О, Путник! - Александр Арбеков

— Да, Сир, увы…

— А бессмертная «Поэма о Битве с Небесным Медведем», а «Баллада о Буцефале»?

— Компьютер, Сир… — печально сказал ПОЭТ. — Кстати, хотите посмеяться?

— Знаете, я уже столько сегодня смеялся и плакал, что никакой организм всего этого не выдержит, даже организм ПОСЛЕДНЕГО МАРСИАНИНА и ВЕРШИТЕЛЯ.

ПОЭТ вздрогнул, напрягся, подобрался и с огромным почтением посмотрел на меня.

— Ладно, расслабьтесь, — я вальяжно откинулся на спинку кресла. — Так над чем вы предлагаете мне посмеяться?

— Сир, кроме перечисленных вещей, я успел сварганить ещё одну Поэму. Но написал её не компьютер, а я сам!

— И как она называется?

— Поэма называется так: «Битва со зловещим Чёрным Спрутом», Сир.

Я захохотал так, что матерчатые стенки палатки заходили ходуном. ПОЭТ с невозмутимым выражением лица строго смотрел в пространство. Отсмеявшись, я попросил его:

— Не соизволите ли зачитать отрывок из этого произведения?

— С удовольствием, Сир.

Я — Чёрный Спрут! Чудовище со дна,Там, где царит могильный лютый холод.Проснулся я от векового сна.Меня томит невыносимый голод.

Поднялся я из глубины глубин,Понять пытаясь, что такое небо.О, как хотел бы я отведать хлеба,Какой я к чёрту бездны Властелин!?

Смеяться мне почему-то расхотелось. Я внимательно посмотрел на ПОЭТА.

— Сударь, эти стихи действительно написаны вами?

— Да, Сир.

— Неплохо, неплохо…

— Спасибо, Сир…

— Если и дальше в таком же духе, то, может быть…

— Сир, «Марш Императорской Гвардии» тоже написал я лично!

— Вот как!? Однако… Похвально, похвально!

— Благодарю, Сир!

Мы помолчали. Я призвал Гвардейца и заказал ещё рома.

— За Поэзию, за высшее проявление человеческих и нечеловеческих духовных сил!

— За Поэзию!

— Господа, я вам не помешаю?

Перед нами из лёгкого, едва ощутимого и зыбкого марева Портала, возникла МАРКИЗА. Она была одета в плотную, короткую белоснежную тунику. На голове — изящная шапочка алого цвета. На загорелых ногах — лёгкие, кожаные, светло-красные сандалии. Девушка была, как всегда, очаровательна.

Мы с ПОЭТОМ одновременно встали, поклонились ей, несколько смутились и насторожились.

— Эй! — крикнул я в темноту, царящую за окном.

— Что изволите, Сир!? — спросил Гвардеец, появившийся из ниоткуда.

— Кресло, вина, фруктов.

— Будет исполнено, Ваше Величество!

— Сир, ну какое вино? — усмехнулась девушка, легко опускаясь в моментально принесённое кресло. — Ром, только Ром! Хочу почувствовать хотя бы слабый отголосок того, что чувствуют мужчины, употребляя сей напиток перед кровавой битвой и после оной.

— Боже, как хорошо сказано! — восхитился я.

— Что вы здесь делаете, Советник? — набычился ПОЭТ.

— Да, вообще-то, я являюсь придворной дамой в свите Его Величества! — негодующе нахмурилась девушка.

— Сир!? — ПОЭТ удивлённо посмотрел на меня.

— Что, Сир!? Действительно, пожаловал я намедни именно этой даме титул МАРКИЗЫ. Ну и что?! Вы, сударь, чем-то недовольны!?

— Да нет… Но как можно, Ваше Величество!? Вот так сразу, и Маркиза!? — поморщился Барон.

— Всё можно на этом свете, мой друг, всё можно, были бы только соответствующие возможности и желание, — усмехнулся я.

— О, этот тип уже Барон?! — засмеялась девушка. — Вы, Советник, однако, стремительно прогрессируете!

— Сударыня, не увлекайтесь! — строго сказал я, разливая по рюмкам ром.

— Извините, Сир…

— То-то, то-то… И, так, за прекрасных дам! Офицеры пьют стоя! Полковник!

— Капитан!

Мы выпили, закусили, помолчали. Ветер вдруг стих. Невесомая тишина заполонила мир. Пламя свечей замерло в полной неподвижности.

— Какова тема вашего разговора, Государь? — спросила МАРКИЗА.

— А то вы не знаете!? — возмутился ПОЭТ. — Уже битый час, небось, подслушиваете и подсматриваете!

— Барон, успокойтесь, — благодушно произнёс я. — Какое подслушивание, какое подсматривание!? Вы имеете дело с ВЕРШИТЕЛЕМ!

— Да, Советник. Увы, увы… — с досадой произнесла девушка. — Его Величество полностью блокировал все Каналы Связи во всех Порталах, соединённых с Островами, а кроме этого он закрыл доступ к самим Порталам.

— Это невозможно! — поражённо воскликнул ПОЭТ. — О, простите, Сир!

— Да ничего, бывает, — усмехнулся я и взглянул на МАРКИЗУ. — Ну, один Портал я всё-таки оставил открытым, как видите. Как же мне без великолепной жемчужины Императорского Двора!?

— Спасибо, Сир, — МАРКИЗА привстала и довольно неуклюже сотворила что-то наподобие реверанса. — Премного благодарна за комплимент.

— Не за что, — поморщился я. — Милочка, я бы посоветовал вам что-то сделать со своими манерами. На Земле ведь осталась какая-то аристократия. Ну, существуют же какие-то школы благородных девиц, или нечто подобное. Позанимайтесь, поупражняйтесь, поучитесь. Моветона и отсутствия манер при Дворе с сего дня я не потерплю!

— Что!?

— Сир…

— Извините, Сир…

— А, вообще-то, мы с Его Величеством разговаривали о поэзии, — сказал повеселевший ПОЭТ. — Тонкая, знаете ли, материя. Очень тонкая…

— Да уж, кто бы говорил!? — ухмыльнулась МАРКИЗА и закинула ногу за ногу, явив миру краешек красных ажурных трусиков.

— Миледи, — жёстко произнёс я, с трудом оторвав взгляд от совершенных и соблазнительных ножек девушки. — Есть такая поговорка: «Царь дал, царь отобрал». Поняли?!

— А слово? — побледнела МАРКИЗА.

— Слово? — усмехнулся я. — Вы правы, слово, есть слово… Знаете, как там, у Ахматовой:

Ржавеет золото и истлевает сталь,Крошится мрамор. К смерти всё готово.Всего прочнее на земле — печаль,И долговечней — царственное слово.

ПОЭТ замер, побледнел, насупился, стал нервно барабанить длинными тонкими пальцами по столу. Я задумчиво подцепил на вилку кусок селёдки и погрузился в её созерцание. МАРКИЗА закусила губку и отрешённо смотрела во тьму. В ней таились тяжесть, тишина и неопределённость.

— Так, что, поговорим ещё немного о поэзии? — вязко произнёс я.

— С удовольствием, Сир, — откликнулся Летописец.

— Позвольте, Государь, прочитать ещё кое-что из Ахматовой? — чуть с хрипотцой спросила МАРКИЗА.

— Извольте…

Наше священное ремеслоСуществует тысячи лет…С ним и без света миру светло.Но ещё не один не сказал поэт,Что мудрости нет, и старости нет,А может, и смерти нет.

— Великолепно! — воскликнул я.