Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

До крайности радуюсь также всему, что Вы говорите о моих племянницах. Спешу сказать Вам в ответ на вопрос, кокетка ли Вера. Нет, нет, нет! Этим грешком немножко страдает старшая, Таня, т. е., по крайней мере, в том смысле, что очень ценит свою красивую наружность, всячески заботится о ней и дорожит внешним впечатлением, производимым ей. Этот недостаток однако ж в ней оттого не опасен и непротивен, что она сама его отлично сознает, и он наверное никогда не обратится у нее в болезненную слабость. Но что касается Веры, то это олицетворение простоты, скромности и самой милой застенчивости. Касательно цвета их волос и глаз, то у обеих глаза голубые, а по волосам они блондинки, однакож не самого светлого оттенка. Я же имею волоса почти совсем седые (я начал седеть очень рано) и глаза серые. Цвет лица у обеих племянниц бледный, при малейшем возбуждении обращающийся в яркий румянец на щеках, как это вообще бывает с девушками, страдающими малокровием.

Я просил Юргенсона не пускать в продажу мою оперу до представления ее на театре. Я сделал это, дабы предотвратить всякие суждения о ней в печати как хвалебные, так и бранные. Кто еще знает, какова она будет на сцене? Преждевременные похвалы, в случае несценичности, могут содействовать разочарованию, а несправедливая брань-породить предубеждение. И то и другое невыгодно для меня. За границей же прошу Вас, милый друг, распоряжаться ею совершенно свободно, и мне будет чрезвычайно приятно, если Ваш французик будет иметь “Орлеанскую деву”.

Погода у нас улучшается.

16 октября.

Алексей мой сейчас уехал. Мне очень грустно! Воспитанник Модеста, Коля, вот уж несколько дней постоянно нездоров. У него то, что было в прошлом году в начале зимы и что было причиной отправления его-за границу, т. е. ежедневные головные боли, слабость, отсутствие аппетита. Как это ни грустно, но зато для меня теперь ясно, что этот мальчик решительно не может переносить отсутствия солнца и что ему нужно будет провести зиму в Италии. Если скупость господина Конради не превозможет его отцовских чувств, то я начинаю надеяться, что Модест с Колей проведут зиму в Неаполе. Это было бы отлично и для здоровья Коли и для Модеста, который любит Рим больше всего на свете, и, наконец, для меня, ибо в этом случае и я бы поселился на зиму в Риме и только на несколько дней съездил бы в январе ради оперы в Петербург.

А покамест я остаюсь все при прежнем решении, т. е., побывавши в начале ноября в Москве, поеду за границу по направлению к Флоренции. Будьте так добры, милый и дорогой мой друг, напишите мне, сколько времени Вы еще остаетесь во Флоренции-до половины декабря или дольше? Мне нужно это знать для моих путевых планов, ибо мне хочется проехать во Флоренцию каким-нибудь окольным путем, а между тем боюсь не застать Вас там.

Вчера Модест окончил вполне свою комедию или, лучше, драму и вечером читал ее нам. Впечатление на всех она произвела очень сильное. Эта вещь, наверное, заставит говорить про себя.

Будьте здоровы, дорогой, добрый друг! Дай бог Вам всякого благополучия.

Беспредельно Вас любящий

П. Чайковский.

300. Мекк - Чайковскому

Флоренция,

18 октября 1880 г.

Милый несравненный друг! Вчера я получила Ваше дорогое письмо, в котором Вы выражаете мне Вашу дружбу по поводу музыкальных занятий Ваших. Невозможно передать словами той глубокой благодарности, той безграничной любви к Вам, которые я ощущаю при чтении таких выражений. Да, мой бесценный друг, это верно, что я всем сердцем, всем умом, всем организмом чувствую Вашу музыку и боготворю ее творца. Нельзя найти лучшего воспроизведения в искусстве, лучшего произведения природы, как Вы с Вашею музыкою. Ваши творения-это авто-психо-биография и, боже мой, как она прекрасна, благородна, возвышенна. Я в Вашей музыке-слышу не одни только прелестные звуки, я слышу в ней душу, какой еще нет на свете. Я подразделяю музыку на искреннюю и фальшивую. Искреннею я называю ту, в которой человек изображает те чувства, на которые он сам способен, и фальшивою ту, в которой он представляет то, что ему несвойственно. Я не знаю, быть может, кто-нибудь найдет, que c'est trop de presuomption de ma part [что это слишком нескромно с моей стороны], но мне кажется, что я всегда в музыке отличу искренность от фальши и что всегда можно узнать характер человека по его музыке. Я сравниваю музыку с ораторством, в котором один говорит с искренним убеждением и увлечением, а другой хотя и подносит платок к глазам, но так и слышишь, что надувает, но, конечно, как и относительно музыки, находится много таких, которые восхищаются последнею категориею, я же скажу, что у таких натур есть, конечно, дар, талант, но меня они не восхищают. Часто я заставляю Bussy играть мне “Орлеанскую деву” и каждый раз испытываю новый восторг, и по-прежнему сцена Дюнуа с королем me met au comble de l'exstase [погружает меня в беспредельный экстаз], a из танцев меня безмерно восхищает танец шутов и скоморохов. Это изумительно хорошо. Какая прелесть гимн в первом акте, какой великолепный марш в третьем действии. Как оригинально эффектны в нем эти гаммы и маленькие ноты в верхних регистрах. В сцены любви я еще не довольно вслушалась.

Петр Ильич, отчего Вы не написали ни одного trio? Я каждый день здесь жалею об этом, потому что каждый день мне играют trio, и я все охаю, зачем Вы не сделали ни одного. Здесь очень трудно найти какие-нибудь музыкальные сочинения, так например, trio Шумана и достать нельзя. Я много выписываю нот из Вены....

Скоро ли Вы приедете сюда, мой дорогой? Очень хочется мне этого....

Я выписала из Москвы еще два экземпляра “Орленской девы”,-то скажите, милый друг мой, могу я подарить один экземпляр моему французику? Или нельзя давать до первого представления, так как Вы не желали делать публике известною оперу до ее исполнения,-то относится ли это также и к французской или, вернее сказать, парижской публике? Прошу только-очень, мой дорогой, сказать мне без малейшей церемонии....

До свидания, мой милый, бесценный друг. Всем сердцем горячо Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Р. S. До какого времени Вам можно адресовать в Каменку?

301. Чайковский - Мекк

Каменка,

22 октября [1880 г.]

Только что начинаю поправляться после пятидневной довольно мучительной болезни. Я вероятно сильно простудился; у меня была жестокая зубная боль, при этом жар, бред, несносная тоска, отвращение к пище и т. д. Теперь уже быстро выздоравливаю, хотя чувствую слабость. Не странно ли, что Алеша уехал именно в такую минуту, когда он был мне так нужен?

Получил дорогое письмо Ваше. Вы спрашиваете, милый друг, про комедию Модеста. Она стоит того, чтобы я несколько с нею познакомил Вас. Если Вы хотите, чтобы я сказал Вам, какую идею она имеет в своем основании, то скажу Вам, что в смысле комедии, долженствующей доказать какой-нибудь тезис нравственной философии или бичом сатиры нанести удар какому-нибудь общественному пороку, она не может уложиться в сжато и отчетливо высказанный афоризм. Ничего определенного она не обличает и не бичует. Но комедия эта с большой силой и глубиной представляет совершенно объективное изображение нескольких сторон русской и преимущественно петербургской общественной жизни. Называется она “Благодетель”: он и есть герой пьесы. Это человек скромного происхождения, но составивший себе блестящее положение в свете своими способностями и умом. Ум этот чисто практический. Он умеет приноровиться к людям, умеет кстати потакнуть их слабостям, нисколько не унижаясь при этом, умеет из всего, извлечь для себя пользу, считает себя выше общего уровня и поэтому не находит нужным пресмыкаться, а, напротив, обращается даже с высшими высокомерно и грубо, вследствие чего приобрел репутацию человека правдивого и честного. В сущности ни того, ни другого нет. Он и не правдив и не честен, а представляет себя таким, когда находит нужным. Любит иметь около себя преданных креатур и ради этого принял в дом сироту, дальнюю родственницу, и воспитал нескольких крестьян на свой счет. Но требует от них абсолютного обожания и поклонения, а при малейшем протесте выходит из-себя и разражается упреками в неблагодарности. Нравственности никакой и ради удовлетворения сильной чувственности не погнушается никакими низостями и не остановится ни перед какими препятствиями. Полнейшее отсутствие доброты и мягкости, но при этом он не скареден и ради эффекта и поддержания своей репутации человека с щедрой натурой готов приносить жертвы. Эгоизм его колоссален. В его глазах весь мир и все люди суть только пьедестал для его изуродованной самообожанием личности. Характер этот очень сложен и разъясняется в комедии скорее его действиями, чем словами, и мне трудно дать Вам о нем вполне точное понятие в краткой характеристике. Другое главное лицо комедии-дочь его, девушка, блестящая красотой и в сущности хорошая и честная, но испорченная отвратительной средой и воспитанием, в котором все внимание было обращено на внешность. Она страдает болезнью века, т. е. неопределенным исканием чего-то,неудовлетворенностью, неумением просто и прямо идти к возможному идеалу счастья. Драматичность ее положения в том, что единственный предмет ее поклонения, окруженный для нее ореолом непогрешимости и высшей нравственной красоты, есть ее отец. Между тем, вследствие стечения различных роковых обстоятельств, она вдруг прозревает и узнает, что такое ее отец и что была вся прежняя ее жизнь среди всякого рода лжи и пошлости. Другой женский характер, именно сирота, воспитанная отцом ее,натура чисто пассивная, не умеющая вовсе протестовать и бороться и вследствие этого погибающая. Что касается jeune premier [первого любовника], то в этой пьесе это медицинский студент (воспитанник благодетеля), простая, прямая, здравая, честная русская душа.