Лапочка для Демона (СИ) - Зайцева Мария

Хоть и послал я его далеко и надолго, Но все же момент упустил, и Кирсану удалось свою аферу провернуть.

И теперь меня всю оставшуюся жизнь будут мучить невинные карие глазки Иришки, наполненные слезами. Ее тихий, умоляющий шепот: «Игореша, пожалуйста, я не хочу здесь оставаться. Давай не будем с Кириллом Михайловичем общаться».

И кто виноват в этих слезах? Тварь последняя, не уследившая за Ириской. Я.

Я мудак.

С Кирсаном мы, после его предложения гнусного, сначала матерно полаялись, потом выпили еще, потом сухо проговорили все по дальнейшему плану действий и разошлись, глубоко недовольные друг другом.

И я, идиота кусок, лажанул.

Ушел с Никитосом в его комнату и занялся перенастройкой левого айпи для того, чтоб в дороге не скучать, а работать. Сам Ник сидел рядом и охеревал от моих действий. Я заодно еще и у него в компе полазил душевно, выискивая лазейки домашнего облака. А то Кирсан у нас весь такой загадочный.

Прямо до жути.

Ничего особенного не нарыл, Но увлекся. Меня всегда работа увлекает, себя забываю.

Торопиться нам было некуда, выезд назначили на четыре утра, чтоб спиртное выветрилось, да и ехать легче, пробок меньше, дорога чище.

И потому, когда мимо открытой двери Никитоса пробежал мой рыжий огонек, я даже не понял сначала, что случилось. Первым, к моему стыду, за Лапой рванул Ник.

А я уже потом.

Ириску я застал в той комнате, где по приезду свалился без задних ног, испуганную и глядящую на меня огромными, полными слез глазами.

Пока утешал, успокаивал, выяснял, что случилось, время еще прошло. От Ириски ничего не добился, кроме красных щек и постоянно повторяющейся просьбы уехать отсюда и не общаться с хозяином.

Ну что же. Я ей. Это мог твердо пообещать. Правда, только после душевного разговора с Кирсаном.

— Игорь, не надо! Не ходи, Игорь! она цеплялась за меня, кусала губы, он просто… Просто сказал, что тебе без меня легче будет… И что мне надо уехать к Ладе… Игорь! Может, он прав? Может.

— Он не прав, Лапа, я держал ее за плечи и говорил твердо и спокойно, он мудак. Не слушай его. Он… Тебя не трогал?

— Нет! Ты что? ее глаза стали еще больше, огромные, карие, затягивающие невинные омуты, нет! Он только… Он так убедительно говорил… А я… Я такая дура… Я не смогла ничего ответить, растерялась… Прости.

Я прервал ее поцелуем, умирая просто в этот момент рядом с ней. Моя девочка маленькая, такая смелая, такая стойкая.

У Кирсана опыт в расколке матерых преступников, он умеет работать с людьми, видит их слабости чисто интуитивно, знает, куда надавить, какой тон выбрать.

Моя Ириска прошла через ад, похоже.

И не сломалась.

А вот Кирсан сейчас сломается. Я поломаю.

Я еще раз контрольно поцеловал в распухшие от слез губы, успокоил Ириску и пошел разбираться с хозяином квартиры.

Гадом, не понимающим нормальных русских слов.

Кирсан сидел на кухне, пил спокойно чай.

Сходу, без разговоров, по морде получил и свалился на пол, Но отвечать не стал. Поднялся, глянул на мою злобную рожу и боевую стойку, усмехнулся, прихватил полотенце и прижал к носу.

Сел за стол опять.

— Так себе удар, чему вас только в этих муай-таях учат.

— Щас покажу, пообещал я и опять рванул к нему.

Но Кирсан второй раз попасть по себе не позволил, мягко увернулся и шагнул в сторону.

— Остынь.

— Сука! я опять кинулся, и тогда меня поймали на болевой. Легко так, просто, словно не чемпион я и мастер спорта, а мальчишка мелкий.

— Остынь, я сказал, спокойно повторил Кирсан, я косячнул, признаюсь. Потому и не уворачивался. Заслужил. Но не настолько, чтоб позволять себе безнаказанно рожу чистить на моей же кухне.

— Ты нахера? Нахера? Я же убью тебя! хрипел я, уже не пытаясь вырваться.

Кирсан держал, ждал.

И постепенно я затих. Надо было выждать. Что толку, что он мне сейчас руку сломает?

Нет уж. Подождем. Поиграем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Все, могу отпускать?

— Все.

Кирсан отпустил, уселся опять пить чай.

— Садись, чаю попей.

— Залей себе этот чай.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я понял, Но все же сядь.

Я сел. И Кирсан, спокойно попивая горяченный напиток, в нескольких словах дал мне расклад по Лапе:

— Ну что сказать… Девочка странная. Непростая. Ты же понимаешь, что я ее в любом случае проверил бы? С твоим разрешением или без твоего разрешения? Не скалься, Ольгович, работа у меня такая. Короче, у нее есть определенные заморочки в психике, ну ты. Это понял уже, наверно… Я с ней только разговаривал. Определенным образом. Каким? Таким, что, если женщина, например, ищет себе защитника, хочет устроиться получше, то ее наиболее вероятная реакция после такого разговора.

— Секс с тобой. Предложение секса.

— Сечешь… Так и есть. Я даю определенную уверенность, гарантии в том, что я смогу защитить, что я лучше, чем ты. Выгоднее. Обычно на такое ведутся процентов девяносто женщин.

Тут он помолчал, отпил еще чай и продолжил с неожиданным сожалением в голосе:

— Твоя не повелась. Я говорил, она слушала и все больше закрывалась. Я не психолог и здесь не могу понять, что послужило триггером к закрытию, Но она определенно ушла в себя и не хотела со мной контактировать. Причем, до этого, в обычном общении, она прекрасно шла навстречу, доверяла мне и выглядела вполне… эээ… Внушаемой.

Я мог бы опять задать вопрос «нахера?», начать бушевать, добиваться, чтоб извинился перед Лапочкой, но… Смысла не было.

Кирсан во многом похож на меня, такая же рациональная скотина, плюющая на эмоции других людей.

И Лапа моя была ему посторонней, просто объектом, который нужно прощупать на пригодность и стрессоустойчивость.

Вот и прощупал, скот.

— И выводы мои по ней вполне определенные: тебе, хакеру немытому, почему-то повезло с порядочной и до одури влюбленной в тебя бабой. Радуйся. Такая фигня невероятная редкость в наше время.

— Пошел ты нахер, от души пожелал я Кирсану и отправился обратно в комнату, успокаивать свою Лапочку.

Она еще не спала, лежала, несчастная и поникшая, на по-солдатски строго заправленной односпалке и смотрела на меня огромными печальными глазами.

— Игореш, прошептала она, все в порядке?

— Конечно, Лап, заверил я, ты прости этого ублюдка, он просто… Ну, неважно.

— Я тут подумала, Игореш, она замялась, опустила глаза, Но затем продолжила, может… Может, он прав? Может, тебе и в самом деле… Я одни несчастья приношу ведь.

Тут я не стал терпеть, заткнул ее поцелуем. Глубоким, настойчивым и безапелляционным.

И, чтоб уж окончательно все глупые мысли из головы выбить, поцеловал еще. Ниже.

Она, конечно, вырывалась, всхлипывала, шептала что-то про то, что неудобно, и стыдно, и вдруг Ник, вдруг Кирилл, а дверь открыта и аххх!

Больше ничего не говорила. Сложно разговаривать, когда языком трахают.

Потом Ириска уснула, а я продолжил заниматься перенастройкой своего оборудования.

Примерно в три ночи мы попрощались с негостеприимным хозяином, сели в его ровер предпоследней модели и выехали со двора.

Ириска сразу засыпает, а я еду… У меня есть много часов в дороге, чтоб обдумать ситуацию, выстроить план действий.

Ну и муками совести пострадать.

Я не прошу себе этого. Позволил играть с любимой девушкой матерому менту, который колет допросами непробиваемых мужиков.

Почему она ему не поддалась?

А потому что у нее с психикой что-то невероятное творится. Я пытался сообразить диагноз, кроме уже выясненного, Но у нее голова состоит из одних блоков, и когда Кирсанов лаской и сладкими словами с жутким подтекстом уговаривал ее поехать к Ладе и не связываться со мной, она закрылась от него испугом и твердила: «Игорь все решит».

Это мне Кирсан рассказал в сообщении, когда я уже выезжал из города. Он реально обалдел от моей Лапы. Да так, сука, мне все расписал, что я, совестью изъеденный, ласково своей девочке одеяло поправляю, смотрю, как она спит на переднем сидении и время от времени тяжко вздыхает во сне.