Безупречный злодей для госпожи попаданки (СИ) - Дарина Ромм

сижу, испуганно открыв рот. С ужасом смотрю на подругу, пока та выкладывает продукты из корзины на кухонный стол.

Кухня у Тати большая и очень уютная – со светлыми кружевными занавесками на окнах. С мебелью цвета липового мёда и деревянными полами, застеленными пёстрыми домоткаными половичками.

На подоконнике горшки с цветами. На двери висят пучки душистых трав, отгоняющих своим острым, пряным запахом летучих насекомых.

Бо́льшую часть времени, если только не заняты в лавке, мы проводим именно здесь. Пьём чай, болтаем. Читаем книги или сводим записи в учётной книге. Рассказываем друг другу о своём прошлом.

Удивляемся, как странно судьба сдала нам карты в этом мире – в прошлой жизни я была прилично старше Тати, а в этой она называет меня девочкой.

Только о будущем почти не говорим. Мне попросту страшно загадывать наперёд. А Тати по жизни фаталистка и считает, что вера в фатум делает жизнь более гибкой и оставляет большее пространство для манёвров. "Любая проблема — это замаскированная удача" - такой у нее девиз.

Может быть, в этом я не совсем с ней согласна. Но готова признать практичность такой философии: поскольку случиться может что угодно, не стоит ничего планировать заранее...

- Так что произошло, Федерика? Я вышла из дома на каких-то полчаса, а вернувшись застаю тебя бледную, трясущуюся и с безумными глазами.

- Он здесь, Тати. Работорговец Али. Он здесь, в столице. На нашей улице…

Застонав, я сгибаюсь пополам. Ложусь грудью на колени,  и лежу, с силой втягивая воздух в лёгкие.

- Твой хозяин здесь? Ты уверена? Может быть, тебе показалось – мало ли в мире похожих мужчин? – в голосе Тати появляется тревога, ещё больше увеличивая мой страх.

- Это был он, мне не показалось, — я мотаю головой, пытаясь разогнать собравшуюся в ней муть.

Перед глазами снова встаёт картинка, выбитая трафаретом на моей сетчатке: светлая булыжная мостовая, солнце бликует в стёклах домов и лавочек на другой стороне улицы.

По тротуару идут беспечные люди, на которых я только что любовалась, завидуя их спокойствию. И в следующий миг появляется крупная лошадь, такая же белоснежная, как волосы сидящего на ней мужчины.

На плечах Али длинный светлый плащ с алым подкладом. Высокие, почти до колен чёрные сапоги покрыты пылью. Руки в перчатках уверенно держат повод. К седлу приторочена плотно набитая кожаная сумка.

Его красивое лицо викинга спокойно, в светлых глазах всегдашний холод и равнодушие…

Сглотнув комок в горле, я выпрямляюсь и начинаю рассказывать.

- Он ехал по нашей улочке, когда я выглянула в окно. Очень близко к нашей лавке. Ехал медленно, ровно посередине мостовой.

- Он не увидел тебя?

Я мотнула головой:

- Нет, я почти сразу отскочила от окна  и спряталась за шкаф.

- Тогда, что ты волнуешься? Мало ли зачем он приехал, – Тати пожимает плечами.

– Через две недели в столице состоится праздничная ярмарка в честь очередной годовщины правления короля Цварга, чтобы ему сдохнуть в грязной канаве. Перед ярмаркой будет три дня больших торгов рабами. Наверняка твой Али на нее приехал, — подруга строго смотрит на меня поверх очков, которые всегда носит дома. – Или что-то ещё было с этим Али?

Я молчу, глядя в сторону. Потом облизываю пересохшие губы и хриплю:

- Сначала он просто ехал, не глядя по сторонам. А прямо напротив твоей лавки вдруг натянул поводья и остановился.

По моим плечам пробегает озноб, когда я вспоминаю, как Али принялся скользить глазами по фасаду дома и по вывеске. Медленно, тщательно, словно запоминая каждую деталь.

Потом задумчиво прошёлся ледяным взглядом по окнам, и мне показалось, особенно надолго задержался на том, откуда смотрела на него я.

- Постоял, постоял и поехал дальше. Я кинулась к двери и заперла лавку, — завершаю я рассказ.

- Это я заметила, — ворчит Тати. – Стучалась, стучалась. Пришлось заходить в дом через заднюю дверь.

- Я не слышала стук - убежала в кухню и сидела там до твоего прихода, — признаюсь я, и снова клацаю зубами от страха.

- Что мне делать, Тати?

Подруга встает, и принимается перебирать посуду в буфете, выставляя её на стол – приближается время обеда.

Я кидаюсь помогать ей. Но руки всё ещё дрожат, и когда я чуть не упускаю тарелку на пол, Тати велит мне сесть.

Сама накрывает на стол и наполняет наши тарелки ароматным овощным рагу. Строго велит мне:

- Садись и ешь, думать будем после.

Я вяло ковыряюсь в тарелке, почти силой заталкивая в себя еду под требовательным взглядом Тати.

- Может твой Али просто любитель книг? – задумчиво спрашивает подруга, когда с рагу покончено и мы пьём фруктовый взвар, заменяющий здесь десерты. - Увидел мою лавку и решил получше её запомнить, чтобы потом прийти и купить книги?

- Может, и так. Я о нём ничего не знаю. Но он показался мне хорошо образованным, — признаю́сь я.

От слов Тати и приятного ощущения сытости ужас помаленьку начинает выпускать из меня свои когти, и я уже готова спокойно рассуждать.

Может, и правда, ничего появление работорговца не значит? Приехал в столицу и приехал. А что на этой улице очутился – так я тоже на неё от городских ворот каким-то образом выехала, когда добралась до Эризеи.

К тому же через одну улицу от нас располагается сразу несколько больших постоялых дворов. Вполне возможно, туда Али и направлялся.

Так, уговаривая себя, я всё больше успокаиваюсь и после обеда возвращаюсь в лавку, расположенную на первом этаже дома Тати.

До самого вечера разбираю тот самый дальний стеллаж, раскладывая книги по темам. Иногда выхожу помочь Тати с многочисленными покупателями, вдруг дружно ринувшимися к нам в лавку.

Лишь когда магазинчик закрыт и мы  при свете свечей садимся ужинать, мои мысли снова возвращаются к Али.

- Тати, скажи, нет ли у тебя каких-то родственников, у которых я могу пожить, пока не закончится эта ярмарка и мы не будем уверены, что работорговец убрался из города? Боюсь, пока он здесь, я не смогу чувствовать себя спокойно, — спрашиваю с надеждой.

Женщина с сожалением качает головой:

- У меня никого не осталось, дорогая. Детей у нас с мужем не получилось родить. Братьев и сестёр у той девочки, чьё место я заняла, тоже не было.

Все мои подруги или далеко живут, и к ним тебя не отправишь. Или, наоборот, чуть не на соседней