В лучах мерцающей луны - Эдит Уортон

На яхте были только хозяева и их дочь — и, конечно, неизменные Эльдорада Тукер и мистер Бек. Знаменитый археолог, который должен был присоединиться к ним в Неаполе, в последний момент прислал телеграмму с извинениями, и Ник подметил, что если миссис Хикс бесконечно оправдывалась за отсутствие великого человека, то Корал просто улыбалась и ничего не говорила.

По правде сказать, мистер и миссис Хикс были наиболее приятны, когда бывали предоставлены самим себе. В компании мистер Хикс рисковал быть излишне радушным, а миссис Хикс путала даты и имена, желая объять в беседе всю культуру. Но в присутствии одного Ника, их давнего спутника в путешествиях, они блистали природной простотой, и мистер Хикс во всеуслышание рассуждал о своих инвестициях, а миссис Хикс вспоминала первые дни замужней жизни в Апекс-Сити, когда, едва завидев их новый дом на Эсхил-авеню, она сразу подумала: «Как же я буду мыть все эти окна?»

Как предположил Ник, отсутствие мистера Баттлса было для них серьезной потерей: мистер Бек не мог надеяться когда-нибудь заменить его. Не говоря уже о непостижимой способности к языкам и почти сверхчеловеческом умении составлять письма с уговорами к известным людям, Баттлс имел представление об археологии и общей культуре, на которое миссис Хикс приучилась полагаться, — увы, ее собственная память не соответствовала широте ее интересов.

Дочь могла бы, вероятно, помочь ей; но не в привычке мисс Хикс было опекать родителей. Она была чрезвычайно добра к ним, но предоставляла им, так сказать, развиваться самостоятельно, сама же следовала собственным курсом саморазвития. Какая-то мрачная страсть к знаниям наполняла душу этой странной девушки: казалось, ее интересуют лишь новые возможности увеличить свой запас фактов. Они были мало расцвечены фантазией и еще меньше поэзией, но тщательно каталогизированы и аккуратно расставлены по полочкам в ее большом рассудительном мозгу и всегда доступны, как тома в современной публичной библиотеке.

Ник находил нечто успокоительное в этом курьезе рационального интеллекта. Больше всего ему хотелось освободиться от того клубка сентиментальности, соблазна, настроений, порывов и внезапных противоречий, которые переплелись в Сюзи. Сюзи была не особой любительницей чтения: ее багаж знаний был мал, она выросла среди людей, которые страшились идей, как заразных болезней. Но, особенно в первое время, когда Ник вкладывал книгу ей в руки или читал ей стихи, ее быстрый ум способен был тотчас же увидеть произведение в новом свете и, глубоко проникнув в содержание, извлечь новый смысл. Какая жалость, что это тонкое понимание, интуитивная проницательность по большей части тратились на проникновение в мысли вульгарных людей ради извлечения выгоды — с детских лет растрачивались на все эти отвратительные хитрости ради «устройства» в жизни!

А зримая красота — насколько она была ей небезразлична! Он не догадывался об этом или, скорей, не был в этом уверен до того дня, когда, гуляя с ней по Парижу, затащил ее в Лувр и они стояли перед маленьким «Распятием» Мантеньи. Он не смотрел на картину или на впечатление, которое она произвела на Сюзи. Его в тот момент больше интересовал Корреджо и Фрагонар, смешной «Урок музыки» последнего и смелые языческие радости Антиопы,[22] а затем он не обнаружил ее рядом; когда же нашел, она стояла, забыв о нем, забыв обо всем: на лице отблеск того трагического неба, губы дрожат, на длинных ресницах слезы. И такой бывала Сюзи…

Закрыв книгу, он украдкой бросил взгляд на профиль Корал Хикс, которая лежала рядом в шезлонге, откинувшись на подушки. Что-то первобытное и бодрящее было в ее крепкой плебейской фигуре, в густых черных бровях, почти сросшихся над толстым прямым носом, и легкой, едва заметной тени усиков на верхней губе. Неким чудесным образом сила воли в сочетании со всеми хитростями, какие только можно купить за деньги, превратили пухлую, с землистым лицом девицу, какой она ему помнилась, в эту властную молодую женщину, почти красивую, временами бесспорно красивую — своеобразной внушительной красотой. Глядя на ее надменный профиль на фоне синего моря, он с трепетом, приятным для его тщеславия, вспомнил, что дважды — под куполом Скальци и на улицах Генуи — видел, как то же самое лицо смягчилось при его появлении, стало женственным, молящим и почти застенчивым. Такой была Корал…

Неожиданно она сказала, не поворачиваясь к нему:

— Вы не получали писем с тех пор, как вы на яхте.

Он посмотрел на нее, удивленный, и рассмеялся:

— Нет… слава богу!

— И сами не писали, — продолжала она обычным строгим утверждающим тоном.

— Нет, — снова согласился он с тем же смешком.

— Это значит, что вы действительно свободны…

— Свободен?

Он заметил, что повернутая к нему щека покраснела.

— Я имею в виду, действительно устроили себе каникулы; не связаны.

— Да, я особенно не связан, — помолчав, ответил он.

— А ваша книга?

— О, моя книга… — Он замолчал и задумался.

Он бросил в саквояж «Торжество Александра Великого», когда ночью они покидали Венецианский залив; но с тех пор ни разу не доставал рукопись. Слишком много воспоминаний и иллюзий были втиснуты между ее страницами, и он точно знал, на какой странице он почувствовал, как Элли Вандерлин, подойдя сзади, наклонилась над ним, уловил запах ее духов и услышал ее тихое: «Я хочу отблагодарить тебя!»

— Книгу я пока отложил, — нетерпеливо сказал он, раздраженный бестактностью мисс Хикс. Да уж, эта девочка никогда не зондирует почву…

— Да; я так и думала, — продолжала она спокойно, и он бросил на нее изумленный взгляд.

Что она, черт возьми, еще думает? Он никогда не предполагал в ней способности настолько далеко выглянуть из толстого панциря самоуверенности, чтобы проникнуть в чувства другого человека.

— По правде говоря, — озадаченно сказал он, — пожалуй, я слишком долго и безотрывно сидел над ней; вот почему, наверно, почувствовал необходимость перемены. Видите ли, писатель я лишь начинающий.

Она продолжала безжалостно допрашивать его:

— Но потом… вы, конечно, продолжите работу над ней?

— Даже не знаю. — Он помолчал, посмотрел на сверкающую палубу, на сверкающую воду. — Понимаете, я витал в облаках. Скорей, думаю, мне стоит окончательно забросить ее и попытаться найти хорошо оплачиваемую работу. Чтобы заниматься такого рода литературой, сперва нужно обеспечить себя надежным доходом.

Он тут же разозлился на себя за эти слова. Прежде в отношениях с Хиксами он старательно избегал малейшего намека на нечто подобное, чтобы не почувствовать на себе тяжелую длань их благодеяния. Но медлительные недели безделья расслабили его, и он поддался необходимости облечь в слова свои смутные намерения. Возможно, это поможет придать им бóльшую определенность.

К его облегчению, мисс Хикс ответила не сразу, а когда заговорила, голос ее звучал мягче и с необычной нерешительностью:

— Досадно, что с вашими способностями вы не можете найти какую-нибудь службу, которая оставляла бы достаточно свободного времени для вашей основной работы…

Он иронически пожал плечами:

— Да… нас таких немало, кто охотится за именно такого рода местом.

Ее тон стал более деловым.

— Знаю, его трудно найти — почти невозможно. Но я вот подумала, согласились бы вы, если бы вам предложили занять место…

Она медленно повернула голову, их глаза встретились. За мгновение до того, как его охватил безумный страх, она договорила тем же спокойным голосом:

— Я имею в виду, место мистера Баттлса. Моим родителям совершенно необходим кто-то, на кого они могут положиться. Вы знаете, насколько легкие обязанности… Думаю, жалованье вас вполне удовлетворит.

Ник с облегчением глубоко вздохнул. Секунду она смотрела на него, как в Скальци, — и ему очень понравилось, что она не стала прятать тот взгляд. Но место мистера Баттлса, почему бы нет?

— Бедный Баттлс! — пробормотал он, чтобы выиграть время.

— Ну, у вас, — сказала она, — не будет причин, как у него, бросать работу. Он был жертвой своих художественных пристрастий.

Он с интересом искоса посмотрел на нее. В конце концов, она не знает о том, что он встретил Баттлса в Генуе, и о признаниях последнего. Может, она даже не знает о безнадежной страсти Баттлса. Во всяком случае, лицо у нее оставалось спокойным.

— Почему бы вам не подумать над этим… по крайней мере, хотя бы несколько месяцев? Пока мы не вернемся из экспедиции в Месопотамию? — продолжала она убеждать с едва заметным напряжением.

— Вы ужасно добры, но не знаю…

Она встала с обычной своей порывистостью:

— Да и не нужно решать так сразу. Не торопитесь, подумайте. Отец хотел, чтобы я спросила вас, — добавила она.