Та, что будет моей (СИ) - Лель Агата

Он как обычно был прекрасен, настолько, что она уже устала им восхищаться и махнула рукой, ибо от переизбытка чувств можно поехать умом. — Готовишь очередной сюрприз?

— Типа того, — он коротко обернулся на нее и улыбнулся, той самой улыбкой, за которую в Голливуде продали бы честь, право голоса и почку в придачу.

"Только не думай растекаться как желе", — запретила она самой себе, но… все равно растеклась, хотя по-прежнему не подавала виду.

Вишневский на самом деле был невероятно хорош собой. Наверное, в пропорциях золотого сечения его лицо не являлось идеалом, но в нем было все "то самое", на что ведутся женщины: высокие скулы, четко вылепленная линия челюсти, высокий лоб, густые темные волосы и глаза, которые в зависимости от освещения меняли свой цвет с орехового до практически черного.

Она любила его всю свою сознательную жизнь, но конечно, далеко не только за внешность. И уж точно не из-за прекрасного характера (а таким он у Вишневского определенно не был). Это была любовь не за "что-то", а совершенно точно "вопреки". Вопреки логике и здравому смыслу, вопреки обществу и мнению его родителей. Аглая точно знала, что Инна Алексеевна не одобрит выбор сына. Конечно, открыто свое мнение не выскажет — для этого она слишком хорошо воспитана, но на уши единственному чаду присядет знатно. Это омрачало волнительную радость от грядущих перемен в их с Валюшей жизни, поэтому Аглая мысленно решила, что его родителям лучше ничего не рассказывать, по крайней мере какое-то время. Потом, если (а лучше — когда!), у них все сложится и прожив бок о бок хотя бы пару недель они не задавят друг друга грузом своих довольно непростых характеров, они обязательно введут родителей с обеих сторон в курс дела.

Счастье любит тишину. И точно не любит чужие носы.

— Постой… — убрав упавшие от ветра на лицо волосы, Аглая обернулась, — по-моему, ты пропустил нужный поворот. Такое чувство, что мы едем к дому твоих родителей.

— Так и есть, мы едем туда, — спокойно подтвердил он, и девушка округлила глаза.

— Туда? Мы заберем сейчас Валюшу?

— И ее мы заберем тоже.

Не то чтобы она не хотела увидеть дочь — очень хотела и безумно соскучилась, но просто она была уверена, что сейчас они едут в Москву. Прибудут этот вечер вдвоем, ведь именно такими были планы.

— Тоже? То есть мы едем туда не только ради этого?

— Нет.

— А… тогда зачем? Я не понимаю…

— Я хочу, чтобы до окончания ремонта вы жили со мной.

— Там? — ужаснулась она. — В доме твоих родителей?

— А что тебя так напугало? У нас большой дом, там будешь искать друг друга специально — не сразу найдешь. Места хватит всем. К тому же это временно, думаю, уже через пару недель ремонт будет закончен.

— Господи, нет. Нет, Артур! Ни за что! Ты с ума сошел? Разворачивайся! — вцепилась в его локоть. — Живо! У меня какое-то… нехорошее предчувствие.

Но было уже поздно, Феррари въехал за ворота охраняемой территории коттеджного поселка и стремительно приближался к дому четы Вишневских.

Аглая была не просто в шоке — она была в ужасе и такого поворота точно не ожидала. Не то чтобы она не хотела перебраться к Артуру как можно скорее, хотела, даже очень, до недавних пор это было ее самой большой мечтой, но в доме его родителей, зная позицию Инны Алексеевны… Вряд ли эта женщина поменяла свое мнение за четыре года, видела Аглая ее подчеркнуто любезные взгляды: на нее саму — с осторожностью, а на Валюшу даже как будто бы со страхом.

Иногда ей казалось, что мать Артура точно все поняла и знает, что Валюша ее внучка, слишком пристально та смотрела на девочку. Но даже если и так, то ни разу ничем не выдала своих догадок, что Аглаю вполне устраивало. Она не хотела иметь с их семьей ничего общего, потому что они не хотели иметь ничего общего с ней. Но теперь все разительно изменилось, изменились их отношения с Артуром. Теперь они хотят попробовать стать семьей и рано или поздно придется рассказать Инне Алексеевне правду. Но в своих мыслях она отодвигала все на очень далекое "поздно", а тут такое…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— То есть ты хочешь сказать, что расскажешь своим о нас прямо сейчас? И о Валюше?

— Именно так.

Она ощутила, как кровь отлила от лица, а потом наоборот — хлынула к щекам с нездоровой скоростью.

— Но это слишком рано! Мы даже ничего не обсудили! Не решили!

— Я для себя все решил и мнение мое не поменяется. Кому нужны эти тайны мадридского двора? Ты — моя женщина, Валюша — моя дочь, все просто и понятно. Играть в подпольную семью у меня элементарно нет ни времени и тем более желания.

Даже в условиях тотального стресса сердечко Аглаи не могло не откликнуться на это его "моя". До сих пор не верилось, словно какой-то сон.

— Твоя мама будет в шоке… — прошептала девушка, застывшим взглядом наблюдая, как раскрываются автоматические ворота. — Не думаю, что она будет рада. Скорее убьет нас обоих.

— Не убьет. Ей придется принять мой выбор.

Спокойствие, с которым он произносил это все потихоньку стало передаваться и Аглае. Он был настолько уверен в том, что делает, что она задумалась — а стоит ли так бояться? Может, он прав? Валюша его дочь — это факт, и чтобы там не вышло потом между ними как у пары, этот факт ничто и никогда не сможет отменить. Она останется его дочерью. И конечно, скрывать это в нынешних условиях глупо.

Да, Инна Алексеевна не будет рада, но что она может сделать? Только принять их, даже пусть стиснув зубы. Аглая была уверена в Артуре: тот никогда не был ведомым и какие бы палки в колеса не попытается вставить его мать — он не поведется. Это то единственное, в чем она была железно уверена. И это не могло не успокаивать.

И если отбросить вот эти первые эмоции, она была даже рада, что он принял такое решение. Что не стал тянуть. Значит, они ему на самом деле до́роги. Гори оно все синим пламенем, пусть!

Да, вот так спонтанно, но наверное, он прав — так будет лучше для всех. Правда, это не касалось "пожить временно в доме его родителей", тут она еще хотела поторговаться, но вот раскрыть все сейчас — возможно, это единственно правильное решение. Хоть и сложное.

Когда машина остановилась у дома, девушку снова обуял внутренний тремор.

— Может, тогда хотя бы зайдем сначала к моей маме? — спросила, не сводя глаз с величественного дома, с видом из окна на который прошла вся ее юность.

— Нет.

— Но может…

— Успокойся, все хорошо, — улыбнулся он, приободряя. — Это всего лишь мои родители. Не стая аллигаторов.

Ну как сказать.

По поводу … Аглая, к слову, практически не волновалась, отца Артура она хоть и видела крайне редко, но впечатление он производил человека довольно спокойного и думающего. Почему-то ей казалось, что он точно примет любой выбор сына и даже будет где-то рад (ну или по крайней мере не против) целой готовой внучки. А вот Инна Алексеевна… Аглая знала, что не нравится матери Артура. Не нравится не как человек, а именно как предположительная пассия для единственного сына. Слышала она тогда, четыре года назад, их разговор, хоть и не весь, но сказанного было достаточно, чтобы понять ее настрой.

Да, в наше время мнение родителей не имеет большой вес, ну не восемнадцатом же веке, но все равно…

— Я волнуюсь, — честно призналась она, нервно кусая губы.

— Чего именно ты боишься?

— Что она не примет меня, Валюшу. Не будет рада. Что будет настраивать тебя против.

— Думаешь, я из тех, на кого может повлиять чье-то мнение?

— Нет, но…

— Вот и отбрось всякие мысли, ладно? — провел костяшками пальцев по ее щеке и быстро чмокнул в губы. — Пошли. Покончим уже с этими прелюдиями.

И они пошли. И чем ближе они подходили к двери, тем хуже становилось ее предчувствие. Какое-то странное беспокойство, будто не нужно этого делать, не сейчас, что данный шаг все испортит. Хотелось развернуться и бежать со всех ног отсюда как можно дальше.