За Камнем Жизни - Нюра Осинина

дав упасть. Словно поперёк тела верёвка была обёрнута. Потом ещё раз дёрнуло, да так, что всё тело прострелила боль от темечка до пяток.

- У-у-у-у-й-и-и-и, – взвыла Лукерья.

Но боли больше не было, а появилось ощущение медленного, дёрганного, но уверенного подъёма вверх. Словно кто-то тянул эту невидимую верёвку, перебирая руками и собираясь с силами. Но клоака ещё держала, укутывая жертву смрадом.

В какой-то момент Лукерья зависла на одном месте, будто тот, кто тянул её вверх, решил передохнуть. И тут её дёрнуло вверх да с такой силой, что она вылетела из проклятого колодца словно пробка из бутылки с шампанским.

- А-ах-х, – приглушённо ахнула Лукерья, хлопнувшись всем телом «на твердь земную, в травы высокие, в цветы пахучие». Пронеслась в голове строчка одного из заговоров, нет-нет, да и появляющиеся у неё в голове не ведомо откуда.

- Вот ведь, баба Яга, недоделанная! – выругалась Лукерья, придя в чувство.

Села, огляделась. Она, действительно, оказалась в море трав и цветов. Встала. Куда взор ни кинь, бескрайное цветочное разнотравье. Всё куда-то исчезло: внуки, фамильяры, домовик-механик, да и сама избушка. И дороги нет, и берёз, и леса. А, вот, колодец со зловонием стоял, извергая смрадные пары, не устремлявшиеся вверх, а тут же и оседающие, истекая, словно кипящее молоко из горшка. Нет, этого Лукерья не видела. К такому выводу она пришла, заметив вокруг колодца, шагов в пять радиусом, «мёртвую зону».

- Мама! Мамочка! – вздрогнула Лукерья от оклика до боли знакомым голосом.

Она оглянулась. Перед ней стояла Мариночка. Её Мариночка, единственный и любимый ребёнок. Доченька! Свет в окошке!

- Мамочка! – прошептала Мариночка, но с протянутыми руками для объятий не спешила.

Лукерья шагнула, было, навстречу к дочери, но Мариночка выставила, предупреждающе, вперёд ладони. Женщина присмотрелась к дочери. Это же её Мариночка, но какая-то другая. За столько лет старше не стала, наоборот, помолодела. Какой была в двадцать лет, такой и осталась. Только волосы, завивающиеся спиралями в локоны, спускались ниже поясницы. Платье на ней, словно из плотного воздуха, окутывало стройную девичью фигуру, стекая голубым маревом в густую траву. Ни дать, ни взять, Полуденница. Только вот портило образ декольте, открытое настолько, что, казалось, наклонись она, и выпадут на волю полные груди.

- Господи! – потянулась рука перекреститься, но задержалась и вместо лба ткнулась пальцами в губы. – Мариночка, ты кто? Ты не человек.

- Да, мамочка, я не человек, и ко мне лучше не прикасаться. Я пока ещё никто, – усмехнулась кисло.

- Марина, так ты Куратор, двоечница? – догадливо произнесла Лукерья. – Как же так? Ведь ты всегда была отличницей, – с укором посмотрела на дочь.

- Мама, не начинай, – смущённо проговорила Мариночка. – Это на Земле я была отличницей, потому что знала больше учителей и профессоров, всех вместе взятых.

- Как это? – опешила Лукерья.

- Мама, что ты знаешь о перерождении душ?

- То, что и другие. Одни в это верят, другие отрицают. Но я верила всегда, не сомневаясь.

- Теперь ты всё сама поняла. Но я и здесь не двоечница. Я дипломированный специалист. У меня диплом с отличием, – не преминула похвалиться матери Мариночка.

- А с нами-то что? – задала Лукерья главный вопрос. – Мы, действительно, биороботы, как говорит Егорушка.

Мариночка рассмеялась так звонко, что эхо прокатилось, не понятно отчего взявшееся.

- Нет, мама, не биороботы. Вы самые настоящие люди. Ни о чём не спрашивай. Я не имею права что-то вам объяснить. Скажу только, что мы за вами присматриваем.

- Что же вы так безответственно присматриваете, что нас в пустыне песком завалило, а потом сколопендра на нас вылезла. Тимур чуть не погиб.

- Мама, мы не всесильные и не всегда можем вмешиваться. И порталы блуждающие не предсказуемы, – оправдывалась Мариночка. – Но, если бы вам троим что-то неминуемо угрожало жизни, мы пришли бы втроём на помощь. Но сначала дали бы возможность справиться с бедой самим.

- Да, знаю я. Мы читали Условия. Это же ты меня вытащила?

- Но больше я тебе жизнь спасти не смогу. Серый говорил, что вам кто-то подкинул копию. Но это не мы. Будьте всегда неразлучно вместе. Хоть в лес, хоть к колодцу по воду. Запомни – неразлучно.

- Марина, а как же Сонюшка?

- А, что Сонюшка? Сонюшка счастливо живёт с отцом и новой мамой. Женщиной хорошей, заботливой. Мне пора. Тебе тоже. Внуки тебя обыскались, беспокоятся. И время стоянки на исходе. Я не говорю «прощай». Мы ещё встретимся.

И Мариночка растаяла, словно видение. «Как это на исходе? Только одну ночь ночевали…», – подумала Лукерья, тряхнула головой и оказалась возле проклятого колодца, сидя на земле и оперевшись спиной о сруб. С противоположной стороны кто-то поднимал ведро с водой. Со стороны избушки бежал Егорушка. Не добежав нескольких шагов, резко остановился.

- О! Бабуля!

За спиной о настил состукало ведро с водой. Его не поставили, а упустили из ослабевших рук.

- Ба-а-а?! – шагнул из-за сруба Тимур.

- Бабуля-я-а! – кинулся Егорушка к Лукерье со слезами. – А мы тебя потеряли. Мы везде-везде искали. Ты где была-а-а-а? – размазывал по лицу слёзы младший внучок.

- Ба, – выдохнул облегчённо Тимур, садясь рядом с трясущимися руками. – Ба, ну, ты нас и напугала, – обнял, ткнувшись в ключицу и всхлипнул. – Тебя два дня не было.

- Ну, чего расселись! – фамильяр Матвей с недовольной миной уставился на троицу. – Время уходит. Поторапливайтесь. Нежностями потом заниматься будете, – развернулся, хвост трубой и побежал к избушке, откуда на них поглядывал Филантей.

Только войдя в избушку и уловив запах куриного бульона, Лукерья почувствовала, что от зверского голода стянуло желудок. Тимур торопливо стал резать хлеб, наливать суп. Внуки ухаживали за бабушкой, словно её не два дня не было, а, самое малое, месяц.

Когда Лукерья наелась, внуки убрали со стола, и все расселись, ожидая рассказа. Лукерья разочаровывать не стала, рассказала всё, утаив только, что той Полуденницей была Мариночка.

֍*֎

Избушка плавно на приличной скорости двигалась по широкому тракту. Навстречу ей и обгоняя двигались теремки и такие же ветхие избушки. И каких только животных головы не завершали с двух сторон их коньки. Были тут и птицы разных пород, и ящеры, и вовсе не знакомые, не виданные представители фауны.

Ехали уже третьи сутки. Мальчишки пропадали у Филантея,