие, древесные, таинственные, цитрусовые, дымчатые, острые, еле уловимые, дурманящие, успокаивающие пряности тотчас заявляют всему миру о своем господстве здесь и без единого слова подчиняют всех и вся. Я не исключение, и с этой минуты от вольного человека во мне ничего не остается вольного. Я в плену запахов. Заколдованная, я сижу на табуретке и наблюдаю, как эта фея без колебаний выбирает нужные ей специи и стремительно отправляет их в ягодный конфитюр.

– А взвесить? – кричу я.

– Все на глаз! – отвечает бабушка.

«Точно, волшебница!» – думаю я про себя, но не осмеливаюсь озвучить вслух, дабы не спугнуть чары.

Бабушка Оля никогда и никого не пускает на свою кухню во время кулинарной магии. И только мне оказана огромная честь – я собственными глазами могу наблюдать закулисье ее кухонных таинств.

– Взрослым не место на кухне. Они уже разучились замечать чудо в простых вещах. Они видят в стеклянных банках всего лишь запасы на зиму к чаю. Фрося, а что видишь ты? – спрашивает меня бабушка, когда тазик с вареньем уже немного остыл и стоит на столе.

– …Я вижу, как голубика радуется знакомству с вишней, с которой они никогда не встречались, потому что росли в разных садах. Вижу, как вишня достала из сумочки зеркальце и ставит себе в волосы свадебное украшение.

– Какое, Фрося?

– Цветок белой гвоздики. Пряность, которую ты бросила в самом конце.

Бабушка улыбается, и мы ненадолго остаемся в тишине.

– В следующий раз будем делать с тобой апельсиново-лавандовое варенье, – говорит бабушка. – А теперь можешь звать своих друзей.

Я бегу на балкон и выглядываю во двор. Напротив наших окон на заборчике сидят мои друзья – мальчишки со двора. Они в ожидании чего-то.

– Готово! – кричу я.

Бабушка идет открывать входную дверь, где ее уже ждут ребята. Каждый со своей большой ложкой.

Я люблю этот двор на Подоле. У меня здесь друзья. Вообще-то со взрослыми мне больше нравится коротать время, но иногда, чтобы не стать вконец занудой и книжным червем, нужно дышать одним воздухом с детьми. Даже если они глупые, громкие и быстрее тайфуна. Мы взобрались на крышу сарая, где Анастасия Сергеевна хранит шланги, веники и прочие хозяйственные снаряжения. Здесь мы обычно собираемся, чтобы защититься от назойливых взрослых, подразнить собак и поговорить о том, что по-настоящему волнует детей.

– Со мной в одном классе учится мальчишка с фамилией Кретинин, – говорит одноглазый Степа. Глаза у него на месте, но одним он ничего не видит.

– Подумаешь! У нашего трудовика Иван Иваныча фамилия Пиндюра! – говорит Вовка. Вовка самый толстый среди нас.

– Нет такой фамилии! – говорит Аркаша – самый красивый.

– Есть! – отвечает Вовка.

– Врешь ты все! – все никак не успокоится Аркаша. – Вот у моей мамы была подруга с фамилией Тихопердова, и она так хотела сменить фамилию, что вышла замуж за первого встречного, а во время росписи выяснилось, что его фамилия – Буйнобздящий.

Мы все смеемся. Вовка, как всегда, обижается и уходит на другой край крыши.

– Фрося, когда мы поженимся, ты возьмешь мою фамилию? – спрашивает Аркаша.

– А какая у тебя фамилия? – любопытствую я.

– Новиков, – отвечает Аркаша. – А у тебя?

– Шнеерсон, – произношу и понимаю, что отвечаю на этот вопрос впервые.

– Шнеерсон? – переспрашивает Степа. – А что это за фамилия такая?

– Обычная фамилия. – говорю я.

– Да еврейская это фамилия! – возвращается к нам Вовчик.

– А разве твой дед Яков Яковлевич – еврей? – интересуется Аркаша.

– Яков Яковлевич – нет, а Янкель Янкелевич – да, – отчитываюсь я.

– Эх! Еврейка, значит!?… – и я слышу в голосе Вовчика разочарование.

– Да уж… – соглашается с ним Степа, и оба смотрят на Аркашу.

– Нам с мужиками нужно посовещаться, – сообщает Аркаша, и все трое отходят на другой край крыши.

Через пять минут после напряженного разговора Вовчик вместе со Степой спускаются вниз, оставив нас с Аркашей вдвоем.

– Мы тут поговорили. В общем, мы решили, что лучше тебе с нами не играть.

– Почему?

– Ну… Вот так, Фрося… Мы так решили.

Аркаша спускается с крыши тоже. Остаюсь одна и впервые ничего не понимаю. Ничего-ничего!

Я никому об этом не расскажу. Потому что вскоре все пойму. И сразу начну завидовать Луи Армстронгу и Луи нашему – их невозможности скрыть ото всех то, что на виду, спрятать то, что утаить невозможно: черная кожа и непослушные волосы выдают их в одночасье. Я тоже хочу, чтобы меня любили сразу и навсегда или не любили вмиг и на всю жизнь. Я не хочу увиливать и скрытничать. С этого момента, куда ни приду, буду говорить: «Здравствуйте, я Фрося Шнеерсон. Кто любит – н аправо, кто не любит – н алево».

Нужно написать эту клятву в своем блокноте, чтобы помнить об этом всегда: сейчас, завтра и когда мне