Коварный лед - В. ван Эмландт

Комиссар имел твердую привычку не обсуждать с прокурором подобные шутки. Когда он благополучно завершал трудное дело, его коллеги и начальство частенько приписывали это только удаче, тогда как успех являлся результатом долгих размышлений и кропотливой повседневной работы. Но что поделаешь, не рассказывать же всем об этом: еще подумают, что напрашиваешься на комплименты.

— Вы исходите из того, что бриллианты попали в руки Терборга случайно, — задумчиво сказал он, — а я в этом не совсем уверен. Мне трудно объяснить, но ведь и само это ограбление довольно необычное. Я спрашиваю себя, а не имеет ли эта история совсем иное значение? Может быть, они нарочно привлекают внимание к Амстердаму, чтобы отвлечь нас от других мест, где тем временем начнется перевозка остальных драгоценностей? Сегодня утром я указал Фиделю из французской полиции на эту возможность, и он со мной согласился. — Ван Хаутем помолчал. — Не пора ли пригласить сюда фройляйн Мигль? По сведениям бернской полиции, эта женщина — один из лучших детективов в бюро Людвига Целлера, и я убежден, она рассказала нам далеко не все, что знает. Не отрицаю: именно она навела меня на след морфия, но к делу о бриллиантах морфий не имеет никакого отношения. Ей это прекрасно известно, и, следовательно, перед нами опять отвлекающий маневр. Фройляйн Мигль еще не закончила свои дела здесь, в Амстердаме, иначе не вернулась бы вместе с Фрюкбергом на Реполирсграхт. Разумеется, я принял меры, чтобы ни на минуту не упускать ее из виду, а поэтому сразу после этого разговора хочу как бы предоставить ей свободу передвижения.

— Мы не можем особенно нажимать на нее. Она швейцарка, притом из числа ведущих сотрудников солидного сыскного бюро. Не имея обоснованных подозрений, мы только понапрасну рискуем обжечь себе пальцы. Но посмотрим. Пусть она войдет.

Труди вошла в кабинет со скромным, чинным выражением лица, но острый, проницательный взгляд, каким она смерила Вилденберга, противоречил простоватому виду, который она напустила на себя ради первого знакомства с прокурором. Когда швейцарка почти дословно повторила все, что рассказывала ночью в пансионе Фидлера, Ван Хаутему стало ясно, что она основательно подготовилась к этому разговору. С доброжелательно-чистосердечной миной Труди настойчиво упирала на незаконную торговлю наркотиками, но ни словом не обмолвилась о странном инциденте с бриллиантами.

Вилденберг слушал внимательно и время от времени ободрял Труди дружелюбным кивком. Когда она выговорилась и, в свою очередь улыбнувшись, стала выжидательно его рассматривать, прокурор задумчиво сказал:

— Я дал вам возможность спокойно высказаться, потому что не хотел прерывать нить вашего рассказа. Позвольте задать вам теперь несколько вопросов по тем пунктам, которые мне недостаточно ясны. Видите ли, я считаю вполне понятным, что вы не препятствовали Фрюкбергу проникнуть в четвертый номер. Вы ожидали, что он возьмет свой запас морфия и тогда, накрыв его с поличным, вы сумеете полностью доказать его вину. Но, войдя в номер Терборга, вы не могли не понять, что Фрюкберг нисколько не интересовался спрятанными запасами. Вы видели, как он сунул что-то себе в карман и это что-то не могло быть пятьюдесятью коробочками пудры, верно? Мне совершенно ясно, что вам захотелось узнать, что же он уносил. И я бы не удивился, если б вы с оружием в руках бросились в подвал, задержали Фрюкберга, препроводили его обратно в бельэтаж и затем подняли тревогу, разбудив других обитателей дома. Таким образом вы бы немедленно получили помощь, смогли обыскать преступника и установить, что именно он положил себе в карман. Тогда бы вы узнали, что он искал в пансионе, для вас вызвали бы полицию и… что очень важно — раненому Терборгу немедля оказали бы медицинскую помощь. Вместо всего этого вы пошли в свой довольно-таки отдаленный номер надеть пальто и, только увидев, что Фрюкберг уже в проходе между садами, начали его преследовать. Вместо того чтобы воспользоваться благоприятными шансами, какие обеспечивает внезапность, и тотчас задержать Фрюкберга, вы позволили ему скрыться, со всеми вытекающими отсюда неблагоприятными последствиями. Ведь вы ничего не выиграли. Я внимательно наблюдал за вами, выслушал вас и просто диву даюсь, как вы, с вашим опытом и умом, могли допустить столь непростительную для грамотного детектива и — не обижайтесь на мои слова — грубую ошибку. Как это произошло?

Ван Хаутем не спускал глаз с Труди, стараясь уловить все тонкости ее реакции. Он знал Вилденберга и понял, что, упрекая молодую женщину в непрофессионализме, тот пытается поколебать ее безмятежную самоуверенность. Большинство детективов считают, что никогда не ошибаются, и очень болезненно воспринимают критику в свой адрес. Казалось, швейцарка вот-вот начнет защищаться. При словах «грубая ошибка» голубые глаза сверкнули и губы сжались. Но она овладела собой и виновато кивнула.

— Я сделала глупость. Вы совершенно правы — не приди он в контору, я бы совсем потеряла его из виду. Пожалуй, это все из-за нервов: ведь, увидев, что Терборг ранен, я просто оторопела и потеряла несколько драгоценных секунд, пока уложила его поудобней и удостоверилась, что рана несерьезная. К счастью, моя ошибка не имела тяжких последствий и даже помогла комиссару арестовать человека, которого он искал.

Труди бросила торжествующий взгляд на Ван Хаутема, как бы еще раз настойчиво напоминая ему, что это она таскала для полиции каштаны из огня. Когда опять раздался спокойный голос Вилденберга, она поспешно обернулась к нему и, сообразив, что ее опять пытаются поймать, стала напряженно слушать.

— Так-так!.. Но я еще не кончил! Ваши последующие действия тоже оставляют желать лучшего. Комиссар никак не стал бы держать у себя сотрудника, который делает подобные ошибки. Если я правильно понял, Целлер поручил вам наблюдать за Фрюкбергом. Но, поселившись в пансионе, вы полностью себя раскрыли. Он окончательно уверился, что вы интересуетесь его персоной, ведь первые подозрения возникли у него, когда вы под каким-то надуманным предлогом явились к нему в контору. Но дело даже не в этом. Вы допустили большую ошибку, остановив его сегодня ночью, когда он собирался войти в свою контору на Ниувезейдс Форбюрхвал. Почему вы не подождали, когда он оттуда выйдет? Ведь мы могли бы узнать, где он живет. И тогда могли бы арестовать его в любое время, собрав побольше сведений о его планах.

На сей раз самообладание изменило Труди.

— Это был мой единственный шанс! Я застала его на месте преступления. Я могла пригрозить ему, что заявлю в полицию и его арестуют, если он не… — она вдруг осеклась, точно опасаясь сказать слишком много.

— Если он не?… — спросил прокурор.

— …не сознается, что замешан в торговле наркотиками.

После невольной паузы ответ прозвучал малоубедительно. Вилденберг, заметив, что ему удалось ввести ее в замешательство, и желая закрепить достигнутое преимущество, быстро продолжал:

— И вы будете рассказывать нам небылицы, будто Людвиг Целлер станет задерживать какого-то торговца наркотиками? Полноте, фройляйн Мигль, нидерландская юстиция не так наивна, чтобы поверить вашим басням! Вы рискуете всем и — вопреки полученному приказу — ищете непосредственного контакта с Фрюкбергом, только чтобы услышать признание в том, что он незаконно торгует морфием, который вы уже отыскали в его номере? Согласен, вы наделали массу грубых ошибок, но настолько неквалифицированной я вас не считаю!

— У Фрюкберга была судимость еще в Швеции! — воскликнула Труди, глубоко уязвленная в своей профессиональной гордости. — И совершенно ясно, что он не случайно действовал под вывеской несуществующей фирмы. Он, вероятно, замешан и в других делах. Вот это я и должна была установить!

— В каких других делах, например?

— Если бы мы знали!

Это было сказано задумчивым и доверительным тоном. Вероятно, швейцарка решила переменить тактику, потому что вдруг нагнулась через стол к Вилденбергу и многозначительно произнесла:

— Разумеется, бюро Целлера не станет разбиваться в лепешку из-за нескольких килограммов «снега». Главное, что Фрюкберг замешан в контрабанде. А преступную организацию, которая благополучно переправляет морфий, можно с таким же успехом приспособить и для контрабандной перевозки других запрещенных товаров! В настоящее время Европа буквально наводнена ценностями, контрабандная перевозка которых сулит огромные барыши, менеер Вилденберг. Фальшивые банкноты стран с твердой валютой, похищенные в войну произведения искусства и дорогие украшения — словом, ценные вещи, обращаемые здесь в доллары и фунты, а в последнее время еще и добыча крупных ограблений. Транзитные потоки контрабанды, как тихие подземные реки, струятся через всю Западную Европу, неся с собой огромные капиталы посвященных в тайну лиц. Все эти потоки и речки впадают в Атлантический океан и в Северное море. Время от времени полиция находит какой-нибудь ручеек и перекрывает его. Но остается еще много контрабандных путей, и рынок запрещенных товаров никогда не оскудевает! Вот потому-то Целлер и заинтересовался Фрюкбергом.