Тайна умрёт со мной - Анна Свирская

мысль о том, что вдруг вы были правы. Так что, мисс Бирн, я не буду против, если вы попробуете с этим разобраться. Вы вряд ли сумеете что-то узнать о судьбе моей матери, но вреда от вашего расследования никому не будет. Просто не сообщайте Руперту. Ему это может не понравиться.

— Я и не думала! Я с ним даже не знакома, — поспешила успокоить сэра Дэвида Айрис. — Это будет что-то вроде генеалогического исследования. В Сомервиле мы занимались… Извините, я очень много болтаю. Вряд ли вам интересно. И спасибо, что не возражаете.

— И что вам не пришлось действовать у меня за спиной? — Дэвид Вентворт внимательно посмотрел на неё.

— Нет, я бы не… — Айрис почувствовала, как к щекам совершенно предательским образом подступает румянец.

— Думаете, я вам поверю? Вы бы всё равно начали выяснять, кем были родители Руперта и прочее.

— Я бы постаралась этого не делать, но не уверена, что смогла бы удержаться, — честно призналась Айрис.

Дэвид Вентворт усмехнулся:

— Вы хотя бы честны…

— Я буду заниматься этим в свободное время. Работа в библиотеке не пострадает, обещаю.

— Как вам будет угодно, мисс Бирн.

— И ещё, сэр… Раз вы не возражаете против моего расследования, может быть, вы сможете мне помочь? Я ничего не знаю о вашем брате, но если будет с чего начать, дела пойдут быстрее. Я понимаю, что когда его усыновили, вам было два года и вы не можете ничего помнить, но, может быть, были какие-то разговоры позднее… Даже слухи. Всё может оказаться полезным. Например, имя «Руперт» — оно таким и было, или его дали ваши родители?

— Его имя при рождении Руперт Фернсби. Он родился в Лондоне четвёртого апреля тысяча девятьсот тридцать девятого года.

Айрис в растерянности смотрела на Дэвида Вентворта. Вот так просто? Не надо ничего месяцами разыскивать?

— Вы знали? — спросила она. — Я думала, что такие вещи скрывают.

— Конечно. Некоторые семьи, например, бездетные, действительно устраивают всё так, чтобы ребёнок не знал, что он не родной. Но с Рупертом всё иначе. Как… Как с Хитклиффом! — придумал хороший пример сэр Дэвид. — Конечно, Руперта не подобрали на дороге, как Хитклиффа, и ему дали свою фамилию, но в целом это было усыновление больше в традициях девятнадцатого века, чем двадцатого. Например, если я умру, не оставив наследников, мой титул перейдёт не к Руперту, а к моему троюродному брату.

— Понятно, — произнесла всё же немного ошарашенная Айрис. — Можно я возьму листок, чтобы всё записать? Вы говорили, он родился он в Лондоне…

— Да. Думаю, я смогу сказать даже точнее… — Дэвид Вентворт сел за стол и выдвинул ящик. — Где-то это должно быть записано. — Он вытащил четыре папки и начал перебирать лежавшие в них бумаги. — В смысле, не где именно он родился, а церковный приход… Насколько я знаю, в усыновлении Руперта принимал какое-то участие священник, он то ли привёз его в Эбберли, то ли ещё что. Родители Руперта погибли во время авианалёта, а о ребёнке, видимо, некому было позаботиться, кроме церкви. Или, может быть, церковь помогала найти для сирот семьи… Так, расходы за декабрь. Минуту… — Дэвид Вентворт вёл пальцем по листу сверху вниз, быстро проглядывая ряды записей. — Точно помню, что двое святых, Этельреда и ещё кто-то… Вот! Семьсот фунтов в церковь Святых Марии и Этельбурги в Олд-Форде.

— То есть, священник был из церкви Марии и Этельбурги? — уточнила Айрис.

— Скорее всего, потому что начиная с сорок первого года моя мать каждый год делала пожертвование именно этой церкви. Я что-то такое слышал раньше, ещё когда был подростком, но не задумывался… Когда я сам начал вести дела, вернее, контролировать, то обратил внимание на пожертвование, потому что сумма была довольно большой.

— Да, сумма весьма… приличная, — согласилась Айрис. — Особенно, если это не разовое пожертвование, а ежегодное.

Подумать только, семьсот фунтов каждый год! Серьёзные деньги.

— Человек, который занимается счетами, сказал, что моя мать распорядилась ежегодно отсылать чек на семьсот фунтов, и так как после её исчезновения иных распоряжений не поступало, они продолжили так делать. Он же сказал, что это пожертвование было как-то связано с усыновлением Руперта. Возможно, делалось в знак благодарности.

Айрис записала название церкви и задумалась. Ей не доводилось бывать в этом районе, и она только примерно представляла, что Олд-Форд находится примерно там же, где и неблагополучные Поплар и Бетнал-Грин.

— Вам это не показалось странным?

Дэвид Вентворт наклонил голову, словно размышляя:

— Нет. Она делала много пожертвований. Музеям, школам, больницам, церквям тоже… С большинством из них её ничего по-настоящему не связывало.

— Но как леди Клементина вообще узнала о ребёнке из Олд-Форда?

— Мне кажется, речь не шла о каком-то конкретном ребёнке. Это же Ист-Энд, пусть и далековато от доков… Значит, были сильные бомбёжки во время Блитца. Наверняка множество детей остались без попечения, и поэтому искали семьи, которые взяли бы детей к себе.

— Но не усыновили же, — возразила Айрис.

— Я думаю, что всему есть объяснение, и простое. Но прошло столько лет, никто уже не помнит всех обстоятельств.

— А вы помните? Помните, как у вас появился брат?

— Нет, я хорошо себя помню лет с четырёх. Так что для меня Руперт был всегда.

— Вы хорошо с ним ладили? — Айрис смущённо улыбнулась и добавила: — Я спрашиваю не для расследования, просто это очень необычная ситуация… Простите…

— Ничего страшного. Но ответить на ваш вопрос будет сложно. Иногда мы ладили, но чаще нет. Между нами не было вражды… Мы могли подраться, потом помириться, как все дети. Руперт… — Дэвид Вентворт задумался, точно никак не мог подобрать слов. — Руперт — такой человек, с которым тебе и страшно, и весело. Стоило сказать: «Давай заберемся на платан у Утиного коттеджа», как он находил другое дерево, выше, опаснее, с голым стволом, и говорил, что на платан и Фенвик заберётся, а лезть надо вон туда. Он как будто хотел доказать всем, что он… не хуже меня. Даже лучше. С возрастом он стал спокойнее, но в детстве характер у Руперта был взрывной. С ним тяжело было ладить. Любому, не только мне.

Айрис представила, как, должно быть, был несчастен этот ребёнок среди окружавшего его достатка и благополучия. У него было всё, но он постоянно чувствовал, что оно ему не принадлежит, дано на время. Что другой мальчишка, ничем не отличающийся от него, — настоящий сын, а он всего лишь подкидыш, получающий всё это из милости. Она сомневалась, что мальчик с таким ярким, неукротимым характером мог развить в себе смирение