Закат империй - Александр Лайк

— Ясно, — сказал король через паузу. — Извини, Деррик. Безвылазно проведя неделю во дворце, я сильно тупею. Вчера еще посол Нортении приходил, с этой… как она называется… неофициальный комментарий к меморандуму…

— Никогда не знал, — честно сказал Син. — Есть специальное название?

— Есть, — обреченно сказал Каэнтор. — И я его еще час назад помнил, когда накручивал хвост министру внешней политики. Ладно. Нам вверх или вниз, Деррик?

— Вниз, консар, — Син начал спускаться первый, пошатнулся и взялся за перила. — Ох ты! Голова, оказывается, кружится. И заметная ригидность.

— Что заметное? — Каэнтор подхватил Сина под левый локоть и пошел рядом, поддерживая августала.

— Ригидность, ну, потеря гибкости членов. Мышцы закоченели.

— У всех свои слова, — философски заключил король. — И всегда трудные, и всегда непонятные, и всегда забываются.

— Это точно, — вздохнул Син. — Ой, консар, чуть медленнее…

— А я тебе говорил — выпей отвара жалейки, — сказал идущий сзади Хурру. — Говорил?

— Да говорил, — неохотно сказал Син.

— Что ж ты не выпил, урод?

— Да вот не выпил как-то, — просто сказал Син, взъерошивая волосы. Волосы были очень светлые, с заметной рыжинкой, и сильно вьющиеся. — То ли забыл, то ли не захотел. Наверное, не захотел.

— Ну и урод, — возмущенно сказал Хурру и тоже провел рукой по волосам. — Будешь теперь до утра маяться.

— Шиш тебе, — браво сказал Син. — Я пива выпью и спать лягу. Мы пришли, консар. Прошу.

В аудиториуме было тихо и уютно. Леттем ходил вдоль стен, зажигая факельцы. Десяток тяжелых стульев вокруг овального стола в центре ожидал гостей. На столе было пусто. Даже подсвечника не было.

Король остановился на пороге.

— Надо кого-то послать за Лайме, — озабоченно сказал он. — Эх, не догадался я графу велеть быть рядом…

— Овальд, найди мейрифей Каатль и проводи сюда, — сказал Хурру. — Не тревожьтесь, консар, это недолго.

— Да-а, — с доброй завистью сказал Каэнтор. — Молодым лестница — не забор. Не то, что нам, старым тюфякам.

— Молодым и забор не очень-то вредит, — глубокомысленно сказал Син, потирая небритую щеку. — Да вы-то чего жалуетесь, консар? Вы ж на пятьдесят лет меня моложе, вам самое время через заборы прыгать!

Каэнтор скептически поглядел на Сина. Потом на Хурру. Потом перевел взгляд на свой живот.

— Укусил, — признал он. — Уел короля мой добрый Деррик. Да, саны, чего-то я толстеть начал. Может, отвара этой вашей жалейки попить? Для вящей гибкости членов?

— Сама по себе жалейка не поможет, — сказал Хурру. — Даже вообще не подействует. Она помогает расслабиться после больших нагрузок. Помогает снять судорогу. Еще, говорят, некроманты ею снимают трупное окоченение, но это вряд ли нам подходит. Может, консар, вам лучше на охоту почаще выбираться?

Каэнтор махнул рукой.

— Времени нет, — сказал он недовольно. — Гедемах требует пересмотра Кодекса Конфедерации. И в этом году я куратор Севера, так что придется еще их делами заниматься. Какая уж тут охота…

— Здоровье важнее, — категорически сказал Син. — Вы на себя в зеркало посмотрите, консар. Мы с вами ровесниками смотримся.

По правде говоря, из всех троих, стоящих у стола, Каэнтор выглядел самым старшим. Две недели тому назад королю исполнилось шестьдесят семь, и невзирая на магические эликсиры, меньше сорока пяти ему никак нельзя было дать. Сину было сто восемнадцать. Но сверкающий лен был куда стройнее и подтянутей короля, радовал взор белоснежной улыбкой и упругой кожей, так что любой несведущий наблюдатель определил бы его возраст лет в сорок, не больше. Или даже тридцать пять. А почтенный сан Хурру и вовсе до сих пор сохранил детскую хрупкость фигуры и свежее юношеское лицо. Правда, тонкие светлые волосы сана в последние двадцать лет значительно поредели, что сильно его огорчало. Но тем не менее, он выглядел даже моложе Сина, хотя чуть больше века назад высокие августалы писали в один горшок, и горшок этот выносил Хурру. Как старший. На целых два месяца.

Аспиранты разошлись вокруг стола, но сесть не решались. Пока стоит король. Леттем зажег последний светильник и тоже подошел к столу. И тут в дверном проеме появился Овальд и торжественно вскинул голову. Потом раскрыл рот. Потом снова его закрыл и умоляюще посмотрел на Тийми.

Тот сразу понял безмолвную просьбу и быстро подошел к двери. Овальд с облегчением освободил ему место и незаметно утек вдоль стены.

— Светлая принцесса Тлаомичтитлайне Аасте Каатль Морейг-и-Суатаоми! — легко возгласил Тийми и отступил на шаг. — Прошу вас, мейрифей.

Принцесса вошла быстро и беззаботно, оглядела аудиториум широко раскрытыми глазами и сразу направилась к отцу.

— Я вас потеряла, консар, — чуть удивленно сказала она. — И даже не сразу заметила. Здравствуйте, сан Хурру. Здравствуйте, лен. Спасибо, что разрешили послушать вас. А сан Кайбалу еще не вернулся?

— Должен быть завтра утром, — добродушно ответил Хурру. — Очень рад вас видеть в добром здравии, мейрифей.

— И я рада, — принцесса вежливо склонила голову. — Жаль, что сана Кайбалу нет. Я надеялась услышать вести о матери.

— Если вам угодно, мейрифей Лайме, — галантно сказал Син, — я могу направить к вам человека с вестью, тотчас же по прибытии Мирти.

— О да, сделайте так, д'Эльмон! — обрадовалась принцесса. — Вы так любезны, как… как всегда, вот!

— Консар, мейрифей, прошу садиться, — пригласил Хурру. — Давайте начнем поскорее, пока благородный дан Син не распустил лепестки любезности на стебельках заигрываний.

— Эх!.. — благородный Син дернул себя за то место, где небритость обретала статус уса. — Нет признания для цветоводов!

— Замри, садовник, — проворчал Хурру. — С тебя плод познания. Цветы в другой раз.

— А плоды без цветов не заводятся, — упрямо сказал Син. — Хорошо, понял. Овальд… то есть, Тийми, закрой дверь. Начнем.

Син уселся прямо напротив короля, слева от него устроился Хурру, принцесса же заняла место справа от отца. Между ней и ректором оставалось всего два свободных места, и одно из них — то, что ближе к Хурру — быстро захватил Леттем. Четыре стула вдоль второй стороны овала заняли Фардж — по правую руку Сина, затем трусовато поглядывающий на принцессу Овальд, затем Жювер, и наконец, слева от Каэнтора — сильно волнующийся и оттого неестественно серьезный Эстас. Для вернувшегося от двери Тийми оставалось только одно место, на стуле рядом с принцессой, и он шлепнулся на него с законной гордостью.

— Я позволю себе краткую… уж простите за выражение, консар, пролегомену, — сказал Хурру. — В первую очередь — для вас и мейрифей Лайме. Итак, сегодня впервые в истории нашего мастерства дух человека проник в иные плоскости мироздания. Светлейший сан Деррик в сложном комплексном ритуале, выполненном группой мистов Башни в четком взаимодействии с группой аспирантов Академии, не только покинул тело, переместившись на ментальный план бытия, но и разорвал цепи притяжения бренной плоти, выйдя за пределы сущностей, в межмировое Ничто. Однако в этом еще не было бы ничего уникального, так как подобные эксперименты уже неоднократно проводились с начала прошлого века. Я позволю себе напомнить важнейшие вехи большого пути, на котором сегодня был сделан еще один шаг. Итак, в семьсот четвертом Глейвз эмпирически доказывает существование непространственных границ для астрального и ментального планов мироздания. В семьсот семнадцатом трагический опыт Себерна обнаруживает эти границы, одновременно показывая их тесное соотношение с законом сохранения энергии, равно как и постулатами о великих запретах. В память о выдающемся мастере Искусства границы получают название предела Себерна. В семьсот двадцать третьем крупнейший ротонский теоретик Моллинаард объясняет существование предела Себерна в рамках релятивистской гиперпространственной геометрии. В двадцать седьмом — семьсот двадцать седьмом, естественно — ученик Глейвза Дорт Миамар показывает возможность прохождения предела Себерна, меняя плоскость поляризации стихийных составляющих сознания. В тридцать пятом на хигонском военном полигоне в Реагге впервые удается поляризовать линию Огня. С этого дня изучение пространства между планами получает поддержку и щедрое финансирование от подавляющего большинства правителей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});