Врачебные связи - Ирина Градова

И как же еще воспринимать его слова, как не угрозу? Даша пристально взглянула в лицо Минкину, но оно излучало одну только доброжелательность. Ему бы в театре играть – в шекспировских пьесах… Макбет стал бы шедевром в его исполнении!

* * *

Вечером позвонила Лариса. Я и думать забыла о том, что нужно отрабатывать деньги, которые посулили мне в «Либе Фрау» (кстати сказать, я еще не получила ни копейки, хоть и подписала договор). Лариса сообщила, что завтра будут снимать ролик, но была и хорошая новость: фотографии готовы, и я вместе с ней смогу отобрать понравившиеся. Это, видимо, практикуется нечасто, и я должна была оценить жест доброй воли. Что я и сделала, выразив благодарность, которой на самом деле не испытывала. Я уже сто раз пожалела о том, что впряглась в работу, в которой ничего не смыслю. Одно дело, актриса или профессиональная модель – они чуть ли не с детства знают, как вести себя перед камерой. Я же в этом бизнесе, как говорится, ни ухом ни рылом! До сих пор не сказала детям, чем занимаюсь, – боюсь, они решат, что мамаша на старости лет умом тронулась.

Сначала Лариса показала мне снимки, на которых я выглядела лет на десять моложе, – и как, спрашивается, они могли мне не понравиться? Самое смешное, что косметика «Либе Фрау» не имела к моему преображению никакого отношения – вся работа была выполнена стилистом и осветителем (оказывается, правильное использование света и тени творит чудеса!). Вместе мы отобрали десять фотографий, из которых впоследствии выберут те, что украсят стенды в магазинах. Я могу не волноваться: никто не узнает меня, увидев эту моложавую красотку, так что на улицах останавливать не будут.

Потом ассистентка Ларисы проводила меня в студию. Я уже бывала там, но на этот раз все помещение занимала разнообразная видеоаппаратура. Повсюду суетились какие-то люди, и я прониклась сознанием серьезности происходящего. И почему индустрия красоты привлекает так много внимания? Почему на нее тратятся огромные средства, ведь любые работы в этой сфере, что ни говори, несравнимы с трудом пожарного, учителя или врача (кто о чем!). Но здесь крутится так много денег, что создается впечатление, будто главная задача человека – быть красивым, а лечить, учить, тушить пожары не столь уж важно.

Видеосъемка оказалась еще сложнее, чем фото, и я с тоской подумала об удобном диване. Лежала бы сейчас, пялясь в «ящик» или читая книжку… Хотя нет: надо бы навестить Маришку, а то она, наверное, совсем скисла одна, с братом, сидящим в изоляторе, и мрачными перспективами по пересадке почки. Так что, покой нам только снится!

Худо-бедно, но это тяжелое утро закончилось. Я чувствовала, что с меня сошло семь потов, но ассистентка Ларисы выглядела довольной.

– Устали?

Знакомый голос с акцентом заставил меня обернуться: вот не ожидала столкнуться с Ван Хаасом! Насколько я поняла из нашего с ним разговора, он редко бывал в офисе, контролируя производство, а здесь всем заправляла Лариса. Значит, временами он все же сюда наведывается?

– Ничего, все в порядке, – соврала я. Вот бы сходить сейчас в бассейн, расслабиться или, на худой конец, к этой Дашиной массажистке – дочура уверяет, что она прямо-таки чудеса творит.

– Не хотите выпить кофе? – предложил между тем Ван Хаас.

– Можно, – согласилась я. – И чего-нибудь съесть!

Мы спустились на лифте на первый этаж и устремились к выходу.

– Как вы относитесь к итальянской кухне?

– Отлично. А в ваши обязанности входит кормить и поить тех, кто участвует в рекламной кампании «Либе Фрау»?

Возраст, знаете ли, освобождает от условностей. Будь я лет на двадцать моложе, ни за что не задала бы такой неудобный вопрос, но в пятьдесят пять, я полагаю, бояться уже нечего, и пусть меня сочтут невежливой – плевать!

– Нет, – усмехнулся Ван Хаас. – Я поступаю так только в том случае, когда это доставляет мне удовольствие.

Он определенно пытается меня «клеить», подумала я и развеселилась. Бывает, мужчины пытаются подкатывать ко мне с комплиментами, но я обычно пресекаю такие попытки на корню. Дашка говорит, что у меня на лбу написано: «Руки прочь!» – что ж, похоже, Ван Хааса это не останавливает.

– Я вот подумал, – продолжал он, – когда вы рассказывали о своей семье, то ни разу не упомянули о муже, хотя много говорили о детях.

– У меня нет мужа. Я умудрилась родить троих, ни разу не сходив замуж.

– О, это большое достижение! Тогда, раз нет никаких препятствий, почему бы нам не сходить куда-нибудь вместе?

– Но мы же здесь, – недоуменно возразила я. – Вот, сидим в ресторане…

– Я имел в виду настоящее свидание.

Свидание? Слово показалось мне отголоском юности.

– Генрих, вы в курсе, сколько мне лет? – задала я вопрос, который неприятно резанул слух даже мне самой.

– При чем здесь это?

– И все-таки?

– Естественно, ведь в контракте вам пришлось указать паспортные данные – год рождения не ускользнул от моего внимания. Что вас пугает?

– Пугает? Да нет, не то… Понимаете, мне кажется, что я… вернее, мы оба не в том возрасте, чтобы…

– Мне пятьдесят два, – перебил Ван Хаас. – Я был женат дважды. Первый раз в ранней юности, и брак продлился всего год. Второй – десять лет, двое детей, теперь уже взрослых и вполне самостоятельных. Я не считаю, что жизнь кончена, и, полагаю, то же относится и к вам: в противном случае вы не смогли бы стать лицом «Либе Фрау». Вы – красивая женщина, умная, с чувством юмора и, как мне удалось выяснить, справедливости. Это последнее – большая редкость среди людей любого возраста, поэтому ваш вопрос, уж простите, Анна, кажется мне не совсем уместным.

– Извините, если обидела вас.

– Просто удивили: странно слышать от вас слова, присущие, как это… бабушкам в платочках, да? Сидящим на лавочках и распространяющих сплетни?

Я невольно улыбнулась, представив себя в пуховом платке на скамейке около дома.

– Я дала себе зарок, что никогда даже не присяду на такую лавочку, – сказала я.

– И правильно. Так как насчет моего предложения?

Если дети узнают, они меня на смех подымут – виданное ли дело, на шестом десятке на свидания ходить!

– Я театр люблю, – не ожидая от себя самой, вдруг выдала я.

– Отличная идея! – тут же поддержал Ван Хаас. – Оперу или балет?

– Больше драматический… Хотя и не против оперы.

– Значит, решено: я добуду билеты, и мы сходим – на следующей неделе, идет?

Генрих (я поймала себя на мысли, как легко мне произносить имя своего нового знакомого, хотя еще полчаса назад я называла его про себя только по фамилии) проводил меня до машины, и я отправилась в онкоцентр навестить Марину. Оля до сих пор держала ее там, хотя уже была обязана освободить койко-место.

– Хорошо, что вы пришли, Анна Демьяновна!

Этими словами Оля приветствовала меня прямо с порога.

– Я как раз собиралась вам звонить. Помните, я обещала посоветоваться со специалистом трансплантологом?

– Есть новости?

– Марину осмотрел профессор Лаврин – он авторитет в этой области. Ей я пока ничего не сказала, но он посоветовал попытаться найти ее отца. Иначе, боюсь, ничего с пересадкой не выйдет. Беда в том, что она не может ждать: состояние усугубилось, и теперь диализ потребуется чаще. У Марины очень мало времени, Анна Демьяновна, неужели нет никакой возможности найти этого человека?

– Возможно, есть один шанс…

– Вот и здорово!

– Не совсем. Понимаешь, Оленька, если отца Марины так тяжело найти, это может означать только одно: он не хочет быть найденным. Значит, может не пожелать помочь дочери. Что ни говори, операция серьезная, и не каждый даже любящий родственник решится фактически остаться инвалидом.

– Но надо хотя бы попытаться: в ее случае время решает все!

* * *

Оставшуюся часть дня я ломала голову над тем, как помочь Марине. Сейчас, когда Толик в изоляторе, только я могу что-то предпринять, но вот что? Чего я добилась? Поговорила с вдовой врача, который пытался бороться с системой. У меня находился его дневник, но я не представляю, что с ним делать! Отнести в полицию? Там и слушать меня не станут: что я им предложу – почитать записки доктора и попытаться обнаружить в них нечто… Что именно?

Бони не кинулся мне навстречу с приветственным лаем, а чинно принес тапку и уселся на пол, помахивая пышным хвостом. Это означало, что я не первая, кто пришел домой этим вечером.

– Дашка? – позвала я.

– Ее нет, – раздался голос, который я никак не ожидала услышать. Из кухни вынырнула высокая, полная фигура Сергея.

– Господи, как ты здесь оказался?!

– Даша дала мне ключи – она должна была тебе сказать.

И все же это никак не объясняло то, что отец младшенькой находится в нашей квартире.

– Кто тот мужик? – спросил Сергей, принимая у меня пальто.

– Какой мужик?

– Брось, Анюта, не разыгрывай святую невинность – тот седой красавчик, с которым вы сегодня обедали.