Щит земли русской - Владимир Буртовой

— У нас много кровных братьев будет сегодня, отче Михайло, — отозвался Янко. Он швырнул в ров перерубленное печенегом древко копья. Старейшина Воик тут же протянул ему запасное.

Вольга вздрогнул и обернулся на крик справа. Это Могута длинной дубиной сбивал, будто ядовитые грибы, наседающих на него с двух лестниц печенегов. Дружинник, сосед Могуты, упал: ему в шею ударила стрела, неподалеку лежал еще один убитый ратник из пришлых с поля, его сразил копьем поднявшийся на частокол дюжий и ловкий печенег. Могута оттого и вскрикнул, что смерть увидел рядом. И не только чужую, но и свою — одному не сдержать долго печенегов на двух лестницах. Он едва успевал перекидывать дубинку с руки на руку да класть на печенежские головы.

— Я вас! — кричал Могута, ярясь от собственного крика еще больше. — А ну, еще кому безбедный отдарок!

И вдруг — треск! Это Могута, не рассчитав силу, задел частокол так, что в руках остался лишь маленький обломок дубины. Он швырнул его в печенега, но попал в щит, и находник устоял на лестнице. Растерялся на миг ратник, оказавшись без оружия перед врагом, — тот уже ногу поставил на частокол. Правая рука Могуты метнулась к левому боку, где висел меч, но меч в пылу боя слишком далеко съехал за спину, не достать сразу.

— А-я-ай! — завопил вдруг Вольга, сам не зная почему. Неведомая сила будто толкнула Вольгу в спину. Диким барсом прыгнул он из-под частокола, нацелив сулицу в правый, щитом не прикрытый бок печенега. Удар получился столь сильным, что сулица прошла тело находника насквозь, а Вольга упал, зацепившись ногами за мертвого дружинника — Могутова соседа. Вольга стукнулся головой о бревно частокола, охнул, но тут же вскочил на ноги, моргая, чтобы прогнать золотистые искры в глазах. На счастье, в руках Могуты уже новое оружие — то его жена Агафья торопливо подала другую дубину.

— Молодец, Вольга! — услышал он похвалу отца Михайлы. — Бей степняков камнями.

Вольга поспешил к груде камней, ощутив в себе вдруг небывалую силу, и стал кидать через частокол наугад: знал, что редкий камень упадет мимо скопившихся под стеной печенегов.

Неподалеку вновь послышался голос воеводы Радка:

— Лейте смолу на поганых ворогов!

В дымящие чадом котлы окунулись десятки больших деревянных ковшей на длинных шестах, а потом, описав дугу над частоколом, опрокинулись над печенегами, изливая вниз дымящуюся жидкость. Снизу раздались жуткие вопли. Вольга не выдержал и зажал ладонями уши, но не надолго.

— Хворост в ров! Быстрее! — выкрикнул воевода Радко, перебегая мимо Вольги на помощь к Могуте, возле которого вновь показались печенеги с двух лестниц. Поторапливая дружинников, воевода еще раз крикнул: — Быстрее хворост кидайте, печенеги на стенах у Киевских ворот, Ярого могут потеснить! Да не под стены роняйте! Самим себя не поджечь! Кидайте дальше, до рва!

Дружинники длинными рогатинами начали поддевать сухие вязанки хвороста, окунали их в кипящую смолу, а потом поджигали и торопливо перебрасывали эти снопы бу шу ющего огня через частокол: не дай бог горящая смола прольется на стену, может загореться. Для того и кади с водой поблизости стоят.

Биться мечом против меча печенеги еще могли, но как биться с липким огнем, падающим на головы? Дико кричали те, на ком загоралась одежда, на чью грудь или голову в такой невероятной тесноте во рву упал и горел смоляной сноп. Огненные потоки смолы растекались по земле и продолжали гореть под ногами.

— Бегут! Бегут! — прокатился радостной волной над Белгородом крик, извещая, что враг отбит и что на сегодняшний день вероятность печенежской резни для города отпала.

— Бейте находников! — это бондарь Сайга встал над частоколом во весь рост и сквозь дым пускал стрелу за стрелой вслед степнякам. Но и печенеги не жадничали на стрелы для русичей: вдруг охнул бондарь Сайга, чужая стрела ударила его в грудь, и кровь выступила на белом платне. Боян с криком бросился к отцу, но Сайгу тут же подхватил подоспевший первым Янко. Старейшина Воик склонился над раненым.

— Несите его в мое подворье, лечить буду. Стрела выше сердца прошла. Быстрее несите. Виста, поспеши со мной.

Подошел воевода Радко, черный от копоти и мокрый от пота. Молча проводил взглядом старейшину Воика и ратников с бондарем на руках, потом выглянул за частокол — не затлелся ли где дубовый сруб крепостной стены? Успокоился и поднял глаза к небу — есть ли у печенегов время для нового приступа сегодня или дадут русичам роздых? Солнце прошло уже большую половину дневного пути, и вряд ли у Тимаря наготовлены еще лестницы. К воеводе подошел кузнец Михайло, глаза радостные — устояли, отбились. Воевода увидел кровь на лбу Михайлы, забеспокоился:

— Поранен, Михайло?

— Да нет, воевода Радко. Свежую рану от ночной сечи, забывшись, потревожил, когда пот рукавом вытирал. Пустое, засохнет скоро. Прав был ты, воевода, что дал печенегам подняться на стены. Много их побито, но еще больше — напугано.

— В том и суть, — ответил воевода Радко, удаляясь по стене в сторону Киевских ворот. И еще что-то говорил воевода, бережно обходя убитых дружинников и ратников на помосте, но этих слов Вольга уже не слышал, оставшись стоять возле старшего брата.

Бросив догорать смолою облитые лестницы, похватав тела побитых и тяжело раненных, отхлынули от города печенежские тысячи, скрылись за клубами черного дыма. Степнякам казалось, что горит не только хворост во рву, но горит и крепость, будто русичи сами себя обрекли на страшную смерть по старому обычаю, сжигая тела умерших сородичей на жарких березовых кострах.

С помоста вниз бережно сносили тела побитых и раненых белгородцев: не малой кровью далась русичам эта победа, новые десятки могильных холмов появятся на внутренней стороне вала. Уставшие, закопченные и потные дружинники поспешно, разбрасывали недогоревшие головешки из-под котлов с остатками дымящей смолы.

Гонец

А и едет ко граду Киеву…

Говорил ему ласковый Владимир-князь:

«Гой еси, удача добрый молодец!

Откуль приехал, откуль тебя бог принес?»

Былина «Михайла Казаренин»

Из теплой полуголодной дремы под телегой Вольгу вывел резкий толчок в спину.

— Что такое? — вскричал он и сел, силясь раскрыть глаза, а рядом Василько в ухо ему уже шепчет:

— Гляди, кто к нам во двор идет.

Шли воевода Радко и посадник Самсон, усталые, а черевьи пыльные, знать, долго перед этим бродили по улочкам Белгорода, вслушиваясь и всматриваясь в голодные глаза пришлых со степи ратаев и бортников. Вольга вскочил и по звал отца Михайлу. Михайло вышел встретить гостей, голову склонил, в избу приглашая. Но воевода сказал: