Давид Бек - Раффи

от смерти… И это вызывало в госпоже глубокое чувство сострадания.

— Как его зовут? — спросила она у евнуха.

— Давид, твой слуга, — ответил старик.

— Давид! — воскликнула Сюри с явной неприязнью, точно сожалея, что этот невинный юноша носит имя ее злодея отца.

Но молодой человек не знал, куда деваться от смущения, — такая нарядная, красивая женщина обратила на него внимание. Естественно, она из ханского гарема. Но неужели в персиянке могли таиться теплые чувства к несчастному юноше-армянину? Однако старик евнух тут же пояснил, что эта женщина — христианка и объяснил, чья она дочь.

В сердце юноши словно вонзили нож — он услышал имя человека, ставшего палачом его отца и матери. И она — его дочь? Все ее достоинства померкли в его глазах. Он смотрел на нее, как на врага, был готов растерзать ее. Давид повернулся, чтобы уйти.

— Мне понятно твое негодование, благородный юноша, — сказала Сюри и взяла его за руку, — но разве повинна несчастная дочь в грехах отца-лиходея? Однако я верю в божье правосудие и надеюсь на возмездие — гонимые будут вкушать свободу, гонители понесут наказание…

— На каком свете? — спросил юноша, который не вполне еще справился со своим волнением.

— На этом, — ответила женщина тоном пророчицы, — чаша горечи переполнена, еще капля — и она прольется…

— Верю твоему пророчеству, госпожа, — воодушевленно сказал молодой человек, взял се руку и поднес к губам. — Ты сейчас произнесла слова, которые несколько минут назад донеслись до меня из могилы моих бедных родителей. Кто-то будто нашептывал мне: «Чаша горечи переполнилась…» Да, я услышал призывный голос и поклялся бороться с поработителями до самой смерти.

Юноше и в самом деле казалось, что он слышит эти слова не впервые, что они прозвучали в его ушах, когда он лежал, горько рыдая, на могильном холмике своих родных. Ныне он слышал их из уст этой женщины.

Старый Ахмед напомнил, что пора отправляться. Но госпожа была крайне взволнована словами юноши — «я поклялся бороться с поработителями до самой смерти». Что внушило этому юному сердцу чувство мести — трагическая кончина родителей или тяжелое положение родины? Вот о чем думала Сюри. Ей хотелось бы еще долго говорить с этим рано познавшим горе молодым человеком, по Ахмед вновь вспомнил, что пора идти.

— Твоя клятва, — сказала Сюри, взяв юношу за руку, — должна быть обетом всех армян, кому дороги мысли о спасении родины. Пусть даже столь решительно поклясться побудила тебя гибель родителей, — все равно, народ мучается теми же муками, горит в том же пламени, что пожрало твоих несчастных родителей. Пламя это оставило на своем теле раны. Всякий раз, глядя на следы ожогов, помни, что это печать твоей клятвы. И не забывай, — ты будешь грешен перед богом и душами твоих родных, если не выполнишь обещание, данное на их могиле.

Юноша безмолвно слушал наставления госпожи, точно паломник заветы жрицы. Сюри сказала, что разные печальные обстоятельства вынуждают временно удалить его из родного края, они обсудили этот вопрос с главным евнухом и решили отправить ею в Грузию. Ему дадут рекомендательное письмо, а там уж он найдет покровительство и защиту у одного князя, занимающего высокую должность при грузинском дворе. Она обещает свою помощь молодому человеку — в любое время, если будет в чем-нибудь нужда, он может обратиться к ней.

— А пока что вместе с благословением я даю тебе этот кошелек, он пригодится на чужбине, — закончила Сюри.

— Мне довольно и твоего благословения. — ответил юноша и отказался принять дар, — мой отец позаботился обо всем, что нужно для путешествия.

Последние слова относились к Ахмеду, которого Давид отныне считал своим отцом и чьих благодеяний не мог забыть. Но Сюри настояла, тогда он взял кошелек и поцеловал ей руку.

Занятые беседой, они не заметили, что погода изменилась. Черные тучи затянули небо, сильный ветер, волнующий деревья, грозил перейти в ужасную бурю. Лес грохотал от бьющихся друг о друга ветвей, горы рокотали, иногда ночную тьму прорезала молния. Казалось, наступил конец света, и вселенная напрягалась в ожидании катастрофы. Дождя пока не было, только иногда крупные капли, заносимые мощными воздушными потоками, били в лицо, как пули. Сюри посоветовала Ахмеду отложить путешествие. Старик согласился.

— Сегодня ночью самое удобное время, — решительно возразил юный Давид. — Мне по душе такая погода. Я хочу ехать.

— Ты еще очень слаб, — сочувственно заметила Сюри, — в горах во время бури очень холодно, можешь заболеть.

— Есть и другая опасность, — добавил старик Ахмед, — если дождь перейдет в ливень, река в ущелье разольется.

Но Давид был тверд в своем намерении, он сказал, что ничто не помешает ему немедленно отправиться в путь. Он задыхается, все здесь отзывается в его сердце болью и горечью.

Сюри понимала, чтó заставляет его спешить, и решила не перечить, а в остальном положиться на провидение.

— Где твои люди и кони? — спросила Сюри евнуха.

— Надежно укрыты в лесу.

— Приготовься проводить молодого человека, Ахмед, и пусть свершится божья воля, — произнесла Сюри с глубокой верой, — может, господь нарочно наслал бурю, чтобы загнать персов в шатры и Давид смог бы скрыться незамеченным.

Пройдя в тайник, отделенный занавеской, старик вынес оттуда пару пистолетов и саблю, которую он сам прикрепил к поясу Давида, словно посвящал юношу в рыцари.

— Эта сабля — самый драгоценный подарок, который я могу сделать тебе. Она принадлежала могущественному сюнийскому царю. Я вынес ее из сокровищницы Фатали-хана. Когда-то в руках отважного государя армян она защищала нашу родину. Пусть напомнит она тебе о печальном конце царской власти и вдохновит на подвиги. Ты должен возродить из пепла славу нашей родины, освободить этот несчастный край. Слова эти, Давид, я не выдумал, бог сам поведал мне их в одном видении. Я верю в твою судьбу, а ты обязан поверить в свое призвание.

При слове «видение» юноша подумал, что, быть может, с ним шутят, говоря о каких то видениях и, вероятно, лицо его выразило удивление, потому что Сюри прервала евнуха:

— О таких вещах лучше не говорить, в его возрасте этого не понимают, — сказала она Ахмеду по-арабски. — Когда настанет время, он сам все поймет.

— А теперь я желаю тебе доброго пути, — сказала госпожа и поцеловала Давида в лоб. — Повторяю, где бы ты ни был, если тебе понадобится помощь, если тебе будет грозить опасность, ты можешь не колеблясь обратиться ко мне, я всегда помогу тебе.

Юноша молча поцеловал ей руку, и несколько слезинок скатились на нее. Он попрощался и быстро вышел из шатра. Ахмед последовал за ним.