По ту сторону рассвета - Ольга Брилева

— И увидим там дэйди?

— Да, сынок.

Он странствовал в безвременье своей памяти, пока не настал черед Нэндила.

Он пытался вырвать себе глаза, чтобы не видеть, как Нэндил умирает. Он бы сделал это, если бы цепи позволяли дотянуться до лица рукой.

Он погрузился в тягостное, невыносимое оцепенение, когда Нэндил умер.

Кто-то пытался достучаться до его мыслей — но Берен не понимал того странного чувства, которое тревожит какой-то еще живой кусочек его сознания. Он забыл, что это и как это делается.

Кто-то звал кого-то по имени.

— Айменел! Не делай так, не нужно!

Финрод впервые заговорил в этой яме.

— Я… — глухо сказал Айменел, — Не могу больше. Я боюсь. Прости, король.

— Айменел, остановись. Надежда еще есть. А если бы ее и не было — ты не можешь оборвать свою жизнь, ибо не ты ей положил начало.

— Да… знаю… Но я больше не могу. Прощай, государь. Прощай, Берен.

— Прощай, — тихо сказал горец.

— Берен, скажи ему что-нибудь! Останови его! Айменел, если ты так сделаешь, ты поступишь бесчестно — ведь Берен не может умереть по своей воле!

Айменел всхлипнул и — было видно — заколебался. Но Берен не смог удержать стона.

— Зачем? — проговорил он. — Ты думаешь, мне радостно будет смотреть, как вас рвет волк? Или думаешь, что я не поступил бы так, будь это в моей воле? Саурон назначил нас служить друг другу орудием пытки — почему ты хочешь удержать того, кто бежит от этой службы? Прощай, Айменел.

Он никогда прежде не видел, как это происходит, хоть и слышал о таком — юный эльф закрыл глаза и легкое, золотистое сияние жизни, которое окружало эльфов — померкло, а вскоре и вовсе погасло. В глазах Берена Айменел сделался серым и холодным, как камень, к которому был прикован. Дыхание прервалось еще раньше. Сияние в последний раз пробилось вспышкой — так сполох пробегает по угольку, если на него подуть — и умерло совсем. Цепи звякнули — Айменел повис.

— Вот это, — тихо сказал Финрод. — Мне будет очень трудно тебе простить.

— Я сам себе не прощу. Не этого — а того, что обгадил все дело и не смог вас выручить.

— То было не в твоей воле. А это — в твоей.

— У каждого есть право на достойную смерть.

— А право на жизнь?

— Мы не выживем.

— Откуда ты знаешь, что произойдет через час?

— Через час тварюга примется за кого-то из нас. Если за меня — я поблагодарю всех богов.

— Ты просишь смерти, Берен?

— Я только о ней и молюсь, — ответил человек — и запоздало сообразил, что Финрод этого вопроса не задавал.

— Ты знаешь, как ее поторопить. Слово, Берен. Всего несколько слов.

Горец посмотрел на Финрода. Он лишь теперь заметил, что король стоит прямо и делает то же самое, что он делал бесконечное время назад — скручивает цепь. Но не посолонь, как делал Берен, помня, что эльфы обычно нарезают «хитрые гвозди» именно так — а противосолонь.

— Хорошо, — внезапно сказал эльф. — Хорошо, Берен. Скажи ему то, что он хочет услышать. Скажи.

Берен очень плохо соображал, но тут словно кто-то вложил понимание ему прямо в голову и в сердце.

— Гортхаур! — крикнул он, не особенно притворяясь находящимся у последней черты безумия. — Я ничего не знаю об осанвэ! Это все Финрод. Это он придумал заклятие, которое дало мне ложную память. Я не знаю, как это делается, клянусь.

От хохота, казалось, по подвалу пошел сквозняк — хотя это только казалось. Берен уже знал, чем вызвано это движение воздуха. Он выпрямился и подобрался снова.

— Раз ты не знаешь — тебе незачем жить, — сказал Саурон. — Прощай, человек.

Его давящая воля покинула подземелье. Из черного провала показалась огромная голова, блеснули глаза. Волчица пропихивалась через дыру, в которую она прежде проходила свободно.

Но Берен не смотрел на нее. Он смотрел на Финрода.

То ли это произошло только что, то ли Берен прежде был слеп — но сияние жизни, окутывающее эльфа, пылало как раскаленный горн. На лбу короля нолдор выступил пот, тело напряглось в усилии, которого Берен не мог не то что сделать — вообразить.

Финрод рванулся только раз — и один крюк вылетел из стены, а звено цепи, закрепленное за второй — лопнуло…

* * *

Драуглин обманули. Повелители обманули Драуглин! Она не знала, что ее закроют здесь вместе с мясом насовсем. Не знала, что ее заставят жрать мясо — а если она попробует не жрать слишком долго, изнутри придет Боль. Это было так Неправильно! Повелители — лжецы. Она не хотела жрать даже то свое любимое мясо, на которое получила разрешение — но Воля была над ней и она, стеная от ярости, поползла в яму.

Она не знала, что здесь будет Повелитель, что Повелитель ударит ее цепью.

Это было Больно!

Откуда била цепь, откуда шла Боль — она не могла понять. Повелители — лжецы, они наказали ее, обрекли на смерть, но за что? Что Драуглин сделала плохого? Разве не свирепых, не сильных рожала она щенков? Разве не кормила, не ласкала их? Разве ослушалась хоть раз Повелителей? Разве они сами не разрешили ей брать это мясо — да не то что разрешили, заставили! И теперь за это бьют?!

Повелители! Предатели! Убийцы!

В отчаянии Драуглин кинулась в сторону — и обида обожгла ее еще больше. Это не Повелитель, это мясо било ее цепью! Драуглин уже не хотела, не могла жрать — но она разозлилась. Мясо не может ее бить — оно не может бить вообще никого, оно может только кричать и умирать, или умирать молча! Мясо, которое бьет гаура — это Непорядок, это страшный Непорядок!

Драуглин бросилась…

* * *

…лопнуло, и Финрод упал на колени и локти — вес высвободившейся цепи бросил его вперед. Не давая себе передышки, эльф вскочил на ноги и бросился к волчице, ударив ее по голове цепью.

Слишком быстро двигалась она и слишком медленно — Финрод. Удар пришелся по спине, тварь взвизгнула и, выгнув хребет, развернулась. Прянула вперед, получила еще один удар — и свалила Финрода с ног.

Берен, увидев, что она подошла близко, со всей силы наподдал ей ногой по заду.

— Сюда! — крикнул он. — Иди сюда, чтобы ты мной подавилась!

Тварь повернулась к нему — и тут Фелагунд прыгнул ей на спину, захлестнув горло цепью.

Все произошло быстро, очень быстро… Финрод оказался под волчицей… Выворачивался и бился, подставляя под клыки скованные запястья — и вдруг исхитрился схватить ее за челюсти. И тут уже перестал выкручиваться из-под нее, наоборот — обхватил ее ногами, сжав колени. Сам Берен мог бы так задушить человека — но сомневался, что раздавить ребра гауру сможет пусть даже эльф. Видимо, Финрод тоже это понял — со всей силой, что была в руках кузнеца, строителя, ваятеля — он начал раздвигать челюсти чудовищной твари. Волчица билась, рычала, таскала своего противника по всему подвалу, пыталась перекатиться через него, чтобы раздавить, полосовала эльфа своими когтищами — но не могла заставить его разомкнуть захват или ослабить давление на челюсти. Ее рык сменился отчаянным воем, потом перешел в тонкий жалобный скулеж — впервые в жизни она почувствовала себя жертвой… В последней попытке освободиться она повалилась на бок и рванула когтями грудь и живот Финрода. Он закричал — но не отпустил зверя. А потом закричала волчица — почти как человек. Челюсти хрустнули, лопнули губы, хлынула кровь, тварь задергалась и забилась, ослабев от боли — и Финрод одним движением свернул ей шею.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});