Если он поддастся - Ханна Хауэлл

– Для них – да. А для меня – нет. Я разгромлю это заведение и сожгу дотла, но не попрошу ни пенни. Но я не тронусь с места, если все это просто ваши предположения или домыслы. Там ведь можно застать без штанов весьма влиятельных людей, а я люблю свою работу.

– Мы не сомневаемся, – заверила полицейского Олимпия. – И вы тоже поверите, как только сами переговорите с малышом Генри.

– Тогда я должен спросить: что вы собираетесь предпринять в отношении вашей матери, милорд? – Добсон сложил перед собой руки на столе и повернулся к Бренту. – Сейчас у вас есть мальчишка, который сможет указать на нее пальцем, а немного погодя, возможно, объявятся еще несколько человек, которые сделают то же самое.

– Я заставлю ее заплатить за свои преступления, Добсон. Мне будет нелегко, но я намерен довести дело до конца. Тот мальчуган лишь один из многих. Его слово против нее не значит ничего, как, впрочем, и свидетельские показания других детей, а также управляющих из этого мерзкого заведения. А вот что касается высокородных посетителей, которых можно захватить там сегодня, то они очень постараются спасти себя. То, что моя мать шантажировала их, чтобы добиться желаемого, ничем им не поможет. Я лелею мечту, что кто-нибудь из них сможет утянуть ее за собой, но моя мать – женщина коварная. Я думаю, что она тщательно замела следы и прикрыла свои тылы.

– Даже коварные и хитрые, бывает, спотыкаются то тут, то там.

– Очень на это надеюсь. Но не хочу, чтобы стало известно о моем участии во всем этом. – Граф объяснил ситуацию с Агатой. – Ни в коем случае этого не должно случиться. Мне нужно вернуть власть, которую ей удалось у меня забрать, – но вернуть до того, как вскроются все ее проделки. И у меня это получится, если только она будет оставаться в полном неведении о том, что я предпринимаю, если не будет знать, как много мне уже стало известно.

– Не уверен, что все это продлится достаточно долго.

Брент пожал плечами:

– Пусть длится столько, сколько продлится. Если потребуется, я возьму свой лондонский особняк штурмом, чтобы забрать оттуда сестру.

Добсон поднялся и взял свой плащ. Одевшись, он подошел к двери и проревел в коридор имя какого-то Джека. Тот оказался высоким симпатичным молодым человеком и явился незамедлительно, чтобы получить приказ: следовало собрать отряд из десяти человек и подогнать одну или две кареты для арестованных. Потом Добсон захлопнул дверь и снова обратился к Бренту с Олимпией:

– Только об одном я ничего не услышал… Как вы собираетесь поступить с детьми, которых сегодня спасете? – Он скрестил руки на широкой груди.

– Для начала заберу их к себе, – заявила Олимпия.

– Но их может оказаться довольно много…

– У меня большой дом. Правда, сомневаюсь, что они останутся со мной надолго. У троих из них есть свои семьи, хотя Ноа, как мне кажется, вряд ли захочет вернуться домой, – добавила баронесса, взглянув на Брента.

– Нет, он останется со мной и Томасом – так же как Тед и Питер, – сказал Брент.

– Но для детей ведь существуют дома призрения, работные дома и так далее… – заметил Добсон. Отвращение к подобным заведениям явственно слышалось в его голосе.

– И мы все прекрасно знаем, что эти заведения собой представляют! – заявила Олимпия. – Нет, я сама займусь детьми.

Полицейский пожал плечами:

– Я полагаю, большинство из них просто разбегутся в разные стороны, когда мы там объявимся.

– О нет, вряд ли. Видите ли, они прикованы к своим кроватям.

Не переставая удивляться, как быстро Добсону удалось собрать отряд и добраться до Доббин-Хауса, Олимпия, стоявшая рядом с Полом, наблюдала, как он повел полицейских на захват здания. Добсон, говоря о домах призрения, работных домах и прочем, делал вид, что ему совершенно безразлично, что случится с детьми после того, как он вытащит их из Доббин-Хауса, однако Олимпия видела, что это всего лишь поза. В детстве он наверняка и сам настрадался, кочуя по сиротским домам.

Тут захлопали двери, и это прозвучало для Олимпии как музыка. После того как они с Брентом описали расположение дома, Добсон расставил вокруг своих людей с таким расчетом, чтобы перехватить тех посетителей, которые попытаются скрыться. Вскоре послышались гневные выкрики мужчин, считавших себя слишком важными фигурами и, следовательно, неприкосновенными, но Олимпии было наплевать на них: она уставилась на дверь дома, откуда уже должны были появиться дети.

– Это довольно унизительно – вот так прятаться в карете, – сказал Брент; его голос звучал глухо из-за опущенных на окнах шторок.

– Вас слишком хорошо знают, милорд, – отозвалась баронесса.

– Но вас тоже могут узнать.

– Сомневаюсь. Я не так много разъезжаю по городу, редко появляюсь на приемах и вдобавок – в мужском костюме. А вон и детей выводят.

При виде детей у нее болезненно сжалось сердце. Почти все они были закутаны в одеяла, шли спотыкаясь, и многие выглядели ошеломленными и испуганными. Причем мальчиков было больше, чем девочек. И некоторые из девочек были уже почти девушками. Олимпия выпрямилась, когда Добсон подвел к ней четверых мальчишек. Она сразу узнала Генри, потому что он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, полными надежды; когда же она протянула к нему руки, малыш кинулся к ней в объятия. Но трое других с опаской разглядывали ее, и Олимпия, чтобы успокоить их, сказала:

– Граф ждет вас в карете. – Все трое тотчас сообразили, о ком речь, и у Олимпии отлегло от сердца – они все-таки нашли тех самых мальчишек. – А у меня дома вас ждет Томас.

Брент так и не высунулся из кареты, а мальчики быстро залезали внутрь, чтобы не попасться на глаза какому-нибудь зеваке. Олимпия же нагнулась и взяла Генри на руки. Мальчик обнял ее за шею, уткнувшись лицом в плечо. Она проглотила комок в горле, чтобы не разрыдаться. «Надо будет дать ему время прийти в себя, прежде чем приступать с расспросами о его родителях», – подумала баронесса.

– Кареты битком набиты детьми, – объявил подошедший Добсон. Он отправил полицейских за дополнительными экипажами, которые, конечно же, потребовались. – Из них с десяток – девочки-подростки, и все они просят отпустить их домой. Вы уверены, что сумеете разместить их у себя?

– По крайней мере одну ночь им ведь нужно где-то провести. А может, и не одну. Им потребуется одежда, потребуется еда и так далее и так далее… Все будет в порядке, дорогой мистер Добсон. Вот к чему Уоррен полностью готов – так это к нашествию детей. Мы выясним, кто они такие и есть ли у них дом. – Она кивнула в сторону экипажей, заполненных мужчинами и женщинами из Доббин-Хауса. – А что будет с этими?

– Помимо того, что мы с моими парнями набьем карманы, я предвижу несколько высылок в колонии, нескольких вздернем, а также обеспечим Ньюгейт новыми заключенными, которым окажут самый горячий прием постоянные обитатели этого скорбного заведения. Окажут, как только узнают, чем эти люди зарабатывали на жизнь.