Сломанные крылья рейха - Александр Александрович Тамоников

у него не возникло подозрения, что именно на этом заводе есть подземные цеха «ФАУ». Теперь уже никак не узнать, были ли хотя бы устные указания из Берлина, касающиеся этих цехов. Предупрежден ли именно этот завод о приезде специалиста из Берлина?

В свою городскую квартиру он возвращался поздним вечером или даже ночью. Никаких контактов он себе позволить не мог, да и квартира была, по сути, офицерским общежитием, где ему выделили комнату. Войти в это здание без специального пропуска не мог никто. Поэтому приходилось думать, как связаться со своей группой или с Гердой.

Самый простой вариант –  использование «почтового ящика». Это тайник, в который один разведчик клал сообщение, а другой мог его оттуда забрать и оставить в ответ свое. Но с группой связь была только условная. В определенный день Сосновский должен был появиться в условленном месте и в точное время. Это означало, что он работает без контроля. Незажженная сигарета во рту, так и не прикуренной брошенная на землю, означала, что срочно нужна встреча.

Контрольное время завтра в 18.00. Но ждать почти сутки Сосновский не мог. И тогда он отправился в ресторан «Прага», не самый модный и престижный, как это ни странно. Видимо, в этом и была злая ирония оккупантов.

Сосновский занял столик ближе к окну, недалеко от скульптуры какого-то римского божества. Герда появилась ровно через тридцать минут, когда Сосновский успел уже съесть горячее и сидел, потягивая коньяк. Герда пришла не одна, вместе с ней в зал ввалился пьяный до невозможности Отто Цигглер. Где мог так набраться главный врач военного госпиталя, оставалось только гадать. И что его сподвигло на такой несолидный поступок, достойный разве что молодого лейтенанта, но никак не полковника медицинской службы вермахта.

Сосновский тут же с готовностью вскочил на ноги и, вытянувшись, щелкнул каблуками начищенных до блеска сапог. Кто-то из посетителей повернул головы на шум, но большинство посетителей-чехов тут же отвернулись, делая вид, что ничего не видят и не слышат. Немцам здесь можно было все.

– Господа, –  громко предложил Сосновский, –  прошу за мой столик. Рад вас видеть, господин доктор. И вас, фрейлен Герда!

– Кто вы такой? –  попытался сфокусироваться на Сосновском Цигглер, но это у него не совсем хорошо получилось. –  Я вас лечил? Впрочем, не важно… Давайте выпьем за победу великой Германии!

Полковник пошатнулся, Сосновский едва успел подскочить, чтобы не дать немцу упасть. Удержать грузное тело было непросто. Очень кстати оказался небольшой диванчик между двумя портьерами тяжелого бархата у окна. Сосновский усадил врача на диван, тот сразу же откинулся на спинку и захрапел. Герда холодно глянула на своего шефа и села за столик Сосновского.

– Нужно срочно поговорить, –  быстро сказала Герда по-немецки, почти не двигая губами, чтобы никто не смог прочитать сказанного по артикуляции.

– Есть информация? –  наливая в бокал вина, спросил Сосновский.

– Думаю, что есть. Завтра я выезжаю на одно из предприятий, где вскрылась повальная дизентерия. В городской госпиталь больных не вывозят. У них там устроен свой внутренний лазарет. Понимаешь?

– Кажется, понимаю, –  приподняв бокал, сказал Сосновский. –  Внутренний лазарет, закрытая зона с особым режимом. Это тот самый завод!

– Не спеши с выводами. Это может быть все что угодно. Завтра в одиннадцать вечера на конспиративной квартире у вашего больного. Все!

Отпив лишь один глоток вина, Герда поднялась и жестом подозвала метрдотеля. Она велела поднять немецкого офицера и проводить его до машины, которая стоит у входа. Метрдотель и два крепких официанта бросились помогать. Цигглер ругался и проклинал всех на свете, не желая просыпаться и вставать. Наконец с большим трудом полковника удалось вывести из зала. Через несколько минут снаружи пророкотал двигатель легкового автомобиля, потом все стихло.

Сосновский снова налил себе коньяку и закурил новую сигарету. Итак, что мы имеем? Герда Кранц, врач с дипломом, работающая в военном госпитале, попадает в бригаду инфекционистов, которых в городе дефицит. Немецкое командование и правительство Протектората заботит инфекционная обстановка. Все нормально, все логично. Именно Герда, один из немногих инфекционистов, едет завтра на завод, где намечается эпидемия дизентерии, которая, между прочим, распространяется очень быстро и может привести к летальному исходу. Вопрос серьезный. Снова все логично. А вот дальше начинается самое интересное: госпиталь не городской, он на самом заводе, закрытое помещение, закрытый лазарет при заводе? Почему? Да потому, что нельзя никого выпускать за территорию завода, а может быть, и из подземных цехов. Ясно. Черт с ними, пусть мрут, но кто-то должен и работать. Можно привезти новых, но их придется сначала учить, а спрос на продукцию растет. Нет времени учить новых рабочих, надо лечить старых. Кажется, повезло, кажется, Герда все же нащупала нужный объект!

Герда появилась на конспиративной квартире в начале двенадцатого. Она сняла шляпку с черной вуалью и устало опустилась на стул. Вся группа была в сборе, только Павел Блача сидел в комнате у уснувшего после укола Черняева. Двери в комнаты были плотно прикрыты.

– Ребята, дайте закурить, –  попросила Герда по-русски и устало улыбнулась.

Сосновский бросился было выполнять желание дамы, но Буторин успел первым, галантно предложив пачку сигарет и зажигалку. Шелестов и Коган подвинули стулья поближе к женщине и уселись в ожидании. Затянувшись несколько раз, Герда посмотрела на свои руки и снова улыбнулась.

– Дрожат, –  тихо проговорила она. –  Никогда не дрожали, а сейчас дрожат. Там у них заболело уже человек пятьдесят. А нас поехала бригада всего пять человек.

– Какой это завод? –  спросил Шелестов. –  Подземные цеха?

– Именно, –  кивнула Герда. –  Как мы и предполагали по схеме движения вашего Черняева. Скорее всего, он бежал с завода «Товарник Карел Новак». Это то самое предприятие. Нас опускали на подъемнике. Глубина примерно метров двадцать, но есть помещения, которые находятся почти под полом верхнего завода. Я запомнила планировку и положение относительно сторон света. На это у меня хорошая память. Есть у вас лист бумаги? Я могу нарисовать.

– А вы посмотрите вот этот рисунок. –  Коган протянул Герде схему, которую рисовал Черняев.

Женщина положила один листок на стол, разгладила его рукой, потом второй, третий.

– Слушайте, а кто это рисовал? Беглец? А ведь все точно. Только вот здесь у него нарисовано еще одно помещение. Я его не заметила. Не ошибся Черняев?

– Он там больше года пробыл, –  напомнил Коган. –  Думаю, что он там все изучил так, что с закрытыми глазами нарисует.

– Наверное, вы правы, –  согласилась женщина. –  Вот здесь у них лазарет. Они его разместили так, чтобы он не мешал, не перекрывал доступ к подъемникам, а они вот с