Эксперт № 38 (2014) - Эксперт Эксперт

— Безопасность и регулирование Сети — сейчас одна из самых острых тем, обсуждаемых на межгосударственном уровне. Не секрет, что рычаги управления интернетом сейчас в большей степени сосредоточены в руках США, которые не спешат ими делиться. Какая международная организация могла бы взять на себя функции регулирования международного виртуального пространства?

— Согласен, что вопрос безопасности интернета и связи в целом сейчас стоит особенно остро. Об этом свидетельствуют последние откровения Сноудена и, например, информация о слежке, осуществляемой американской разведкой. Мы должны избежать возможности возникновения кибервойн, которые будут подобны цунами. Лучший способ победить в любой войне — это ее избежать. Работа в этом направлении должна идти абсолютно открыто и прозрачно. При этом наша позиция заключается в том, что регулирование интернета не может быть передано одной отдельной стране или одной организации или учреждению. Здесь ни в коем случае не должно быть единоличного управления.

— Мог бы МСЭ взять на себя полную ответственность за разработку принципов регулирования глобальной безопасности интернета?

— Полностью взять на себя решение этого вопроса МСЭ, на мой взгляд, не может. Если какая-то организация захочет взять на себя такие функции, то столкнется с непосильной задачей. Поэтому важно, чтобы каждый вносил посильный вклад в развитие принципов безопасности связи. Например, наша организация участвует в создании стандартов, и мы можем здесь внести свою лепту. Но есть и другие вопросы, например контент всемирной Сети, вопросы частного доступа, конфиденциальности — этим МСЭ не занимается. Это дело других организаций.

— Но если какой-нибудь веб-сайт несправедливо закрыли или, допустим, он опубликовал преступную информацию, почему МСЭ как орган ООН не может сказать, что нужно закрыть или, наоборот, открыть такой интернет-ресурс?

— Вопросы закрытия или открытия веб-сайтов — это совсем не наш вопрос. В вопросы легальности контента мы не вторгаемся. Мы прежде всего говорим о праве на доступ к информации. И наша первостепенная задача — обеспечить право на такой доступ и разработать соответствующие стандарты. Это как с автомобильными дорогами: есть организация, которая разрабатывает стандарты создания автомобильных дорог: какой высоты должны быть мосты, чтобы под ними проезжали грузовики, какой вес автомобиля должно выдерживать дорожное полотно. Но эта организация не занимается отслеживанием того, что машины перевозят по дорогам.

— В какой форме тогда вам видятся возможные пути решения проблемы интернет-безопасности?

— У меня есть мечта, что однажды мы все подпишем международный договор о кибербезопасности. И подписать такой договор должны не только 192 страны — члены ООН, но и частный сектор — все телекоммуникационные компании. Меня спрашивают: что вы хотите заложить в этот договор? И я отвечаю: пять ключевых вещей. Первый пункт — каждая страна должна взять на себя обязательство, что каждый ее гражданин будет подключен в интернету. Второе — каждый гражданин должен быть защищен во всемирной Сети. И это должна быть именно функция государства, а не самого человека. В нашем мире, когда человек держит под кроватью ружье, это неправильно; правильно — когда государство защищает граждан. Третий пункт — взять на себя обязательство не нападать на другие страны. Четвертый — сотрудничать в международном плане. Пятый пункт — развитие в плане подготовки кадров.

— Что вы можете сказать о перевыборной конференции МСЭ, которая скоро пройдет? Как она может изменить работу организации?

— Да, ежегодная конференция Международного союза электросвязи состоится 20 октября в южнокорейском Пусане. Это будет моя последняя конференция после восьми лет руководства союзом. Я считаю, что сейчас работа в рамках МСЭ очень конструктивна. Во многих международных организациях работа идет в условиях противостояния, борьбы. Мы в нашем союзе навели мосты, примирили позиции, прошедшие восемь лет мы работали как единая команда. Результатом конференции будет стратегический план на следующий четырехлетний период. Этот план уже одобрен советом МСЭ, мы не ожидаем никаких сюрпризов и неожиданностей. Естественно, есть и дискуссионные вопросы, которые будут широко дебатироваться, в том числе упомянутый выше вопрос управления интернетом в предстоящий период.

— Как вы оцениваете вклад России в работу МСЭ?

— Российская Федерация, безусловно, вносит важный вклад в работу нашей организации. Россия возглавляет различные рабочие группы по радиорегламенту и другим вопросам. Например, своим учителем я считаю одного из самых авторитетных сотрудников МСЭ — Валерия Тимофеева (с 2002 по 2010 год возглавлял бюро радиосвязи МСЭ. — «Эксперт»). Мы вместе с ним работали директорами департаментов; по сути, он был моим старшим братом. Мы гордимся вкладом России, и не только в интеллектуальном плане, но и в финансовом. Работа МСЭ основана на добровольных взносах, каждая страна принимает решение, сколько единиц она будет вносить. Президент России Владимир Путин пообещал поднять взнос с 10 до 15 единиц. И я горжусь тем, что он называет меня «земляком», поскольку в свое время я учился в Ленинграде и знаю русский язык.

— Вы не предвидите роста противоречий в работе вашей организации, в том числе между Россией и западными странами, из-за обострения геополитической обстановки?

— МСЭ — старейшая организация в рамках ООН. В следующем году мы будем праздновать 150-летие, наш союз пережил многие войны и конфликты. Отличительная черта работы МСЭ в том, что внутри у нас нет идеологических битв, с которыми, вероятно, сталкиваются другие международные организации. Мы организация, в которой весьма часто одинаковые позиции занимают Иран и США или в принятии резолюции участвуют Израиль и Палестина. Специфика нашей работы в том, что все решения мы принимаем без голосования. Голосование означает, что есть победители и проигравшие, а такое неприемлемо для всемирной организации в сфере телекоммуникаций. Я вам раскрою один секрет. У нас есть зал Александра Попова (кстати, основанный Россией), являющийся одним из самых современных конференц-залов во всей Женеве. Здесь есть все, о чем можно мечтать с технической точки зрения. Но когда вы придете в этот зал, вы в столах увидите дырки. Дело в том, что в свое время, когда этот зал создавался, я туда пришел и увидел приборы на столах. Мне сказали, что это устройства для электронного голосования. Я сказал, что не просил таких устройств. Тогда мне заявили, что это уже было в комплексном пакете установки. Я сказал: нет, вы должны это убрать. Установщики сказали, что уберут, но это будет стоит дополнительных денег. И я заплатил эти деньги, чтобы такое оборудование было изъято. Почему? Электронное голосование вроде бы облегчает жизнь. Когда возникает проблема, то говорят: давайте проголосуем. Но результат нельзя назвать хорошим. У нас, если вы хотите проголосовать, это возможно в случае необходимости, но на это потребуется три часа. А за три часа можно создать небольшую рабочую группу и прийти к компромиссу. В этом и заключается работа союза.

Женева—Москва

Благодарим компанию МТТ за помощь в подготовке материала.

Ventennio fascista Максим Соколов

В общем-то и давно было принято употреблять слово «фашист» в значении «нехороший человек, по тем или иным причинам особенно нелюбезный говорящему», а взвинчивание международной обстановки до совсем высокого градуса совсем разнуздало языки. Теперь с легкостью необыкновенной целые большие страны именуются фашистскими.

Единственным исключением из этой тенденции к инфляционному словоупотреблению является разве что сама Италия, где фашизм и появился на свет. На Апеннинах термин ventennio fascista, т. е. «фашистское двадцатилетие» спокойно применяется для обозначения исторического периода с 30 октября 1922 г. по 25 июля 1943 г. То есть с похода на Рим, приведшего дуче к власти, до верхушечного переворота, когда Большой фашистский совет выступил против Муссолини, а король вдруг вспомнил, что по конституции он может премьера и в отставку отправить.

Это двадцатилетие характеризуется по-всякому, в том духе, что было и хорошее, и плохое, причем хорошего даже выходит явно больше, а главное — без фанатизма. Да, был в истории Италии авторитарный период — ну и что ж теперь? Кровью блевать? Тем более что и авторитаризм дуче был достаточно мягок, и демократизм режимов, установившихся после 1945 г., весьма относителен. Полуторапартийная система и совсем недавнее правление кавалера Берлускони тоже не образец демократии как чего-то необычайно светлого и чистого.

А так и в памяти народной — и, кстати, в школьных учебниках — Муссолини остался по преимуществу как деятельный правитель, преобразовавший природу, осушавший смертоносные Понтинские болота близ Рима, строивший для крестьян молокозаводы и винокурни (по Ленину, «социализм как строй цивилизованных кооператоров»; фашизм, видать, тоже), вводивший практически отсутствовавшую до него систему социального страхования, поборовший мафию (американцам на Сицилии в 1943 г. пришлось ее срочно восстанавливать), поезда при котором ходили по расписанию, что вообще для Италии дико и ново. Римское метро тоже начали строить при Муссолини (нынешняя линия B, участок от вокзала Термини до Пирамиды), но сбила война, и станции использовались как бомбоубежища.