Великий страх - Роксана Гедеон

– Сир, генерал де Лафайет с гвардией вступил в Версаль.

– Мы спасены, – прошептала я, переводя дыхание. Королева молчала, не в силах преодолеть своей неприязни к Лафайету.

Была половина седьмого вечера 5 октября 1789 года.

4

Где-то в первом часу ночи я вышла в Мраморный двор, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха. Я не надеялась, что смогу уснуть в такую ночь.

Много часов после появления господина де Лафайета во дворце одна депутация сменялась другой. Требования были все те же: хлеба, мяса, Декларации и возвращения короля в Париж. Людовик XVI согласился на все условия, кроме последнего. Мятеж, казалось, был успокоен, но, к всеобщей тревоге, толпа, собравшаяся у ворот, не расходилась. Конечно, она значительно поредела и уменьшилась, но основное ядро все так же держало Версаль в кольце. Король, смертельно уставший король, узнав, что бунтовщики не желают идти по домам, только махнул рукой: «Ну и черт с ними, раз не желают уходить, то пускай остаются». И вдобавок из своего упрямого человеколюбия, в котором, вероятно, решил упорствовать до конца, Людовик XVI запретил своим гвардейцам стрелять. Я все время думала, для чего же они тогда – для парада?

Ночь была прохладная, но дождь прекратился. Терзаемая мрачными предчувствиями, я медленно прошла к Малым конюшням. Здесь тоже бродили какие-то оборванцы. Прислушавшись, я поняла, что они стерегут короля, говоря: «Надо помешать дворцовой собаке удрать!»

Ярость переполняла меня. Резко повернувшись, я зашагала назад, к дворцу. У главной решетки все так же стояли люди. Пылали костры, на которых они что-то жарили. Оборванки пытались заигрывать с гвардейцами, чтобы перетянуть их на свою сторону. Остальные хохотали, шутили, ели, пили, чокались и танцевали в грязи.

Встревоженная, я быстро стала считать гвардейцев, которые несли караул. Лафайет привел тридцать тысяч войска, но где же они, эти тысячи? Я едва могла насчитать восемьдесят человек, да и то мне было прекрасно известно, что на них нельзя положиться. Полного доверия заслуживали лишь королевские лейб-гвардейцы, но они сегодня по приказу короля ушли в Рамбуйе, и их осталось в Версале, может быть, всего пятнадцать. Фландрский и шотландский полки тоже были отосланы. Стало быть, вся надежная охрана состоит из двух десятков гвардейцев? И это против сотен мятежников? Какое предательство!

Какой-то офицер подошел ко мне, чуть приподнял шляпу.

– Вы хотите уехать, мадам?

– Нет-нет, – сказала я поспешно, узнав в офицере того самого дворянина, что утром привез в Версаль известие об опасности и взял на себя миссию разыскать короля в Медоне. – Боже мой, сударь, неужели вы не видите? Кто охраняет нас, короля и королеву? Где Лафайет? Где его гвардейцы? Спят в казармах?

– Лафайет, насколько мне известно, в Собрании.

Я замолчала, видя, что он тоже обеспокоен и не может меня утешить. Полыханье пламени освещало двор, я наблюдала, как какая-то полуголая девица с саблей в руке снова и снова пытается заигрывать с национальными гвардейцами. Те не очень-то и сопротивлялись.

– Вы посмотрите на этот сброд! – воскликнула я в бешенстве. – Разве они будут нас защищать? Что касается меня, то я доверяю только лейб-гвардейцам!

– Вам лучше уйти, – тихо сказал офицер. – Ваше имя известно этим фуриям, они вас ненавидят.

– Не больше, чем я их, сударь, уж в этом будьте уверены.

– Пойдемте, я провожу вас.

Я подчинилась, пытаясь вспомнить его имя. Маркиз де Лескюр? Да-да, именно так. Он служил под началом Эмманюэля, он из фландрского полка.

– Мадам, кто охраняет королеву?

– Никто. Вернее, какой-то офицер.

– Один?

– Да. Его зовут Тардье дю Репер.

– Неужели он всего один?

– Да, говорю же вам! – воскликнула я сердито. – По-вашему, мы можем еще на кого-то надеяться?

– Я стану рядом с Тардье.

Удивленная, я взглянула на него повнимательнее. Он был невысокий и стройный, но сильный и так хорошо сложенный, как это бывает только у аристократов. Он показался мне человеком, прекрасно владеющим оружием, настоящим военным.

– Вы уже дважды показали свое мужество, господин де Лескюр. Вы так смелы?

– Речь идет не о смелости, а о долге. Дело дворянина – умереть за королеву. Судьба предоставляет мне возможность исполнить свой долг.

Он сказал это так холодно, что его слова не прозвучали высокопарно. Он сделает все, что в его силах, и даже больше. И у меня на сердце стало спокойнее.

– Благодарю, благодарю вас, маркиз, – взволнованно проговорила я, когда мы остановились у внешней двери малых покоев Марии Антуанетты. – Я уверена, королева будет так же горячо благодарна вам, как и я.

– Могу я попросить вас кое о чем?

– О, разумеется.

– Если сегодня ночью со мной что-то случится, можете ли вы обещать, что сообщите об этом моей жене?

Я сбегала в прихожую за карандашом и быстро записала адрес мадам де Лескюр.

– Сударь, если, не дай Бог, вам суждено умереть, я скажу о вашей просьбе ее величеству. Королева позаботится о вашей жене. А ваши дети?

– У меня нет детей, я женился десять дней назад.

В порыве признательности я подала ему руку и скрылась за дверью. Этот офицер, такой мужественный и благородный, вызывал у меня искреннюю симпатию. Подумать только, он женат всего десять дней и уже явился умереть за своего короля и королеву. Сможет ли наш противник дать хоть один пример такого мужества и преданности? Впрочем, что я говорю! Маркиз – аристократ. И с этим званием ни один мятежник из той толпы не сравнится. Этот сброд потому так и бесится, что не обладает благородством, смелостью и жертвенностью, свойственными аристократам…

– Это вы, Сюзанна? – спросила Мария Антуанетта.

– Да, ваше величество.

По ее просьбе я приказала себе постелить в спальне королевы. Кроме нас, здесь были еще две камеристки – г-жа Тибо и г-жа Оге. Четыре женщины, охраняемые двумя офицерами.

Я прилегла на постель в одежде, решив на всякий случай не раздеваться. Целые сутки я была на ногах, и, несмотря на тревогу и беспокойство, мне хотелось спать. Я уверяла себя, что лучше бодрствовать, но усталость была сильнее меня. Королева и камеристки, казалось, спали. Я тоже закрыла глаза.

Откуда нам было знать, что это последняя ночь того Версаля, где жили французские короли.

5

О том, что произошло потом, мы узнали самыми последними, уже тогда, когда опасность грозила непосредственно нашим жизням. И вот что случилось.

В три часа ночи все стихло. Члены Национального собрания ушли отдыхать, предварительно послав двух чиновников осмотреть Версальский дворец и парк. Генерал де Лафайет, двенадцать часов проведший в седле, убедился, что все в порядке, и отправился вздремнуть часок-другой в отель де-Ноайль. Герцог Орлеанский и брат короля граф Прованский заблаговременно выехали из дворца. Не было ли это свидетельством того, что они знали, что должно случиться?