Балдежный критерий - Уильям Тенн

— Но… Но… — О'Брайен порылся в своем возбужденном мозгу и наконец нашел связную мысль: — Но вы были так больны!

— Симбиоз устанавливается достаточно тяжело, — заметил Сматерс. — Да и мы не идентичны марсианам физиологически. Однако теперь все это позади. Мы вернемся на Землю, распространим болезнь Белова — если хочешь, можешь продолжать называть это так — и приступим к исследованию пространства и времени. Впоследствии мы собираемся вступить в контакт с марсианами в том… в том месте, куда они переселились.

— И у нас начнутся такие страшные войны, которые нам и не снились!

Существо, которое некогда было Томом Сматерсом, помощником главного инженера, покачало головой:

— Войн больше не будет. Среди умственных сил, усилившихся в тысячу раз, имеется одна, относящаяся к тому, что ты мог бы назвать моральными принципами. Все мы на борту этого корабля в состоянии остановить любую угрозу войны — и сделаем это. А когда бацилла Белова распространится среди населения Земли, опасность окажется в прошлом. Нет, войн больше не будет.

Наступило молчание. О'Брайен пытался собраться с мыслями.

— Прекрасно, — сказал он. — Мы действительно нашли на Марсе нечто стоящее, верно? И если мы собираемся стартовать в обратный путь, на Землю, я, пожалуй, займусь расчетом курса для текущего положения планет.

И опять это непонятное выражение в глазах Сматерса, еще более сильное, чем раньше.

— О'Брайен, это излишне. Мы не будем возвращаться тем же способом, каким мы прилетели сюда. Наш способ будет… скажем, быстрее.

— Отлично, — сказал О'Брайен потрясенно и поднялся. — Пока вы будете прорабатывать детали, я заберусь в скафандр и поспешу в марсианский город. Мне надо подхватить приличную дозу бактерий болезни Белова.

Существо, которое было Томом Сматерсом, хмыкнуло.

О'Брайен остановился. Внезапно штурман понял значение этого пугающего взгляда, который он наблюдал сначала у Белова, а теперь у Сматерса.

Это было выражение огромной жалости.

— Увы, — проговорил Сматерс с бесконечной нежностью. — Ты не можешь заболеть болезнью Белова. У тебя природный иммунитет.

Она гуляет только по ночам

В наших краях люди думают, что док Джадд носит в своем черном саквояже колдовские книги — такой он мастер.

Я прислуживаю у Джадда с той поры, как потерял ногу на лесопилке. Зачастую, когда у дока выдается тяжелый денек, а его вызывают ночью к больному, он слишком устает, чтобы вести машину, и поднимает с постели меня, и я становлюсь еще и шофером. Той блестящей пластмассовой ногой, которую док мне достал со скидкой, я могу жать на газ не хуже прочих.

Мы подлетаем к дому, и, пока док внутри принимает роды или прочищает глотку старой бабушке, я сижу в машине и слушаю, как местные наперебой расхваливают старину дока. В округе Гроппа вам про дока чего только не нарасскажут! А я слушаю и киваю, слушаю и киваю.

И все раздумываю, что бы они сказали, узнав, что сделал док, когда его единственный сын влюбился в вампира…

Когда Стив первый раз вернулся домой на каникулы, лето было невероятно жаркое — земля до волдырей обжигала. Стив вызвался водить машину и вообще помогать по хозяйству, но док сказал, что после первого, самого трудного года в медицинской школе всякий заслуживает каникул.

— Лето у нас — мертвый сезон, — объяснял он мальчишке. — Один ядовитый плющ, пока в августе не наступит сезон полиомиелита. Кроме того, не собираешься же ты оставить старого Тома без работы, верно? Так что, Стиви, помотайся лучше по окрестностям в своем тарантасе, поразвлекайся.

Стив кивнул и последовал совету. Всерьез последовал. Где-то через неделю он начал возвращаться домой в шестом часу утра. Спал он до трех, потом пару часов бездельничал и в полдевятого, как часы, укатывал на своей старой тарахтелке. «Кабаки, — думали мы, — или девочки…»

Доку это не нравилось, но мальчишку он воспитывал без строгостей и не хотел задавать лишние, вопросы до времени. А вот я, старый поганец Том, — дело другое. Я воспитывал парня с тех пор, как умерла его мать, и драл каждый раз, когда заставал при налете на ледник.

Так что я начал подкидывать намеки и даже вопросы задавать, но не слишком настойчиво. С тем же успехом я мог разговаривать с каменной стеной. Не то чтобы Стив мне грубил. Просто он так глубоко втюхался, что на меня уже не обращал внимания.

А потом начались другие неприятности, и мы с доком про Стива позабыли.

Ребятишек в округе Гроппа начала косить какая-то странная эпидемия — два не то три десятка малышей.

— Ничего не понимаю, Том, — жаловался мне док, пока мы тряслись неезжеными проселками. — Похоже на злокачественную лихорадку, но температура не поднимается. А ребятишки слабеют, и падает число эритроцитов в крови, а я ничем его не могу поднять. Одно хорошо — для жизни эта зараза не опасна… пока.

Каждый раз, как он говорил о болезни, у меня начинало колоть культю — там, где к ней крепилась пластмассовая нога. Так было противно, что я пытался сменить тему, но с доком этот номер не проходит. Он привык обдумывать любую проблему, обсуждая ее со мной, а эта эпидемия его очень беспокоила.

Он написал в несколько крупных клиник, прося совета, но ничего существенного ему не сказали. И все это время родители малышей, стоя у кроваток, ждали, что док вытащит из черного саквояжика завернутое в целлофан чудо, потому что, как говорят в округе Гроппа, с человеком не может случиться ничего такого, чему док Джадд не сумел бы помочь. А дети все слабели.

От ночных бдений над новейшими книгами и журналами, которые он выписывал из города, у дока появились под глазами большие синие мешки. Сколько я мог судить, он не нашел ничего, хотя ложился порой не раньше Стива.

А потом он притащил домой платочек. При первом же взгляде мне так культю прострелило, что я едва не вышел. Маленький, хорошенький платочек, одни вышивки и кружева.

— Что скажешь, Том? Я это нашел на полу спальни детишек Стопсов. Ни Бетти, ни Вилли понятия не имеют, откуда он взялся. Мне было показалось, что я смогу установить источник инфекции, но эти ребятишки врать не станут. Раз сказали, что не видели его раньше, значит, так и есть, — Он швырнул платочек на кухонный стол, где я прибирался, и вздохнул: — Анемия у Бетти все серьезнее… Если бы я знал… если бы… а, ладно. — Он побрел к себе в кабинет, согнувшись, точно тащил мешок с цементом.

Я все еще пялился на платочек и грыз ногти, когда на кухню влетел Стив. Он налил себе чашку кофе, поставил ее на стол и увидел платок.

— Эй! — воскликнул он, — Да он Татьянин! Откуда он тут?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});