Корабли надежды - Ярослав Зимин

— А сейчас идите отдохните.

— Нет, ваше превосходительство, отдыхать мы не можем, пока смерть смотрит в глаза нашим сородичам.

— Тогда пойдите и просто поспите. Утро вечера мудреней. Попандопуло, проводите гостей и побудьте с ними до утра. Метакса, подойдите сюда. С вами разговор будет особый. Первое, что мне надо знать, как Кадыр-бей и Махмут-эфенди воспримут эту новость.

— А ведь они, Федор Федорович, я сейчас понимаю, эту новость знали. У них сын Али-паши, он секретарем у отца. Вчера явился.

— И молчали?

— А что для них в этом особенного? Али-паша заслугу перед аллахом получил.

— Ну, ладно. Для вас, Егор Павлович, вот какое поручение. Сейчас я продиктую письмо. С этим письмом пойдете к Али-паше. Пойдете на «Счастливом» при всем параде. Генрих Генрихович Белле будет вас ожидать. Возьмите из десантного батальона полувзвод гренадеров, барабанщика, знаменщика с корабельным флагом и ассистентами. Все проделайте самым серьезным образом. На берег скатите пару полевых пушек с расчетами, но с собой не берите, оставьте у ворот крепости. Али-паше передадите письмо. В нем требование немедленно освободить консула, а на словах, как бы от себя, скажите, что Ушак-паша шутить не любит и с собой шуток не допустит… Султан давно его голову ждет, пусть он подумает… Ламброса потребуйте немедля расковать и со всем его имуществом вам передать. Без этого не возвращайтесь! Белле станет на якорь шпринтом{82}, откроет все порты и канониров при пушках поставит с фитилями. До дела не дойдет, я думаю, струсит негодяй, но на крайний случай быть готову. Поношения чести русского флота не допущу!

За разговором незаметно пришел рассвет. Пропел горн зорю, ударила пушка. Ушаков задул оплывшие свечи, обкинул занавески. В каюте стало светло. Балабин под диктовку Ушакова быстро застрочил письмо Али-паше.

Тут послышались оклики часовых, гомон многих голосов. Метакса, выглянув в иллюминатор, увидел несколько лодок под русскими, турецкими и бывшими венецианскими флагами. Все они сгрудились под кормой «Св. Павла», и сидящие в них греки нервно что-то доказывали вахтенному, энергично жестикулировали, явно добиваясь, чтобы их пустили на борт.

Вошли переводчик Попандопуло и вахтенный офицер, только что заступивший на вахту.

— Ваше превосходительство, жители города Парги в великом страхе и отчаянии просят их допустить к вам, — доложил вахтенный офицер.

— Видно, Али-паша, Егор Павлович, и до Парги добрался. Как бы не пришлось тебе и туда наведаться, — невесело сказал Ушаков. — Эти бедняги тоже будут проситься иод русское покровительство. Поезжай-ка ты на «Капитанию» и почтительнейше проси Махмута и Кадыра пожаловать на «Св. Павел». Скоро они не соберутся, но ты дождись. Скажи им, что знатнейшие жители Парги весьма благонамеренно прибыли на «Св. Павел» и просят, чтобы мы их приняли под союзную защиту и покровительство, как это сделали с жителями освобожденных островов. А сейчас пригласите депутацию, пусть войдут. Попандопуло, останьтесь, будете переводить.

Депутаты вошли в молчании. Чинно выстроились перед Ушаковым и находившимися в каюте офицерами. Седой грек, в черном камзоле с массивной золотой цепью на груди, заканчивавшейся кипарисовым крестом, поклонился и передал свернутое в трубку прошение. Откашлявшись, он произнес прочувствованную речь. От имени жителей Парги и всех прибрежных городов он умолял о помощи и принятии их в русское подданство. Ушаков ответил, что он не уполномочен приобретать для России новые земли или подданных, почему, к своему великому сожалению, требование жителей Парги удовлетворить не может и не вправе.

Выслушав Ушакова, делегаты замерли, а когда до них дошел смысл сказанного, пришли в отчаяние, упали на колени, зарыдали и заявили, что, если адмирал не позволит поднять им русский флаг и откажет в покровительстве, они погибнут, истребится весь несчастный род их.

Ушаков не знал, что делать. Он прошел по каюте раз и другой. Подумав несколько, объявил, что сейчас прибудут представители султана и пусть делегаты все выскажут им еще раз, а он, уважая горестное положение Парги, будет их поддерживать.

Неописуемый восторг овладел делегатами. Они целовали руки Ушакову. С трудом утишив восторги и оставив с делегатами Попандопуло, Ушаков вышел на палубу, чтобы немного успокоиться перед разговором с турками.

Он понимал, что зверское избиение жителей Превезы, которые выполнили требования союзников не оказывать сопротивления Али-наше, всколыхнет все население островов и городов балканского побережья, может помешать выполнению общей задачи. Просьбы взять под русское подданство население Ионических островов постоянно ставили Ушакова в трудное положение: отказать им в защите — возможно, погубить все дело, ради которого он прислан; взять под защиту паргиотов — затронуть интересы не только Али-паши, но и Селима III.

Деликатность его положения заключалась в том, что, хотя все эти города Порте не принадлежали, а были владением суверенной Венецианской республики, Порта рассчитывала ими овладеть после изгнания французов: сначала совместно с Россией, а потом, после ухода Ушакова с эскадрой, и самостоятельно.

В 1789–1800 годах у России не было более преданных друзей, чем население Ионических островов и балканского побережья. Православные греки и католики итальянцы не могли без ужаса подумать о том, что станет с ними после ухода Ушакова.

Это было закономерно. Ушаков, русские моряки, солдаты десанта относились к местному населению с таким неподдельным добродушием, с такой самоотверженностью, что это не могло не найти отклика. С приходом русских появилась уверенность в личной безопасности, турки не смели проявить обычное свое отношение к православному населению. И вот — Превеза…

Спустя пару часов, понадобившихся Махмут-эфенди и Кадыр-бею для преодоления полуверсты, отделявшей «Капитанию» от «Св. Павла», а главным образом — для поддержания своего престижа, Ушаков, Махмут-эфенди и Кадыр-бей, все в парадном виде, вышли к делегатам Парги.

После обмена приветствиями и заверений в преданности и покорности делегаты стали излагать свою просьбу. Они подтвердили получение писем о том, что русские и турецкие войска примут их покорность с ласковостью и дружелюбием, и они готовы были с покорностью отдаться Али-паше, прогнав французский гарнизон. Но поступки Али-паши не соответствуют тому, что писалось в письмах и что русским и османским адмиралами гарантировалось.

Крайнее разорение, неописуемая жестокость и тиранство, учиненные Али-пашой в городе Превезе, поколебали доверие к Ушакову и Кадыр-бею всего здешнего края, всего острова. От рассказов немногих оставшихся в живых обывателей Превезы распространилось отчаяние, плач и стон неумолчный.

Из-за спин делегатов пробились двое давешних греков из Превезы. Упав на колени и разрывая остатки своих одежд, они стали рассказывать о диких зверствах Али-паши и его солдат в Превезе. Стон, крики, рыдания смешались, наполнив каюту страшным шумом. Отдельных слов не было слышно, русские офицеры оцепенели, не в силах сдержать слезы, молча плакали. Кадыр-бей, Махмут-эфенди, турецкий драгоман и секретарь Али-паши, прихваченный на всякий случай с собой Кадыр-беем, пытались сохранить спокойный вид, но и им стала изменять выдержка.

Ушаков обернулся к османам.

— Что ответим этим несчастным, ваши превосходительства, досточтимые союзники и друзья наши?

Метакса, не отходивший теперь от Ушакова ни на шаг, быстро перевел. Кадыр-бей и Махмут-эфенди переглянулись. Самовольство Али-паши могло толкнуть жителей не только Парги, но и острова Корфу на союз с французами и, опираясь на поддержку местного населения, те настолько усилятся, что взять Корфу тогда вряд ли удастся.

Зная нрав Селима III, скорого на расправу, они совершенно точно могли угадать свою судьбу: отрубленные головы на ограде султанского дворца.

Неуютно почувствовал себя и находившийся при них любимый сын Али-паши — Вали-паша. Он вполне мог стать заложником и очутиться в Семибашенном замке.

Однако что-то нужно было решать. Ушаков предложил депутации остаться в каюте и позавтракать или, вернее, пообедать, так как солнце уже перевалило далеко за полдень. Сам он с турками перешел в другую каюту, чтобы обсудить и принять решение в более спокойной обстановке.

Совещание много времени не заняло. Правда, Вали-паша пытался оправдать действия отца, но поддержки ни у кого не встретил. Махмут-эфенди сам предложил дать депутатам Парги письма, в которых паргиотам, как и жителям других бывших венецианских городов, гарантировалось покровительство союзных эскадр. Все бывшие венецианские города наравне с Ионическими островами получат конституцию и независимость.

Одновременно решили направить Али-паше требование прекратить грабеж и резню. Ушаков еще сказал, что он от себя напишет Али-паше строгое письмо и потребует немедленно освободить захваченного в Превезе русского консула майора Ламброса. Турки одобрительно покивали головами, соглашаясь…