Предатель. После развода - Арина Арская

Герман, синхронно и резко отстраняемся друг от друга.

Из-за приоткрытой двери на нас с открытым ртом смотрит сонная Афинка и медленно моргает.

Сердце почти проламывает грудину. Я прижимаю к влажным от слюны Германа губам ладонь.

— Вы целовались, — удивленно распахивает глаза. — Целовались. Я видела.

— Тебе приснилось, — испуганно шепчу я. — Золотко, — делаю шаг к Афинке, — тебе сейчас просто снится сон.

Глава 35. Целуй папу много раз

— Иди сюда, — подхватываю Афинку на руки. — Т-ссс… Тише, баюшки-баю…

Губы горят будто обожженные. Щеки печет густой румянец. Сердце хочет пробить грудную клетку, в висках пульсирует.

Дышать тяжело.

На затылке чувствую взгляд Германа.

Господи, что я творю?

Слабые руки едва удерживают Афинку, которая шепчет:

— Вы целовались.

И зевает:

— И меня поцелуйте.

Торопливо чмокаю ее в спутанную макушку. Не могу зацепиться ни за одну мысль. Что это было? Да как так? Почему?

— А папа меня поцелует? Папа.

Тянет руки, а спешно прячусь в спальне Германа. Ногой захлопываю дверь, приваливаюсь к ней спиной и прижимаю к себе Афинку, которая начинает капризно хныкать:

— Пусть и папа поцелует…

Сейчас устроит истерику, что плохая мама не дает папе ее поцеловать. Паника нарастает, и я уже подумываю выпрыгнуть в окно вместе с Афинкой.

Плохая идея. Этаж же не первый.

Руки слабеют. Афинка всхлипывает:

— Папа…

— Ты спишь, — шепотом растягиваю я лживую мантру. — Тебе все это снится…

Герман не подает голоса и не врывается с разборками в спальню. Тоже шокирован? Тоже не ожидал?

Почему я его не оттолкнула?

Почему не укусила?

— Поцелуй меня тогда еще, — обиженно сонно бубнит Афинка, — за папу.

Целую ее висок и лобик, а потом укладываю на белые простыни и сама ложусь рядом. За диким смущением и стыдом пробегает мысль, что Герман выбрал для кровати хороший матрас. Да и сама кровать крепкая, учитывая, что ни разу не скрипнула, пока Герман тискал дочку.

Крепкая кровать.

Краснею еще гуще.

Да что это за мысли такие ко мне лезут в голову?

— Тебе все это приснилось, — накрываю Афинку легким пледом и обнимаю. — Все это неправда.

— Но я ведь не сплю, — тихо и разочарованно вздыхает Афинка. Неуклюже разворачивается ко мне и кладет ладошку мне на щеку. Молчит несколько секунд и безапелляционно заявляет. — Я знаю, когда я не сплю.

Надо срочно ее усыпить.

— Я чуть-чуть поспала и проснулась. Вот.

Моргает и опять вздыхает. Поглаживает мою щеку:

— Красивая мама.

— Засыпай.

— Вы целовались, — с тихим упрямством повторяет Анфиса. — Я видела. И раньше вы не целовались.

Я готова плакать.

С чего это я вдруг решила, что смогу обмануть Афинку? У нас в семье не было легковерных дурочек и дурачков, которых можно с улыбочкой убедить в том, что ей приснилось, как мама и папа целовались.

— Не целовались, — Афинка опять тяжело вздыхает. — Вы меня целовали, Борьку целовали. Обнимали и целовали, но ты папу не целовала. И папа тебя.

Хмурится.

Герман, наверное, смог найти, что ответить Афинке и запудрить ей мозги, но не я. Я слишком истеричка для этого.

Я, кажется, сейчас могу забыть, как дышать.

— Почему?

— Что почему? — переспрашиваю я.

— Почему папа тебя не целовал, а ты папу?

— Потому что я и папа… Афина, милая, потому что мама и папа не живут вместе, — тихо поясняю я, и сама от своих слов же готова плакать. — Мы мама и папа, но не муж и жена. Понимаешь?

Афинка хмурится сильнее.

— Мы не вместе…

Отличный повод все подвести к тому, что у Германа есть другая тетя, которую он должен целовать.

— Папа живет отдельно, мама — отдельно, и мы… ммм…. сейчас друзья, Афина.

Не хочу быть подругой Герману.

Да и не смогу я.

Это поцелуй, да, был спонтанным и внезапным, но он меня выбил из колеи тем, что он стал глотком жизни.

Я будто до него мертвой была, а сейчас сердце так стучит, как в прошлом, когда Герман первый раз меня поцеловал.

Также внезапно, нагло и напористо.

И самое страшное, что я потеряла его поцелуи до его измены, но я была свято уверена, что Герман никуда не денется.

Пусть подождет, пока я буду готова к его страсти, напору и желанию утащить в темный уголочек.

А готова к Герману я была редко, ведь у меня проекты не кончались. Свою страсть я выплескивала на новые коллекции, на встречи с другими людьми, на показы.

Хмыкаю, потому что вспомнила, как на одном из последних мероприятий меня бесило то, что Герман обычным общением перетягивал внимание с моих тряпок на себя.

Он пришел поддержать жену, побыть с ней рядом, но я чувствовала, что проигрываю ему.

И ведь после был скандал. Конечно, я зацепилась не за его харизму, потому что я ведь не дура тиранить мужика за то, что он внимателен и обходителен с моими гостями на моем небольшом мероприятии.

Я устроила скандал дома из-за того, что он случайно облил одну из моделей в моем платье красным вином. Испортил его. Будто специально. Я начала с тихих претензий, а потом привела все к тому, что теперь все подобные встречи будут проходить без него.

И мне удалось все вывернуть так, что именно Герман мне об этом разъяренным рявком объявил:

— Пошла ты нахуй со своими показами! Заебала!

И я обиделась, ведь я просто посетовала на запачканное платье.

Он был мне не нужен тогда рядом. Он мне мешал. Нет, не так. Нужен был, но тогда, когда я скажу. Когда выйду из мастерской, готовая к поцелуям и обнимашкам, а в другие моменты я хотела его на время задвинуть.

— Мамочка, — Афинка поглаживает меня по щеке. — Тебе грустно, что ты с папой теперь друзья?

— Что? — выныриваю из своих мыслей.

— Поцелуй тогда его еще раз, — с детской наивностью предлагает Афинка. — И еще. И еще. Много-много раз целуй.

Глава 36. Нельзя

— Спи, Афиночка, — шепчу я и натягиваю плед на ее хрупкое плечико. — Спи, милая.

Она сейчас зафиксирует свое внимание на том, что мы с Германом целовались и на том, что надо его много-много раз целовать, и ждет меня жопа.

Все узнают, что