Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов

1911, с. 54–55.)

И в жизни, и в творчестве Мейербера доминируют симптомы ананкастного (обсессивно-компульсивного) расстройства личности. Мы видим у него и чрезмерную склонность к сомнениям и осторожности и стремление к совершенству, препятствующее завершению задачи. Есть также признаки навязчивых мыслей и страхов (тафофобия — страх быть похороненным заживо). Важной особенностью этих навязчивых сомнений является их влияние на музыкальное творчество композитора.

МЕЙЕРХОЛЬД ВСЕВОЛОД ЭМИЛЬЕВИЧ (1874–1940), российский режиссер, актер, педагог. Один из реформаторов театра. Народный артист Республики (1923). Расстрелян. Реабилитирован посмертно в 1955 г.

«Не было никогда в истории русского искусства другого художника, мнения о котором были столь полярно противоположны, столь противоречивы и столь эмоциональны, как мнения о Мейерхольде». Ю.Б. Елагин

Наследственность

«Кроме того, Мейерхольдам явно не повезло с главой семейства. Эмилий Федорович был человеком крайне деспотичным и постоянно третировал членов своей семьи (жене изменял почти в открытую). В результате из дома ушел старший сын, средний стал спиваться, а младший — Казимир — однажды заявил: “Такого отца я должен ненавидеть!”» (Раззаков, 1999, с. 5.)

Общая характеристика творчества

[1891 г] «В течение двух последующих лет душевный надлом углубился. Карла мучают назойливые мысли о самоубийстве. Любимым его писателем в эти годы делается Гаршин226». (Елагин., 1998, с. 34.)

«Дневниковые записи гимназической поры “почти сплошь мрачные”. Он серьезно размышлял о самоубийстве, ему мерещились “прорубь, яд и петля”. Тяжелая атмосфера неблагополучной семьи смолоду внесла горечь в его духовный мир… 8 июня 1895 года Карл Теодор Казимир получил аттестат зрелости. После чего обнаружил неслыханное упорство и одну за другой стал осуществлять идеи, которые представлялись его родичам сумасбродными. 13 июня принял православие и выбрал себе новое имя, Всеволод, в честь любимого писателя Гаршина, покончившего самоубийством. Мало того, даже и фамилию изменил: стал писать не “Мейергольд”, как принято было в немецкой семье, а “Мейерхольд”, как рекомендовала русская грамматика…» (Рудницкий, 1981, с. 7, 14.)

[Январь 1900 г., письмо к А.П. Чехову] «“Не понимаю, отчего так тяжело живется. Вероятно, у меня тяжелый характер. А может быть, неврастения”. Характер у Всеволода, и правда, был не из легких. Бьющая через край энергия расходовалась не полностью. Экспансивный, темпераментный молодой человек… замыкался в себе, становился подчас жестким и неприятным в общении… Нетерпеливое желание как-то изменить жизнь, повернуть ее к лучшему то и дело давало себя знать в нервном и обостренном искусстве Мейерхольда». (Там же, с. 45, 48.)

[Ноябрь 1907 г. (после разрыва с театром В.Ф. Комиссаржевской227)] «Едкий осадок мнительности, недоверия, которое подчас обращалось против людей, беззаветно ему преданных, с тех пор неизменно отравлял жизнь Мейерхольда. Он всегда и везде опасался тайных сговоров, интриг, сплетен, постоянно думал о них, торопился первым нанести удар тем, кого подозревал (часто без всякого повода, несправедливо, напрасно)… И сколько же таких внезапных ударов обрушилось на головы ни в чем не повинных людей, сколько судеб сломалось… Склонность Мейерхольда к всевозможным крайностям… Администратором Мейерхольд оказался смелым, но плохим». (Там же, с. 137, 247.)

[1926 г.] «На диспутах Мейерхольд поносил критиков последними словами, Шкловского он обозвал “фашистом”, Левидова оскорбил, и тот подал на него в суд. Ассоциация театральных и кинокритиков требовала “призвать т. Мейерхольда к ответу”… Всю жизнь Всеволод Эмильевич одевался обдуманно, напоказ, его внешний облик всегда соответствовал тому, как в данное время он понимал свою жизненную позицию, какое избирал социальное и театральное амплуа. Из дому он выходил на улицу, будто из-за кулис на сцену, назубок зная сегодняшнюю роль и выбирая самую подходящую манеру держаться, походку, пластическую форму, костюм. Художники и фотографы запечатлели множество мейерхоль-довских метаморфоз: то щеголеватый эстет, то богемного типа “свободный художник”, то суровый фронтовик поры Гражданской войны, то — ходячее воплощение строгого и рационального урбанизма, то — чуть ли не ученый, какой-то профессор. Очень редки домашние фотографии Мейерхольда, зафиксировавшие его “вне образа” — летом, где-нибудь на даче». (Там же, с. 351, 422.)

«Все время росло в нем так свойственное его характеру самомнение, убеждение в собственной гениальности». (Елагин, 1998, с. 170.)

«Круг гомосексуальных связей Мейерхольда был достаточно широк… В старой России свобода и нетривиаль-ность сексуальной жизни не поощрялись. Возможно Мейерхольд связывал с большевистским переворотом выход в царство подлинной свободы, в том числе творческой, в том числе и сексуальной. Он не мог предположить, что этот переворот принесет еще большую несвободу, закрепощение всех и каждого, что гомосексуализм будет преследоваться как уголовное или даже государственное преступление… В последние годы им владел, помимо прочего, и страх за гомосексуализм». (Лобанов, 1981, с. 711–712.)

«Он любил Райх болезненно и страстно. Точнее было бы сказать, что со временем его страстная любовь приняла болезненный оттенок под влиянием характера и поведения Райх. Мало-помалу его ревность развилась и приняла фантастические размеры, являясь постоянной темой разговора его друзей и вызывая изумление и сожаление. Он ревновал Райх ко всем, к кому только можно было ревновать, иногда даже и к женщинам… Вообще, пылкая страсть В.Э. к его второй супруге и вся чувственная, нездоровая атмосфера его личной жизни в те годы228 бесспорно нашли свое отражение в его творчестве, внеся в него элемент, ранее ему не свойственный». (Елагин, 1998, с. 248, 284.)

Особенности творчества

[1898 г.] «Этот провал229 говорил достаточно ясно об ограниченности его актерских возможностей, связанной с особенностями его физического сложения, конечно, совершенно непреодолимыми ни самой виртуозной в мире актерской техникой, ни блестящим образованием и высокой общей и театральной культурой. Его профессиональный потолок упирался в его внешние данные. Он был высок ростом… Хуже было то, что нос его был чрезвычайно велик, не устранимый никаким гримом… Именно с этого времени начинает пробуждаться в нем интерес к режиссуре с ранее небывалой остротой. Направление его большой творческой энергии отныне раздваивается на пути актерский и режиссерский… В силу органических особенностей его сценического темперамента в огромном большинстве из всех сыгранных им ролей создавал он изломанные, гротесковые образы болезненных, нервных, физически немощных, психически неустойчивых людей». (Елагин, 1998, с. 57, 64.)

[1908 г.] «Работал он, однако, как всегда, не покладая рук, берясь одновременно за несколько, иногда совершенно различных, театральных дел». (Там же, с. 124–125.

«Угловатость, резкость и нетерпимость его артистической индивидуальности, его пристрастность и творческий эгоизм — вот качества его натуры, всегда игравшие разрушительную роль в его