Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. Русский героический эпос - Владимир Яковлевич Пропп

class="v">А ходила та Мать Пресвята Богородица,

А плакала стена мать городовая…

Будет над Киевом-град погибелье.

(Рыбн. 194)

А тут плакала не душа красна девица,

А тут плакала стена да городовая.

Она ведает над Киевом несчастьице,

Она ведает над Киевом великое.

(Гильф. 41)

Слова «плакала стена городовая» встречаются не только в этой записи, но и в других. Они непонятны, если не иметь в виду, что под «стеной городовой» подразумевается имевшаяся в киевском Софийском соборе мозаичная фреска под названием «Богоматерь – нерушимая стена». При разрушении татарами собора эта часть стены с образом уцелела, и с тех пор этот образ получил название «нерушимая стена». Изображенная на нем Богоматерь считалась защитницей городских стен. Отсюда становится понятным выражение «плакала стена городовая», то есть плакала Богородица под названием «нерушимая стена».

Упоминание о «нерушимой стене» также дышит глубокой древностью, является отголоском древнекиевской действительности.

Девица плачет потому, что на Киев надвигается Батыга. Далее следует описание этого приближения, и запев переходит в повествование.

Однако указанием на глубокую древность запева, на соответствие некоторых его частностей киевским древностям проблема этого запева еще не решается.

Как уже указано, мы должны считать этот запев привнесенным в эпос извне. Прежде всего образ плачущей Богородицы совершенно не соответствует воинственному духу героического эпоса. Всеволод Миллер правильно указал, что предчувствия Богородицы не сбываются. Киев не погибает, а спасается. Начало не соответствует концу и, следовательно, не относится к основному стержню повествования. Слезы перед опасностью совсем не в духе эпоса. Данный запев характерен только для одной былины – о Василии Игнатьевиче, то есть для одной из поздних былин. Как мы знаем, былины об отражении татарского нашествия стоят в тесной связи между собой, так что мотивы одних песен встречаются в других. Данный же запев ни к каким другим былинам, кроме былины о Василии Игнатьевиче, не прикрепился. Исключения крайне редки (Рыбн. 7). В Прионежье он сохраняет свою исконную, то есть неиспорченную ясную и осмысленную, форму. Но в Приморской полосе и частично на Печоре туры – уже совершенно забытые животные. Под влиянием морских зверобойных промыслов они в былинах превратились в фантастических морских животных. Они плывут в море на остров Буян и встречают свою матушку-турицу также плывущей. В воде они и разговаривают. Мало того, непонятными стали не только туры, но и образ плачущей на стене Богородицы. Это видно из того, что в очень большом количестве вариантов она, так же как и туры, входит в воду по колено или по грудь, кладет Евангелие на камень и, стоя в воде, начинает причитать. Совершенно очевидно, что она попала в воду со стены: она была перенесена в воду вместе с турами.

Такое обессмысливание показывает, что этот мотив с течением веков терял свою поэтическую прелесть и становился для народа непонятным. Он пришелся по вкусу главным образом религиозно настроенным исполнителям, которые внесли образ Богородицы в воинскую былину, хотя он с ней и не вяжется.

Запев о турах имеется и как отдельная песня, притом в очень полной и законченной форме[179]. Это свидетельствует о том, что песня о турах – не сколок былины о Василии Игнатьевиче, хотя такие случаи тоже встречаются, а совершенно самостоятельное произведение. Богородица в этих случаях плачет не о Киеве, а о вере, притом о старой вере. Богородица с плачем выносит из Киева Евангелие и закапывает его в землю. Плачет она потому, что настоящая вера никогда больше не вернется.

Не бывать тебе, вера, во святой Руси.

(Григ. I, 33)

Такой же случай записан от А. М. Крюковой, которая сильно тяготела к старой вере (Марк. 13). Нам было бы очень важно установить, в каких именно кругах крестьянства, в какой среде была распространена эта песня. К сожалению, собиратели сообщают о певцах не всегда то, что нужно. Драгоценное наблюдение сделал Григорьев. Он пишет: «„Туры“ являются раскольничьей обработкой начала старины о Василии Игнатьевиче». Это значит, что «туры» обращаются в раскольничьей среде. Но с утверждением Григорьева о первичности былины и вторичности раскольничьей обработки нельзя согласиться. Дело обстоит наоборот. Сюжет плачущей на стене Богородицы весьма древен и создался еще до раскола, но не в системе героического эпоса. Первоначальная форма его нам неизвестна. В раскольничьей среде этот сюжет был приноровлен к раскольничьей идеологии. В этой же среде (раскол на Севере был весьма распространен) этот сюжет прикрепился к эпосу, а именно к наиболее поздней из былин об отражении татар. Но так как этот сюжет или эпизод и по духу, и по стилю, и по своим образам чужд героическому эпосу, он не прикрепился к другим песням о татарщине, а был, наоборот, искажен и обессмыслен. В единственной песне, где он имеется, в песне о Василии Игнатьевиче, он составляет инородное тело и не соответствует концу песни. Поэтому вполне понятно, почему этот запев исполняется сравнительно редко.

3. Приближение татар. Появление татар в былинах всегда описывается очень подробно и красочно и в основном исторически верно. Приближение всегда совершается чрезвычайно быстро и неожиданно. За быстрым появлением, однако, не следует быстрого натиска. Татары в эпосе не стремятся к тому, чтобы сразу занять город приступом. Они рассчитывают на сдачу города без боя, так как они обладают огромным численным превосходством.

Былина прекрасно передает то впечатление, которое производило появление несметных полчищ татар. Она донесла до наших дней живое воспоминание об одном из величайших исторических потрясений, которые вообще выпадали на долю России.

Зачем мать сыра земля не погнется,

Зачем не расступится?

(К. Д. 25)

Иначе образ прогибающейся земли использован в современной мезенской былине: земля прогибается от тяжести проходящих по ней людей:

Да как полотном мать сыра земля от войска изгибается,

Да на зеленые луга вода от грузу разливается.

(Аст. 44)

Чрезвычайно поэтично впечатление грозности надвигающейся силы передано в сибирской былине:

Не пыль в поле пылится,

Не туман с моря подымается,

Не грозна туча накатается,

Не из той тучи маланья сверкает:

Подымалася силушка зла неверная

Калина-царя, Тугарина.

(Тих. и Милл. 12)

От орды, от людей и животных исходит крик, наводящий ужас:

Как от покрику от человечьего,

Как от ржанья лошадиного

Унывает сердце человеческо.