Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Елена Арсеньева

— А ты ему совершенно веришь? — спросила Алёна. — Абсолютно? Он не мог подстраховаться и в самом деле положить копию? Ну, на всякий случай?

— Я ему совершенно верю, — спокойно ответил Арнольд. — А главное, я совершенно верю самому себе. Я ведь помогал ему упаковывать эти вещи. Я держал в руках подлинный перстень, уложил его в футляр, обернул футляр особенной такой синей бумагой, в чемоданчик спрятал, в котором его Юлий Матвеевич потом принес в музей… А утром из сейфа достали подделку.

— И ты думаешь, этот твой Кирюха пришел в музей с копией в кармане? — изумленно спросила Алёна. — И, пользуясь суматохой, мгновенно подменил его?

— Я думаю, что все было именно так, — согласился Арнольд.

— Но это совершенно неправдоподобно! — засмеялась Алёна. — Это же надо было заранее знать, что появится такая возможность! Что окно будет открыто, что шутиха влетит в кабинет…

— Тут есть, как говорят в Одессе, одно не большое, но и не маленькое «но», — сказал задумчиво Арнольд. — Шутиха была не простая, а с радиоуправляемым устройством. То есть это была очень тщательно осуществленная отвлекуха, запланированная на конкретный момент времени. И Кирюхе все удалось.

— Слушай… Да этот твой Кирюха просто семи пядей во лбу! — недоверчиво повернулась к нему Алёна. — Такое устроить…

— Я предупреждал, что он не дурак. К тому же, он учился на радиофаке. И писал дипломную работу по радиоуправляемым устройствам и их использованию в пиротехнике. У него явно был сообщник, который в нужное время пустил шутиху в окно. Когда ты меня около музея встретила в виде непотребного оборванца, я не просто так в урнах ковырялся. Я искал… сам не знаю, что, но оно должно было меня навести на место, откуда шутиху пустили. К сожалению, ничего не нашел… Совершенно невозможно представить, чтобы это было сделано с улицы. Значит, ее пустили из окна какого-нибудь дома. В принципе, можно рассчитать и спроектировать траекторию ее полета. Если бы украден был перстень — ну, не знаю, Нострадамуса там или Цезаря Борджиа, — возле музея уже топталась бы целая толпа баллистов, которая совершенно точно выяснила бы, откуда прилетело . Но это такая работенка… это такой геморрой… и украден вовсе не перстень Борджиа. Нашей милиции гораздо проще выдвинуть версию, что Батман сам принес в музей подделку, надеясь, что этого никто не заметит. И ведь не заметили, никаких проверок проб драгоценных металлов не делали до утра. А теперь… поди ищи, кто виноват! Я уверен, что это сделал Кирюха, потому что я знаю все его побудительные причины. Но попробуй докажи это!

— Но я так поняла, что Рудько очень обрадовался, когда ты ему пообещал подозреваемого и улики.

— На самом деле никаких улик у меня пока нет, — уныло сказал Арнольд. — Есть подозреваемый… но видишь, он выбрался-таки из каталажки. На самом деле с таким же успехом можно и директрису музея обвинить в подлоге, и самого Батмана. Да, улик у меня нет… я только предполагаю, где их искать.

— Где? — оживилась Алёна.

— На этой подделке клеймо ювелира, который копию делал. На оригинале не было клейма, вещь очень старая — и копиист поставил свое. Вообще очень странно, что Кирюха не заставил его уничтожить это клеймо, сгладить. Странно и глупо. Все предусмотрел, а такую мелочь не заметил. По этому клейму ювелира можно найти. Он обязательно вспомнит человека, который эту копию заказывал. Но это не просто. Это не клеймо одесских мастеров. Они здесь все наперечет. Конечно, потребуется время, чтобы его разыскать. Возможно, он даже в России. Кирюха в последнее время часто ездил в Москву, в Питер. Мог там подделку заказать. А мог и в Киеве, и во Львове, и вообще за границей…

— А что там изображено? — полюбопытствовала Алёна.

— Там написано «МИГ» . Очень причудливая вязь, но разобрать можно. Наверное, это первые буквы его имени, отчества и фамилии. Или наоборот. Если он не подпольщик какой-нибудь, найти его реально. Но захочет ли милиция, будет ли возиться… это же международные связи надо задействовать!

— А ты сам таких связей не имеешь, например в Москве? Ты же частный детектив! — настойчиво сказала Алёна.

— Кое-какие связи у меня есть, но они сейчас, как назло, в отъезде. Лето — время отпусков. Хоть самому садись да езжай в Москву… может быть, так и придется сделать в конце концов!

— А эти связи среди ювелиров или в среде твоих коллег? — допытывалась Алёна.

— Нет, среди ювелиров я никого не знаю. Но есть человек в детективном агентстве, я ему очень помог когда-то, думаю, он мне не откажет этого МИГа найти, когда вернется.

— А когда он вернется?

— Да не знает никто! — с досадой стукнул по подушке кулаком Арнольд. — Завтра, послезавтра, самое позднее — в понедельник… Главное, он уехал внезапно для всех, как назло, по горящей путевке. А тем временем Кирюха от нас смоется, это как пить дать, за границу с Лорочкой — и никто дергаться из-за этого старого перстня не будет.

— Погоди-ка, — сказала Алёна, — дай-ка я встану.

— Ты куда? — испуганно схватил ее за талию Арнольд.

— Попудрить носик, — усмехнулась она.

— Что?!

— Ты разве не знаешь? Когда даме нужно в туалет, она говорит, что ей нужно попудрить нос. Это откуда-то из Голсуорси, кажется.

— А-а, понятно, — не слишком уверенно проговорил Арнольд. — А зачем тебе понадобилось так срочно пудрить нос, я ведь его практически не вижу!

Алёна так и закатилась от смеха:

— О мужское самомнение! Да не собираюсь я пудрить нос, успокойся. Я просто хочу взять телефон из сумки.

— Ради Господа Бога! — испуганно пробормотал Арнольд. — Зачем тебе сейчас телефон? Хочешь милицию вызвать, чтобы меня отсюда выкинули?

— Какие жуткие прогнозы! Успокойся, ты мне еще понадобишься, погоди, погоди, я потом скажу, для чего! А сейчас я хочу позвонить одному человеку. Видишь ли, не только у тебя есть в Москве знакомые частные детективы. У меня тоже.

У нее и в самом деле был знакомый частный детектив именно в Москве. Они встретились около двух лет назад в самолете Париж — Москва. Самолет вынужден был сесть в Нижнем Горьком, потому что в Шереметьеве нашли взрывное устройство… и эта странная история потом вышла Алёне Дмитриевой очень крутыми боками [22].

От ударов судьбы ей отчасти и помог спастись этот случайный знакомый по имени Егор Рыжов, красавчик и приятнейший джентльмен, а по роду занятий — частный детектив. Танго он, впрочем, не танцевал. С тех пор Алёна к нему за помощью не обращалась, не было такой нужды. Может, у него номер изменился, или вообще он ее не вспомнит, но за спрос же денег не берут, верно?

Поэтому Алёна стала поспешно просматривать список своих контактов.

— Серьезно? — расхохотался Арнольд. — Знакомый детектив?! И ты собираешься ему звонить?! В такую пору?! У нас с Москвой всего час времени разницы. И если здесь сейчас три, то там всего четыре.

— Да, точно, я и забыла, — Алёна отложила телефон и вернулась в постель. — Погоди, но получается, что Кирюха должен был еще раньше украсть перстень, чтобы его ювелиру отдать! Неужели этого никто не замечал? Или он умудрился сделать фотографии?

— Ничего он не умудрялся, — буркнул Арнольд. — Но примерно в апреле у Батмана пропала пачка снимков и подробная опись некоторых его экспонатов. Мы уже тогда готовились к выставке. И я теперь припоминаю, что именно в это время в его доме начал мелькать Кирюха с настойчивыми просьбами продать перстень. Возможно, убедившись, что этого никогда не будет, он и задумал подменить перстень.

— Ну, слабо верится, чтобы такие выкрутасы удались, если бы у Кирюхи не было в доме Батмана сообщника, — задумчиво проговорила Алёна.

— Ты поразительно умная женщина, — Арнольд быстро повернулся и навис над ней. — Поразительно! Вот только слишком разговорчивая. Может, займемся чем-нибудь получше?

Она не ответила, а просто обняла его.

* * *

— Я раньше не слишком-то любил синема́. Подчеркиваю — раньше …

И Гришин-Алмазов посмотрел на Веру такими глазами, что Чардынину с Руничем стало неуютно, а Шульгин откровенно похохатывал: он знал, что диктатор — человек более чем решительный, а муж Веры Васильевны где-то там, в Москве… А впрочем, если Гришин-Алмазов всерьез даст волю своему сердцу, его не остановит и муж, сидящий на соседнем стуле!

— Конечно, интересно смотреть на движущиеся фигурки, ну и что же больше? В театре живая жизнь, в театре живые голоса, а здесь…

— Вот именно! — поддакнул Шульгин. — Случайная музыка случайного тапера, незамысловатый сюжет, угар чувств, а в результате — сумасшедший ажиотаж, чуть ли не массовый психоз… Как будто все зрители разом заболели какой-то сентиментальной горячкой! Как это получается?! Уму непостижимо… Только, ради бога, вы, Вера Васильевна, не обижайтесь!