Ветер сквозь замочную скважину - Стивен Кинг

– Прекрати! Оставь его! Ты обещал, что никогда…

– Не лезь не в свое дело, женщина! – рявкнул Келлс и заехал ей кулаком в лицо. Нелл упала в размокшую грязь, где дождь уже заливал следы, оставленные конем сборщика налогов.

– Ты скотина! – закричал Тим. – Не смей бить маму! Не смей!

Он не почувствовал боли сразу, когда Келлс ударил его по лицу кулаком, – просто перед глазами вспыхнул белый свет, и Тим на какое-то время ослеп. А когда свет поблек, мальчик обнаружил, что лежит на земле рядом с мамой. Голова кружилась, в ушах звенело, а в кармане по-прежнему жегся ключ, словно раскаленный уголек.

– Нис забери вас обоих! – выругался Келлс и пошел прочь под дождем. За воротами он повернул направо. Тим ни капельки не сомневался, куда направляется отчим: в салун. Всю Широкую Землю Большой Келлс не брал в рот ни капли – во всяком случае, Тим ничего такого не замечал, – но сегодня он точно напьется. Судя по скорбному взгляду мамы (лицо мокрое от дождя, волосы липнут к забрызганной грязью щеке, на которой уже наливается синяк), она тоже об этом подумала.

Тим обхватил маму за талию, она обняла его за плечи. Они медленно поднялись на крыльцо и вошли в дом.

Нелл села у стола на кухне. Даже не села, а повалилась на стул. Тим налил в таз воды, намочил тряпку и осторожно приложил ее к маминой щеке, которая уже начала распухать. Пару минут Нелл сидела, прижимая к щеке тряпку, потом молча протянула ее сыну. Чтобы успокоить маму, Тим приложил тряпку к лицу. Она приятно холодила кожу, унимая жаркую пульсацию боли.

– Отлично все складывается, – сказала Нелл с наигранной бодростью. – Жена избита, мальчик избит, а новый муж напивается в кабаке.

Тим не знал, что на это ответить, и промолчал.

Нелл подперла подбородок рукой и проговорила, не поднимая глаз:

– Это я виновата. Сама так решила, на нашу голову. Теперь все еще хуже. Я тогда растерялась. Мне было страшно, у меня ум за разум зашел, хотя это не оправдание. Лучше бы у нас отобрали дом!

Остаться без дома и без земли?! Неужели мало того, что они потеряли отцовский топор и счастливую монетку?! Хотя в одном мама была права: теперь все еще хуже.

Но у меня есть ключ, подумал Тим и нащупал его в кармане.

– И где он теперь? – спросила Нелл, и Тим сразу понял, что она спрашивает вовсе не о Большом Келлсе.

В лесу. В двух колесах от Тропы железных деревьев. Где он меня ждет.

– Не знаю, мама. – В первый раз в жизни он сказал маме неправду.

– Зато мы знаем, где Берн. – Нелл рассмеялась и тут же поморщилась. Ей было больно смеяться. – Он обещал Милли Редхаус, что бросит пить. И мне обещал то же самое. Но он слабый человек. Или, может быть, это я виновата? И он снова запил из-за меня, как ты думаешь?

– Нет, мама, – ответил Тим, но все же задумался. Может быть, Нелл и права. Может быть, дело именно в ней. Но не потому, что (как это виделось ей самой) она плохая жена: вечно всем недовольна и пилит мужа, или не убирается в доме, или отказывает супругу в том, чем мужчины и женщины занимаются по ночам, – а по какой-то другой причине. Здесь есть какая-то тайна, и Тим подумал, что ключ у него в кармане, возможно, и есть ключ к разгадке. Рука сама потянулась к карману, и Тим быстро поднялся из-за стола и подошел к буфету.

– Ты чего будешь есть? Хочешь, яичницу сделаю?

Нелл с трудом улыбнулась.

– Спасибо, сын. Но мне что-то вообще ничего не хочется. Я, пожалуй, пойду прилягу. – Она поднялась и слегка покачнулась.

Тим отвел маму в спальню. Сделал вид, что его очень интересует происходящее за окном. Пока он стоял у окна, Нелл сняла грязное платье и надела ночную рубашку. Когда Тим обернулся, мама уже лежала под одеялом. Она похлопала рукой по кровати, приглашая сына лечь рядом, как иногда делала раньше, когда Тим был совсем маленьким. Когда рядом с мамой лежал его папа, лежал в длинных исподних кальсонах и курил самокрутку.

– Я не могу его выгнать, – сказала Нелл. – Если бы могла, я бы выгнала, но теперь, когда мы обвились веревкой, это уже не мой дом. Это теперь его дом. Закон жесток к женщинам. Раньше я как-то об этом не думала, но теперь… теперь… – Ее взгляд стал рассеянным и далеким. Похоже, она засыпала. И ей, наверное, и надо было заснуть.

Тим поцеловал маму в здоровую щеку и хотел было подняться, но Нелл его удержала.

– Что тебе говорил сборщик налогов?

– Спросил, как мне нравится мой новый отчим. Не помню, что я ответил. Я так испугался.

– И я испугалась, когда он накрыл тебя плащом. Я подумала, он хочет тебя увезти. Как Алый Король в древней легенде. – Она закрыла глаза и тут же открыла, но очень медленно. Теперь в ее взгляде читался страх, даже ужас. – Помню, как он приезжал в дом родителей, когда я была совсем маленькой, только что из пеленок. Вороной конь, черные перчатки и плащ, седло с серебряными сигулами. Его лицо, бледное… Мне потом снились кошмары из-за этого лица. Оно такое худое. И знаешь что, Тим?

Он медленно покачал головой.

– Даже чаша, которую он возит с собой, она та же самая. Серебряная чаша. Я ее помню. Это было двадцать лет назад – двадцать с лишним, – а он ни капельки не изменился. Он вообще не постарел.

Ее глаза снова закрылись, и на этот раз так и остались закрытыми. Тим на цыпочках вышел из комнаты.

Когда Тим удостоверился, что мама заснула, он пошел в прихожую у задней двери, где стоял сундук Большого Келлса, накрытый старым, уже негодным одеялом. В разговоре со сборщиком налогов мальчик сказал, что у них в деревне всего два замка – на двери салуна и тюрьмы, а других замков у них нет. На что сборщик налогов ответил: А мне кажется, есть. И ты знаешь, на чем.

Тим убрал одеяло и посмотрел на сундук: большой, почти квадратный сундук, который отчим иногда поглаживает рукой, словно любимого домашнего питомца, и на котором частенько сидит вечерами и курит трубку, слегка приоткрыв заднюю дверь, чтобы дым выходил наружу.

Тим быстро сбегал в прихожую у передней двери – без ботинок, в одних чулках, чтобы не разбудить маму – и выглянул в окно. Во дворе было пусто, на улице – тоже. Большой Келлс не спешил возвращаться домой. Собственно, Тим и не ждал ничего другого. Отчим сейчас уже должен сидеть в салуне и напиваться до потери сознания.

Надеюсь, он ввяжется в драку, и его изобьют. Пусть на своей шкуре узнает, каково это. Я бы сам его измордовал, будь я постарше.

Тим вернулся в прихожую у задней двери, встал на колени перед сундуком и достал из кармана ключ: серебристый, крошечный, размером с половину серебряного «орла», и странно теплый, как будто живой. Этот ключик ни за что сюда не подойдет, подумал мальчик, а потом вспомнил, что сказал сборщик налогов. Это волшебный ключ. Он отпирает любой замок, но всего один раз.

Тим вставил ключик в замок. Ключ подошел идеально. Тим попробовал повернуть ключ, и тот беспрепятственно повернулся, но как только это случилось, тепло мгновенно ушло. Ключ уже не казался живым. Теперь это был просто кусочек холодного мертвого металла.

– После этого он становится бесполезным, как грязь, – прошептал Тим и оглянулся, наполовину уверенный в том, что у него за спиной стоит Большой Келлс, пьяный и злой, со сжатыми в кулаки руками. Но никто не стоял у него за спиной, и Тим расстегнул пряжки на ремнях и открыл крышку. Петли скрипнули, мальчик поморщился и опять оглянулся через плечо. Сердце бешено колотилось в груди, а лоб покрылся испариной, хотя на улице шел сильный дождь и в доме было прохладно.

Сверху были навалены как попало скомканные штаны и рубашки, большинство из них – драные и истрепанные. Тим подумал (с горькой обидой и раздражением, новым для него чувством): Мама стирает их, зашивает, складывает аккуратно, когда он просит. И что она получает в благодарность? Синяки на руках и лице?

Тим достал из сундука одежду, и под ней обнаружилось то, из-за чего сундук был таким невозможно тяжелым. Отец Келлса был плотником, и в сундуке стоял ящик с его инструментами. Даже будучи ребенком, Тим понимал, что они очень ценные, ведь они сделаны из металла. Он мог бы продать их, чтобы заплатить налог. Все равно он ими не пользуется. И наверное, вообще не умеет. Он мог бы продать их тому, кто умеет – Хаггерти Гвоздю, например, – и ему бы хватило заплатить налог. С лихвой бы хватило.

Для таких людей есть даже особое умное слово, и Тим его знал – спасибо урокам сэй Смэк. «Скопидом».

Тим попытался поднять ящик с инструментами, но у него ничего не вышло. Ящик был слишком тяжелым. Пришлось вынимать инструменты по одному: несколько молотков и отверток и точильный брусок. После этого Тим сумел достать ящик. Под ним обнаружилось пять лезвий для топора, увидев которые Большой Росс схватился бы за голову, а то и плюнул бы в возмущении. Бесценную сталь покрывали пятна ржавчины, и Тиму даже не нужно было проверять лезвия ногтем: он и так видел, что они не заточены. Да, время от времени новый муж Нелл правит лезвие своего топора, с которым сейчас ходит в лес, но о запасных лезвиях он не заботился уже очень давно. К тому времени, когда эти лезвия могут ему понадобиться, скорее всего они будут уже ни на что не годны.