Любовь, которую ты отдаешь - Питер Браун

В марте в Англии вышло тоненькое издание его прибауток под названием «Джон Леннон пишет сам». Это были те же самые грубые шутки и присказки, за которые eму здорово доставалось в школе и которые теперь составили книгу, «ставшую бестселлером». В приложении к «Литературному обозрению» писали, что книга достойна внимания каждого, кто опасается, что английский язык беднеет. Книга произвела такую сенсацию, что Джона пригласили на литературный ланч Фойлза[4] по случаю четырехсотлетнего юбилея Шекспира.

Торжество проходило в «Ад Либ». Замышлявшееся как маленькая вечеринка, оно вылилось в продолжительную пьянку и закончилось лишь в пять часов утра. Джон и Синтия спали всего несколько часов и были такими измученными и сонными на обеде в отеле Дорнестер по случаю награждения книги специальным призом, что едва держали головы. Когда репортер поднес микрофон к лицу Джона и спросил: «Вы сознательно используете отоматопею[5]?», Джон открыл глаза и взглянул на него сквозь темные стекла очков: «Авто…пью? Не понимаю, о чем ты толкуешь, сынок».

После скомканного ланча, во время которого Синтия наблюдала, как Джон размачивает свое похмелье белым вином, его попросили произнести речь. Почти такой же пьяный, как прошлой ночью, Джон добрался до микрофона и пробормотал: «Спасибо большое. Очень приятно», и направился обратно.

В комнате стояла напряженная тишина. «Что он сказал?» — наконец спросил кто–то громко. Другой гость предположил: «Он сказал: «У вас счастливые лица». Новая острота Леннона передавалась от стола к столу как вершина остроумия, через несколько секунд комната взорвалась аплодисментами, все восторгались изысканным блеском юмора Джона. И вновь король оказался голым, но не простудился.

Синтию наконец признали как жену битла, маленький Джулиан стал известен всем фанатам, и домашний адрес Джона мог узнать любой. К этому времени постоянный отряд девушек поджидал у квартиры на Империор Гейт. Когда Синтия волокла Джулиана на прогулку, девушки иногда даже отталкивали Синтию, чтобы добраться до мальчика. Это всегда пугало и мать, и ребенка, нетерпеливые руки с длинными ногтями тянулись к коляске, чтобы ущипнуть его за щеку или похлопать по подбородку. Если же Синтия не желала, чтобы ее трогали, или отказывалась подписывать автографы, девушки ругались и плевались. Временами толпа была такой огромной, что она боялась выходить из дома.

Телефон Джона, так же как и его домашний адрес, не был секретом, и очень скоро грянул слаженный оркестр телефонных звонков. Были звонки и непристойные, и угрожающие. Синтии надоело подходить к телефону, а заглядывая в почтовый ящик, она еще больше огорчалась. Письма от молодых женщин, предлагавших развлечь Джона при помощи самых разнообразных сексуальных трюков, способствовали повышению образования все еще неискушенной миссис Леннон.

К огромному облегчению Синтии, Джон заявил однажды, что решил купить дом. Компания Брайс–Хэмнер, занимавшаяся бухгалтерией «Битлз», посоветовала вложить часть дохода, необлагаемого налогом, в недвижимость, и предложила каждому купить по дому. Джону понравился дом в Уэйбридже, маленьком аккуратном предместье, милях в двадцати от Лондона. «Кенвуд» представлял собой дом стоимостью 40 000 фунтов в стиле псевдо–тюдор, построенный на холме. Это был бестолковый дом, несколько обветшалый и требующий ремонта. Джон выделил на ремонт и отделку 30 000 фунтов, доведя стоимость до 70 000 фунтов. Почему поп–звезда Джон Леннон собирался ремонтировать дом в этом суетливом соседстве с аккуратными садами и лужайками, в двадцати милях от Лондона, никто не мог сказать, и уж меньше всех сам Джон. Просто это выглядело респектабельно. Для Синтии новый дом, разумеется, был Божьим даром, чудесным местечком, где можно было заниматься воспитанием Джулиана и попытаться создать для Джона настоящий дом, впервые с момента их супружества.

2

Слава пришла и к Бриану Эпштейну. Он стал добрым рождественским персонажем для британской молодежи, что–то вроде любящего «создателя великого дара», а также символом богатства и великолепия. Если кто–то заходил в бар в Килбурне и выкладывал на стойку десятифунтовую банкноту, кто–нибудь из присутствующих обязательно заводился: «Что ты о себе воображаешь, ты что, Бриан Эпштейн?»

В профессиональном отношении он, казалось, не знал поражений. В апреле Бриана попросили написать свою автобиографию, где бы он поведал всему миру о своем пути к успеху. Предложение двадцатидевятилетним Брианом было принято с удовольствием.

У него не было ни времени, ни желания садиться за книгу, и Бриан нанял молодого журналиста, выбрав для этой работы газетного репортера из Манчестера Дерека Тэйлора. Дерек был красивым, гладко выбритым парнем, который привлек внимание Бриана и битлов еще осенью 1963 года в Сауспорте, когда он непринужденно вышиб ногой дверь уборной, чтобы взять у них интервью. «Битлз» были настолько ошеломлены его безрассудством, а потом и его очаровательной непосредственностью, что впустили Дерека. Через несколько месяцев «Дейли Экспресс» попросила битлов написать гостевую колонку, и Дерека наняли для составления текста за Джорджа Харрисона. Ко всеобщему удовольствию это сработало, и Бриан остановил свой выбор на Тэйлоре. Дереку предложили 1000 фунтов плюс 2 процента авторского гонорара — хорошие деньги для журналиста, получавшего всего 35 фунтов в неделю за работу в газете и имеющего жену и троих детей.

Полное интервью и предварительный исследовательский период заняли долгий уик–энд в отеле «Империал» на юге Англии. В первый день Бриан рассказал о своем детстве без особых осложнений, но на следующий день возникли трудности. «Он мучился, стараясь рассказать о несчастливых, неуспешных школьных днях, беспокойно мусолил свой провал, из–за которого не смог дослужить в армии, настойчиво объяснял свою неспособность преуспеть в Королевской академии театрального искусства, — писал позднее Дерек. — Он намеревался обсудить все сложности, возникшие в семье из–за его отказа участвовать в семейном мебельном бизнесе, жаждал обнажить бесконечные чувства, связанные с тем, что он «не вписывается в свое окружение», и, словно этого было мало, объяснил, что трудно сходится с людьми».

«Подземелье звуков» стала искрометной непревзойденной книгой, написанной в характерной для Тэйлора поэтической манере, и все же она каким–то образом включила в себя все забавные обстоятельства, происходившие с Брианом, правда, без компрометирующих разоблачений.

3

К этому времени перестало быть тайной, что Пол Маккартни ухаживает за младшей дочерью известного психиатра Ричарда Ашера, хотя пресса беззаботно игнорировала тот факт, что Пол поселился у Ашеров в спальне для гостей. Она также игнорировала слухи об амурных приключениях Пола, которые уже успели принести ему немало неприятностей. Один из владельцев клуба на Гросс Фрайхайт в Гамбурге заявлял, что его дочь забеременела от Пола и что он является отцом младенца. Эрика Хуберз, хорошенькая девушка с длинными прямыми волосами, работала официанткой в одном из клубов. Пол встречался с ней во время одной из поездок в Гамбург. Эрика заявила, что Пол знал о ее беременности и уговаривал сделать аборт. Она отказалась, и в день отъезда Пола из Гамбурга на свет появилась девочка Беттина. Официальные документы, составленные в Гамбурге, были направлены в Ливерпуль, и дело быстренько передали Дэвиду Джекобсу в Лондон. Джекобс велел Полу отрицать свою причастность и переправил документы без ответа обратно в Гамбург. Он заявил, что если мать будет продолжать настаивать на возмещении ущерба, дело может вести немецкий суд. Джекобс предпочитал медлительную бюрократическую судебную процедуру Германии, так как в Англии все это могло привлечь внимание и получить широкую огласку. Однако судебный процесс был неизбежен, и семья девушки угрожала завалить письмами все газеты Великобритании. В 1966 году Пол заплатил примерно 27 000 долларов за то, чтобы существование маленькой Беттины осталось в тайне. Однако в 1981 году Беттина Хуберз возобновила дело, требуя от Пола 6 миллионов долларов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});