Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Генри Каттнер

Голова Толмена поникла, с носа на смотровое стекло шлема покатился пот. Волной нахлынула внезапная боязнь замкнутого пространства – боязнь тесного скафандра, более просторной темницы салона и самого корабля.

– Ты скован в своих действиях, Квент, – сказал он чересчур громко. – Выбор оружия у тебя небогатый. Ты не можешь изменить здесь атмосферного давления, иначе давно сплющил бы нас в лепёшку.

– А заодно и драгоценное оборудование. Кстати, ваши скафандры выдерживают практически любое давление.

– Король у тебя все ещё под шахом.

– Как и у тебя, – хладнокровно ответил Квентин.

Ферн посмотрел на Толмена долгим взглядом, в котором читались одобрение и тень торжества. Под неуклюжими перчатками, орудующими хрупкими инструментами, возникал генератор. К счастью, надо было перемонтировать готовое оборудование, а не создать его заново – иначе времени не хватило бы.

– Наслаждайся жизнью, – сказал Квентин. – Я выжимаю все ускорение, которое мы стерпим.

– Не ощущаю перегрузок, – заметил Толмен.

– Все, которое мы стерпим, а не которое я способен развить. Давай же, развлекайся. Победить ты не можешь.

– Неужели?

– Сам посуди. Пока вы привязаны к месту, вам ничто не угрожает. А если начнёте двигаться по кораблю, я вас уничтожу.

– Значит, чтобы захватить тебя, надо двигаться? Квентин рассмеялся.

– Этого я не говорил. Я хорошо замаскирован. Сейчас же выключите!

Эхо от крика перекатывалось под сводчатым потолком, сотрясая янтарный воздух. Толмен нервно дёрнулся. Он перехватил взгляд Ферна и увидел, что астрофизик усмехается.

– Подействовало. – сказал Ферн.

Наступило долгое молчание. Внезапно корабль тряхнуло. Но генератор был надёжно закреплён, да и людей страховали канаты.

– Выключите, – вторично потребовал Квентин. Голос его звучал не вполне уверенно.

– Где ты? – спросил Толмен.

Никакого ответа.

– Мы можем и подождать, Квент.

– Ну и ждите! Я.., меня не отвлекает страх за свою шкуру. Вот одно из многих преимуществ транспланта.

– Сильный раздражитель, – пробормотал Ферн. – Быстро его разобрало.

– Полно, Квент, – убедительно сказал Толмен. – У тебя ведь не исчез инстинкт самосохранения. Вряд ли тебе сейчас очень приятно!

– Даже… слишком приятно, – с запинкой ответил Квентин. – Но ничего не выйдет. Меня всегда было трудно подпоить.

– Это не выпивка, – возразил Ферн. – Он коснулся диска регулятора.

Трансплант рассмеялся; Толмен с удовольствием отметил про себя, что его речь стала невнятной.

– Уверяю тебя, ничего не выйдет. Я для вас слишком… хитёр.

– Да ну!

– Да! Вы тоже не дураки, никоим образом. Ферн, может быть, и знающий инженер, но недостаточно знающий. Помнишь, Вэн, в Квебеке ты спросил, какие во мне изменения? Я сказал, что никаких. Теперь я убеждаюсь, что ошибся.

– То есть?

– Меньше отвлекаюсь. – Квентин был слишком разговорчив – симптом опьянения. – В телесной оболочке мозг не может полностью сосредоточиться. Он постоянно ощущает тело. А тело – механизм несовершенный. Слишком специализированный, чтобы иметь высокий КПД. Дыхание, кровообращение – все это мешает. Отвлекают даже вздохи и выдохи. Так вот, сейчас моё тело – корабль, но это механизм идеальный. У него КПД предельно высокий. Соответственно лучше работает мой мозг.

– Сверхчеловеческий.

– Сверхдейственный. Обычно шахматную партию выигрывает более сложно организованный мозг, потому что он предвидит все мыслимые гамбиты. Так и я предвижу все, что ты можешь сделать. А у тебя серьёзный гамбит.

– Отчего же?

– Ты человек.

Самомнение, подумал Толмен. Не здесь ли его ахиллесова пята? Сладость успеха, очевидно, сделала своё психологическое дело, а электронный хмель усыпил центры – торможения. Логично. После пяти лет однообразной работы, как она ни необычна, внезапно изменившаяся ситуация (переход от действия к бездействию, превращение из машины в главного героя) могла послужить катализатором. Самомнение. И сумеречное мышление.

Ведь Квентин не сверхмозг. Отнюдь нет. Чем выше коэффициент умственного развития, тем меньше нуждаешься в самооправдании, прямом или косвенном. И, как ни странно, Толмен разом избавился от неотступных угрызений совести. Настоящего Барта Квентина никто не мог обвинить в параноидном мышлении.

Значит…

Произношение Квентина осталось чётким, он не глотал слов. Но ведь звуки он издаёт не губами, не языком, без помощи неба. А вот контроль громкости заметно ухудшился, и голос транспланта то понижался до шёпота, то срывался на крик.

Толмен усмехнулся. На душе у него стало легче.

– Мы люди. – сказал, – но мы-то пока трезвы.

– Чепуха. Посмотри на индикатор. Мы приближаемся к Земле.

– Хватит дурака валять, Квент, – устало проговорил Толмен. – Ты блефуешь, и оба мы это понимаем. Не можешь ведь ты до бесконечности терпеть высокочастотный раздражитель. Не трать время, сдавайся.

– Сам сдавайся, – сказал Квентин. – Я вижу все, что делает каждый из вас. Да и корабль – ловушка на ловушке. Мне остаётся только наблюдать отсюда, сверху, пока вы не очутитесь возле какой-нибудь ловушки. Я свою партию продумал на много ходов вперёд, все гамбиты кончаются матом одному из вас. У вас нет никакой надежды. У вас нет никакой надежды. У вас нет никакой надежды.

Отсюда, сверху, подумал Толмен. Откуда сверху? Он вспомнил реплику Коттона, что найти транспланта поможет геометрия. Конечно. Геометрия и психология. Разделить корабль на две части, потом на четыре и так далее…

Теперь уже не обязательно. Сверху - решающее слово. Толмен ухватился за него с пылом, ничуть не отразившимся на его лице. Сверху - значит, зона поисков сужается вдвое. Нижние участки корабля можно исключить. Теперь надо разделить пополам верхнюю секцию – линия пройдёт, допустим, через звёздный глобус.

Глаза транспланта – фотоэлементы – расположены, конечно, повсюду, но Толмен решил исходить из того, что Квентин считает себя находящимся в одном каком-то пункте, а не разбросанным по всему кораблю. Местонахождение человека в его понимании соответствует местонахождению головы.

Итак, Квентину видно кровавое пятно на звёздном глобусе, но это не значит, что он находится в стене, к которой обращено это полушарие глобуса. Надо спровоцировать транспланта, пусть укажет свои координаты относительно тех или иных предметов на корабле, но это будет трудно: ведь в таких случаях координаты определяются на глазок; зрение – важнейшее звено, связующее человека с его окружением. А у Квентина зрение почти всемогущее. Он видит все.

Но можно же его как-то локализовать!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});