Злая империя - Трейси Лоррейн

не нужны слова, чтобы понять, что он имеет в виду.

— Я уверена, что они отлично справятся здесь.

После того, как мы добрались до отделения интенсивной терапии, нас наконец впускают, и мы находим Софию и Зои в общей палате.

Они обе подскакивают, как только мы входим, их лица бледны, в глазах темнота и боль.

— Есть какие-нибудь новости? — Спрашивает Себ, когда мы занимаем места рядом с ними.

— Нет. Но они звучат не очень обнадеживающе. Я нашла ее как раз вовремя, но даже сейчас я не уверена, что ее тело достаточно сильное, чтобы бороться с этим.

— Тогда, может быть, им даже не стоит пытаться, — печально говорит Себ, зарабатывая на себе ошеломленные взгляды обеих своих сестер. — Что? — Спрашивает он, звуча шокированным тем, что они удивлены. — Она пыталась достичь этого в течение многих лет. С таким же успехом мы могли бы отпустить ее с миром.

— Она не хотела умирать, Себ, — возражает Зои.

— Не так ли? Значит, просто существовать в тумане темноты и наркотиков лучше?

Губы Зои приоткрываются, чтобы возразить, но неудивительно, что на самом деле у нее нет ответа.

— Она была такой позитивной на этой неделе, — говорит София через несколько минут. — На днях она даже ходила с нами в парк. Я действительно думала, что она, возможно, сворачивала за угол.

— Сколько раз нам придется проходить через один и тот же цикл? — рявкает Себ, в спешке вскакивая со стула. — Меня чертовски тошнит от этого дерьма. Ты говоришь так, как будто ей должно было стать лучше. У нее никогда не было никаких реальных намерений пнуть это дело. Она была наркоманкой, Софи. Это всегда собиралось убить ее.

— Она жива, Себ. Она все еще здесь, все еще борется.

— В чем смысл? — Он огрызается. — Она не была матерью ни для кого из нас в течение многих лет. Какой во всем этом смысл?

Он стремительно вылетает из комнаты, оставляя нас троих с опущенными подбородками.

— С ним все будет в порядке, — уверяет меня София. — Ему просто нужна передышка.

Моя потребность следовать за ним, поддерживать его сжигает меня насквозь.

Я делаю шаг вперед, чтобы сделать это, но рука Зои опускается на мое предплечье.

— Софи права. Просто дай ему минутку.

Полагая, что они знают его лучше, чем я, я откидываю задницу на сиденье и прислоняюсь головой к стене.

Эта минута превращается в десять, пока я сижу на краешке стула, желая избавиться от напряжения в маленькой комнате, но в ту секунду, когда я решаю сбежать и выследить его, дверь открывается, и врач с серьезным выражением лица заходит внутрь.

Мое сердце падает, потому что только по выражению его лица я точно знаю, что он собирается сказать.

И не прошло и пяти секунд, как я обнаружила, что права.

Хелен этого не переживет.

Она подключена к аппаратам, которые дышат за нее прямо сейчас, но нет смысла продолжать попытки вернуть ее из этого состояния. Как и сказала София, ее тело слишком слабо после всех лет жестокого обращения.

Тихие рыдания Софии и Зои наполняют комнату, когда доктор снова отступает, говоря им, что они могут пойти навестить ее и посидеть с ней столько, сколько им нужно.

— Мне нужно найти его, — говорю я, перекрывая их рыдания.

Я встаю и выхожу из комнаты прежде, чем они успевают сказать хоть слово.

Я понятия не имею, где он может быть. Я никогда раньше не переступала порог этой больницы, поэтому просто начинаю ходить.

Достав свой мобильный из кармана, я открываю приложение, которое он установил для меня несколько недель назад, и жду, пока оно загрузится, пока я спускаюсь на лифте на первый этаж.

Что-то подсказывает мне, что он сбежал из здания, поэтому я следую своей интуиции, пока жду.

Я выхожу на осеннее солнце поздним утром и плотнее закутываюсь в толстовку с капюшоном, поскольку прохладный воздух заставляет меня дрожать. К счастью, приложение наконец загружается, и я нахожу его сотовый в зеленой зоне рядом со зданием.

Идя в том направлении, я продолжаю идти, пока не приближаюсь к его точке.

Я нахожу симпатичный маленький благотворительный садик, пожертвованный семьей ребенка, который погиб несколько лет назад, и кладу в карман свой мобильный, зная, что он будет где-то рядом.

Я прохожу через несколько безукоризненно подстриженных кустов и нахожу темную фигуру на самой дальней скамейке.

Мое сердце болит за него, когда он сидит там с совершенно разбитым видом, обхватив голову руками.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Себастьян

Я знаю, как только она подходит, потому что пустота, которая поглотила меня с тех пор, как я сбежал из той семейной комнаты, уменьшается.

Но я не двигаюсь и не поднимаю глаз, чтобы подтвердить то, что я уже знаю.

Как будто все мое тело сдалось.

Вся моя борьба, мой гнев… все вытекло из меня, не оставив мне ничего, кроме оболочки человека, которым я обычно являюсь.

Как все это может быть справедливо?

Как?

Мы уже так много потеряли. Как все это дерьмо может случиться только с одной семьей?

София и Зои не заслуживают ничего из этого.

Я, с другой стороны… после всего дерьма, которое я натворил, я более чем заслуживаю боли.

Стелла опускается на скамейку рядом со мной и обнимает меня за талию.

— Привет, — шепчет она, прижимаясь губами к моему плечу.

Медленно выдыхая, я немного сажусь и смотрю на нее.

— Черт, — выдыхаю я, глядя на выражение ее лица. — Неужели…

— Я-я… доктор сказал…

— Черт. Черт, — рявкаю я, моя ладонь сталкивается с сиденьем деревянной скамейки, все, что угодно, чтобы причинить физическую боль, чтобы облегчить боль в моей груди, которую немного легче переносить.

Я пытаюсь встать, чтобы снова убежать, но рука Стеллы обхватывает мою руку, и она держит меня изо всех сил, чтобы остановить меня.

— Детка, мне нужно…

— Нет, — огрызается она, хлопая ладонью по моей груди и заставляя меня откинуться назад.

— Что ты…

Шок прерывает мои слова, когда она забирается ко мне на колени, оседлав меня, и берет мое лицо в свои руки.

— Не убегай от меня, Себ. Я здесь. Все, что тебе нужно. — Она наклоняется вперед, прижимаясь своим лбом к моему. — Я здесь, — повторяет она.

Обхватив ее руками, я притягиваю ее к себе, крепко прижимая к себе и прерывисто дыша.

Она целует меня в шею, ее тепло и поддержка распространяются по мне.

Мы молчим, пока идут секунды и минуты, и она не делает ни малейшего движения, чтобы попытаться вырваться из моих крепких объятий. Она