Шаг из тьмы (СИ) - Марс Остин

— Нет.

— Зачем тебе её дали тогда… Ладно, — он махнул рукой, глубоко вдохнул и опять взялся за амулеты: — Щит от воды. Щит от металла. Щит от пси-воздействий. Щит от шаманской магии.

— Экспериментальный? — иронично уточнила Вера, Барт изобразил бессовестную лягушачью улыбку:

— Ну работает же. Это я делал. Если хочешь, сними, шаманок в городе всё равно больше нет.

Она сняла, положила на стол, ничего не изменилось.

— Дальше?

— Это мой щит, который я делал, когда ты господина Шена штопала, я не придумал для него названия. Сэнсовый?

— Понятно, — Вера сняла чёрный камень, положила на стол к предыдущему, ничего не изменилось. — Дальше?

— Это тоже универсальный щит, модификация от Дока, "божественная". Не спрашивай, — он изобразил ироничную улыбочку, открещиваясь от Докового помешательства, она улыбнулась, он сначала опустил глаза к амулетам, потом удивлённо поднял, как будто пытаясь убедиться, что она действительно улыбается. Она улыбнулась шире и кивнула:

— Давай дальше.

— Это ещё один "маяк", второй у командира дежурной группы, которая вот этим вызывается. Это надо повернуть, вот так, я не буду показывать, а то они сюда ввалятся и всё съедят. Дальше… Это "скрепка", вторая у господина Шена. Это ещё одна типа-"скрепка", её Док для медицинских целей модифицировал, вторая у него. Это такая же, но её носит другой врач, то есть, пока не носит, на балу будет, для подстраховки. Это мыслеслов, ты знаешь. Опять щит… и это, и это, это мой щит, ты его назвала "морозная сфера", мне нравится. Всё. Что тебе ещё рассказать? — Расскажи мне, когда ты займёшься моей проблемой с телепортацией.

— Я занимаюсь, — мрачно нахмурился Барт, — но чё-то как-то не идёт дело. У меня вопросов поднакопилось, нам надо будет выделить время и поговорить об этом, — он кивнул сам себе, достал блокнот, черкнул две размашистых строки и спрятал, таким откровенно министерским движением, как будто они кровные родственники, даже карандаш держал так же, на это было больно смотреть.

На плите задымилась яичница, Барт дёрнулся её убрать, зашипел ругательства и виновато посмотрел на Веру:

— Я не особенно хорош в этом. Но я старался.

— Спасибо.

— Что я ещё могу для тебя сделать?

— Скажи мне, что я красивая.

— Охренительно красивая! — честно вытаращился Барт, она рассмеялась и махнула рукой:

— Всё, иди.

Он отставил сковородку и вышел, развернулся, вернулся в кухню, молча поклонился министру, не глянув на него даже краем глаза, и опять вышел. Его напряжённая челюсть, хмурые губы и темп дыхания выдавали страшную злость, обиду и раздражение, но своим особым чутьём Вера этого не чувствовала.

«Как-нибудь при случае спрошу у него наедине, и попрошу свои амулеты показать. Там должно быть много интересного.»

Она взяла себе тарелку и стала отковыривать от сковороды уцелевшие куски яичницы, взяла вилку и отнесла всё на стол, пошла обратно.

В дальнем углу гудела от напряжения на ультразвуке мрачная электроподстанция по имени министр, Вера не смотрела на него, и чутьём ничего не чувствовала, да и не особо хотела — сам решил от неё закрыться, сам пусть теперь пожинает последствия того, что она ничего не чувствует.

Министр прочистил горло и поинтересовался, как будто погодой:

— Выспались?

— Да.

«Дзынь.»

— Как себя чувствуете?

— Нормально.

«Дзынь.»

— Док сказал, что вы простудились. Сегодня зайдём к нему перед тем, как собираться на бал.

— Хорошо.

«Дзынь.»

Он молчал, она достала себе чашку, набрала воды и вернулась за стол. Взяла вилку, невольно набрала воздуха, чтобы пожелать непонятно кому приятного аппетита, но вовремя остановилась, посмотрела на пустой стол перед министром, хотела что-то сказать, но опять себя остановила. Он иронично сказал:

— Для меня Барт готовить не захотел.

— Еда в холодильнике, — буркнула Вера, не поднимая головы, взяла чашку, выпила воды, придвинула к себе тарелку с таким решительным видом, как будто прекрасно умеет есть в одиночестве, каждый день это делает, легко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Министр встал и пошёл к холодильнику, она тихо выдохнула и положила руки на стол, пытаясь вспомнить, что она ела вчера, или хотя бы позавчера.

«Мы ели вместе на пикнике, это было… два дня назад? Потом я не могла есть. Потом… чай у госпожи Виари, мы выпили целый чайник, я даже взяла одно печенье и один кусок этого странного расплавленного сахара. В магазине перчаток продавщица уговорила меня съесть конфету, гадость, пришлось запивать игристым вином, тоже гадость, кислятина. А потом? В "Чёрном коте" я не ела. Министр наливал мне отвар, я его вылила. Всё, что ли?»

Яичница на тарелке не выглядела особенно жирной, но Вера подозревала, что после такого перерыва, организм ей за эту яичницу спасибо не скажет. А у неё бал на носу.

«Надо какого-нибудь бульончика выпить.»

Она посмотрела на холодильник, пытаясь вспомнить, что там есть. Не вспоминалось, как будто в последний раз она что-то туда ставила в прошлой жизни. И эта фраза — "еда в холодильнике"…

«Фраза-детектор, что всё плохо, а будет ещё хуже, что скоро всё изменится.

После этих слов мы разъехались с Милкой. Она работала посменно, и когда приходила с работы, звонила мне, что уже подходит, и я накрывала на стол, чтобы вместе поесть, всегда, даже когда у нас были уже напряжённые отношения. А потом однажды у меня накопилась критическая масса того, что я готова терпеть, и я сказала эти слова — "еда в холодильнике", давая понять, что у меня нет желания с ней ужинать. Она ела в одиночестве на кухне, я сидела с книгой на балконе, никакой агрессии, никаких претензий, но эта тишина стала началом раскола, мы обе стали искать отдельные квартиры, и просто тихо разъехались, сообщив даты отъезда по sms.»

Министр вернулся за стол с тарелкой, Вера встала из-за стола и пошла к холодильнику, открыла, стала изучать полки, как будто была в гостях.

«Я Виталику сказала то же самое, в день своей смерти под колёсами. Он сказал, что он голодный. А я ответила, что еда в холодильнике, достань и погрей. Сам. Потому что это больше меня не касается. Интересно, он понял? Я ему раньше никогда такого не говорила, даже в ссоре.»Она заглядывала в кастрюли, потому что не помнила, что в них, нашла какую-то кашу, рисовую с овощами и мелко порубленным мясом, положила себе две ложки, включила чайник. Он зашипел в тишине, она не стала доводить до кипения, налила полчашки горячей воды, отнесла на стол вместе с блюдцем каши. Села.

Стояла такая тишина, как будто в комнате никого не было, даже она сама была бесплотным призраком, которому не нужно дышать.

«Возьми себя в руки. У тебя, вообще-то, был план.»

Не получалось, она могла улыбаться Тонгу, леденея от ужаса и планируя убийство, но поднять глаза на министра Шена не получалось, это было другое.

«Соберись. Он тебе нужен. Ты же обещала на балу играть на публику, начинай.»

В горле застыл сухой комок, она не представляла, как будет есть.

«Надо, Вера, соберись!»

Она взяла вилку, как атлет — штангу, заранее зная, что не поднимет. Отпустила. Взяла ещё раз. Передумала и взяла чашку с горячей водой. Ощущение тёплого круглого бока в ледяных пальцах оказалось таким странным, как будто она уже очень давно не держала в руках чашки.

«У госпожи Виари пиалы были крохотные, но мы держали их двумя руками. Странная штука, такая маленькая, а одной рукой не удержишь.»

— Вера…

Она подняла голову, но глаз не подняла, он продолжил:

— Ешьте хорошо, на балу будет много еды, но я бы вам не рекомендовал к ней прикасаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Яды? — равнодушно поинтересовалась Вера, он напряжённо кивнул:

— Яды. На самом деле, не только яды, там много нюансов… Ешьте. Потом поговорим.

Он взял вилку, замешкался, как будто ждал от неё разрешения или приглашения, она в очередной раз напомнила себе, что он ей нужен, и надо вести себя вежливо, собрала все свои силы и выдавила: