Чужая в чужом море - Александр Розов

— Я ни хрена не поняла, что ты сейчас сказал. Говорить такими словами — не честно, да!

— ОК, тогда на пальцах. Смотри: демократия – это кукольный театр, куклы называются «народ». Считается, что куклы приказывают, а оффи — выполняют приказы. Ясно, что оффи приказывают сами себе, но в Европе это не принято говорить. Типа, неприлично.

— У! Это я знаю. Ты скажи что значит: «его демократия демократичнее».

— Значит, в его театре куклы больше похожи на людей, — пояснил резерв–сержант.

— Врет? – спросила Пума.

— Хрен его знает, — Рон пожал плечами, — В Европе оффи такие же говнюки, как Чоро, но он наглый мелкий бандит, а они — трусливое крупное ворье. Европарламент, конечно, на вид, более убедителен, чем Национальное Собрание Шонао…

— Национальное что? – перебила она.

— Это когда Чоро собирает легионеров на площади, что–то говорит, они кричат «ура!». И когда они крикнули, считается, что народ одобрил. В Европарламенте для этого сделаны кнопочки на столах. Депутатам платят — они нажимают кнопочки. Результат такой же.

— На площади – прикольнее, — решила Пума, после короткого размышления.

Рон допил банку пива, смял в ладони, как бумажную, бросил в мешок, и сообщил:

— Многие юро тоже думают, что на площади прикольнее. А другие юро говорят, что это фашизм. Вопрос, кто лучше: бандиты или ворье. Бандитов многие юро боятся. Бандит в политике – это всегда война, ему же надо грабить, верно? А ворье не воюет, даже когда надо. Ты помнишь по экоистории: Европа сдалась Гитлеру практически без боя.

— Чоро говорит для тех юро, которые думают, что бандиты лучше? – уточнила Пума.

— По ходу, да, — подтвердил он, — Наверное, он думает, что они дадут ему денег.

— Это логично, — согласилась она, — Тогда почему ты думаешь, что это плохо? Если Чоро кому–то нравится, пусть дают ему деньги. Это дела юро. Их деньги, их проблемы.

— Ты хотела бы, чтобы тебя считали другом Чоро? – спросил резерв–сержант.

— Не очень, — призналась Пума.

— Вот то–то и оно. А скажут, что мы – его друзья. Что все канаки – его друзья. Мы с тобой полетим отдохнуть в Швецию, к Олафу и Фрис, а на нас будут смотреть, как на бандитов и фашистов. И все из–за этого говнюка, который перешел красную линию.

Пума внимательно посмотрела на него.

— Красную линию? Ты мне про такое не говорил.

— Это элементарно, — сказал он, — Это то, что отличает полисмена или солдата от бандита или маньяка. И те и другие стреляют в людей. Но первые не переходят красную линию, а вторые только за ней и живут. Многие люди будут думать, что мы перешагнули красную линию, потому что ее перешагнул этот сраный афро–гитлер.

— Рон, люди будут так думать, потому, что мы убьем Аккана?

— Не только поэтому, — ответил он, — но и поэтому — тоже.

— А никак нельзя им объяснить, что мы на правильной стороне? Что мы не перешагнули?

— Кому–то сможем. Кому–то нет. Не знаю.

— Плохо, — вздохнула Пума, — Но мы же летим на Новую Британию, да? А там с этим как?

— По фигу, — сказал он, — Оскэ и Флер на это насрать. Хти, Мео, и всем местным – тоже.

— Значит, это ничего?

— Это ничего, — подтвердил экс–коммандос.

…

82 — ОГНЕМЕТ и ФИНАНСОВАЯ ПИРАМИДА.

Дата/Время: 23 сентября 22 года Хартии. Место: Транс–Экваториальная Африка. Зулустан Гамо — Тейжери. Театр боевых и денежных акций.

К середине дня трое репортеров собрались под наскоро возведенным навесом на склоне восточного холма, приблизительно в 2000 метрах от крааля Гамо. «В целях обеспечения эффективной работы прессы» (как выразился интуни Озогаи), к ним было приставлено отделение из десятка солдат, во главе с молодым старшиной Ткева, который, во–первых, все время улыбался, а во–вторых (что более существенно) бегло болтал на basic english. К его недостаткам следовало отнести то, что болтал он почти не переставая – в основном, о политике. В первые минуты знакомства, Жанна, Кейт и Леннат получили стальные каски и тяжелые бронежилеты, и узнали, что Ткева не любит исламистов, коммунистов и ООН, а любит короля, свою жену и США. Услышав, что Жанна – канадка, а Кейт – британка, старшина согласился что «Канада и Британия – тоже хорошо», и организовал всем троим горячий чай и свежие лепешки с полевой кухни. Каску и бронежилет старшина требовал надевать при выходе на «рабочую точку» (пулеметную позицию, расположенную на той стороне холма, которая была обращена непосредственно к осажденному краалю). Побыв там полчаса, сняв короткие ролики, и получив изрядную дозу адреналина из–за очередной перестрелки между осаждающими и осажденными (грохот работающих пулеметов, звон стреляных гильз, визг пуль, пролетающих над укрытием, и т.п.), репортеры вернулись под навес. Из–за жары все время хотелось пить, а здесь наготове был чай.

С момента завершения первой фазы операции, обстановка вокруг крааля Гамо, на вид, не особенно изменилась. Голые люди, запертые в кольцевом загоне из арматуры в центре крааля (их было 126), так и лежали на земле, опасаясь приподняться. Иногда кто–то из них решался доползти до маленького мутного пруда и полакать воду (не поднимаясь, а прямо так, лежа на животе). Внешняя стена была кое–где разрушена 20–мм снарядами из орудий бронетранспортеров «Condor Rheinmetall». Применять более мощные средства генерал Исанго опасался: один тяжелый снаряд мог случайно разнести всех спасаемых в клочья.

Осаждаемые скрывались в домах, периодически открывая огонь из окон. Попытка выйти на открытое пространство, простреливаемое с господствующих высот, была равносильно самоубийству. Наглядные подтверждения этого факта лежали в разных точках внутреннего двора, и к ним присматривались парящие в небе падальщики. Периодически по мегафону транслировалась запись обращения короля к осажденным на местном диалекте языка банту: «Сдавайтесь! Выходите из крааля голыми, босыми и без оружия. Я обещаю, что тогда в вас не будут стрелять. А кто не сдастся – тот будет убит».

— Штурм будет ночью, — предположил Леннат Янсен.

— По–моему, заложники не доживут до ночи, — заметила Жанна, — они и так лежат здесь больше суток. Надо немедленно что–то делать, иначе все это бессмысленно.

— Боюсь, никто ничего не будет делать, — откликнулась Кейт, — Возможно, нас пригласили только, чтобы потом было легче оправдываться за это бездействие.

Янсен пожал плечами.

— К сожалению, заложников не всегда удается спасти.

— Пусть не всех, но хоть кого–то можно спасти! – возразила канадка.

— В таких случаях обычно действует извращенная логика, — сказал он, — если кто–то начал операцию по спасению, то ему поставят в вину каждого убитого заложника, а если никто ничего не делал, то считается, что заложники погибли только по вине террористов. Но я не понимаю, почему не идут переговоры. Лейтенант Эрроусмит обязан был их начать.

— Мне кажется, он предпочитает общаться со своими парнями, — сообщил Янссен, махнув рукой в сторону непростреливаемого участка дороги. Там, рядом с «Blue canoe» принца, стоял только что прилетевший из Мпулу спецназовский конвертоплан «Osprey–Bell», и теперь взвод был вместе — два десятка бойцов собрались вокруг своего командира.

— Герои, — фыркнула Жанна, — Они дальше от линии огня, чем мы, зато какие позы! Хоть сейчас снимай новую серию про Рэмбо. Жалко, налогоплательщики этого не видят.

Жанна Ронеро, в данном случае, была несправедлива к этим парням. Они как раз сейчас готовились рискнуть жизнью (а лейтенант – заодно и карьерой) ради 126 беспомощных людей, не имея даже полномочий на проведение этой спасательной операции.

— Значит, так, — сказал Эрроусмит, — диспозицию вы все видели с воздуха, она проста, как стакан поп–корна. Теперь о том, чего вы не видели. В этом гадючнике около семидесяти арабских отморозков, а остальные сто с лишним – обслуга из туземцев, которые перешли в ислам за деньги, и совсем не хотят подыхать за это дерьмо. Здешний принц, толковый парень, придумал обмен SMS по мобайлу с одним из этих туземцев. Очень удачно, что обслуга оставляла свои номера мобайлов торговцам, чтобы договариваться о доставке продовольствия и всего такого. Еще удачнее, что арабы и обслуга жили в разных домах. Теперь их отсекли друг от друга пулеметным огнем, и арабы ни хрена не контролируют туземцев. В доме, с которым идет переписка, четверо туземцев. Здешний король обещал им полную амнистию и свободную эмиграцию, если они нам помогут. Король – дикарь и головорез, но слово всегда держит, так что они ему поверили. Ключ от клетки у них есть. Это была вводная. Какие вопросы до того, как я начну объяснять план?

— А вдруг эти туземцы просто прикидываются, что согласились? – спросил кто–то, — Что им мешает рассказать все арабам? Это проще, чем рисковать шкурой, помогая нам.