Приключения Натаниэля Старбака - Бернард Корнуэлл

- Одному Богу известно, сможем ли мы отразить еще одну атаку, - сказал он.

- Бога это вообще не касается, - ответил Траслоу, - но если эти сволочи опять полезут, то мы просто снова их выгоним. Молодцы! - эта похвала была обращена не к Старбаку, а к сержанту Бейли, который принес к железной дороге запасные боеприпасы. Двое других разводили костер, чтобы у роты Траслоу была горячая вода для удаления порохового нагара из винтовок.

Старбак пошел обратно вдоль линии обороны. Янки засели у кромки леса, откуда поливали железнодорожное полотно прямым и непрерывным огнем. Солдаты Старбака пригибали головы, иногда высовываясь, чтобы выстрелить, а иногда лишь поднимая винтовку над импровизированным бруствером и спуская курок вслепую.

- Не тратить патроны зря! - рявкнул Старбак на одного из тех, кто стрелял, не прицеливаясь. - Собираешься стрелять - целься, а не собираешься - пригнись.

На железнодорожном полотне распростерлись тела. Некоторые из них - солдаты Легиона, лежавшие на спине с открытыми ртами и скрюченными руками. Некоторых Старбак опознал с горечью, некоторых - без тени сожаления, а некоторых - с чувством удовлетворения. Пара мертвых мятежников оказалась ему незнакома. Ему следовало бы их знать, но не было времени выучить имена и лица всех новобранцев. Мертвых янки в основном скинули на бруствер, чтобы защитить жизнь южан, а раненые солдаты Легиона с белыми лицами лежали, едва дыша, у заднего склона канавы.

Старбак сдержал порыв пригнуться, когда канава стала мельче. Предполагается, что офицер должен показывать своим солдатам пример бесстрашия, и Старбак сохранил ровную поступь, даже несмотря на то, что его разум вопил, а пульс бешено скакал от ужаса. Вокруг него в те несколько секунд, что он оказался на виду у янки, в воздухе защелкали пули, потом ему удалось спрыгнуть в отвальную яму, заполненную застывшими в нелепых позах врагами. Здесь стоял густой запах крови, а над страшными ранами уже кружили первые мухи. Именно отвальная яма спасла Легион, подумал Старбак. Впадина оттянула внимание янки от шеренги мятежников, потому что обещала безопасный и скрытный проход в их тыл. Но попав в нее, северяне оказались в ловушке, сначала из-за завала, а потом под огнем батальона Хаксалла, который Свинерд привел с холма.

- Нас мало осталось, сэр, - поприветствовал Старбака Паттерсон.

- Мало?

Паттерсон пожал плечами:

- Половина первой и второй роты пропала.

- Медликотт? Мокси? - Старбаку не было необходимости спрашивать. Оба отсутствовали, и никто не знал, где они могут быть. Коффмэн спасся, скорчившись за низким бруствером у железнодорожного полотна с винтовкой, которую забрал у погибшего, и горная гаубица капитана Пайна тоже уцелела. Ее установили на краю отвальной ямы, где она вызывала на себя пули янки.

Паттерсон заметил, что Старбак бросил взгляд на пушку.

- Забыли принести боеприпасы, сэр.

Старбак выругался. В этот день всё шло наперекосяк, абсолютно всё, разве что, как заметил Траслроу, Легион по-прежнему на месте. И это значило, что сражение не проиграно. И к счастью, за исключением злополучной гаубицы, янки не развернули против Легиона артиллерию. Лес был слишком густым, чтобы позволить канонирам обеих сторон установить орудия, хотя как только в голову Старбаку пришла эта мысль, разорвалось несколько снарядов. Это были снаряды мятежников, и взрывы прозвучали в лесу над янки, которые в изумлении от этих выстрелов шрапнелью вышли из леса. Артиллерийская стрельба, похоже, шла далеко на юге, но резко прекратилась, когда по рядам Джексона прокатилась волна радостных воплей. Старбак, прислушиваясь к звукам сражения, решил, что слышит атаку янки, вроде той, которую только что едва пережил Легион. Канониры укоротили дистанцию, накрыв атакующих продольным огнем, и ближайшие к Легиону северяне отошли обратно к краю леса, чтобы снова начать изнурительный обстрел.

Люди Хаксалла вернулись на холм, откуда теперь снайперы простреливали местность с другой стороны железной дороги, а каролинцы Хадсона тоже вернулись на прежнюю позицию. Высокий полковник Хадсон заметил Старбака и зашагал к нему.

- Горячее местечко, Старбак! - он имел в виду отвальную яму у железной дороги.

- Мне жаль, что мои ребята побежали.

- Дорогой мой, мои тоже драпанули! Бросились врассыпную, как куры со двора! - Хадсон не стал подчеркивать, что у его людей не было другого выбора, кроме как бежать, как только Медликотт обнажил их фланг. - У вас есть часы? - спросил полковник. - Янки прострелили мои, видите? - он показал Старбаку разорванный кармашек от часов. - Пуля прошла прямо через них, не задев меня, но часы всмятку. Какая жалость. Они принадлежали моего деду. Время показывали отвратительно, но я их любил и надеялся передать своему сыну.

- У вас есть сын? - спросил Старбак, почему-то удивленный этими словами.

- Уже три, и целый выводок дочерей. Том - мой старший, сейчас ему двадцать четыре, он служит адъютантом Ли.

- Ли! - Старбак был впечатлен. - Самого Ли?

- Бобби собственной персоной. Приятный человек. Но всё равно, часы жаль, - полковник достал из порванного кармана осколок стекла от часов.

- Коффмэн! - позвал Старбак. - Который час?

Коффмэн унаследовал от отца старинные часы, и теперь выудил этот механизм в форме луковицы из внутреннего кармана и с щелчком открыл.

- Половина пятого, сэр.

- Должно быть, утром остановились, - предположил Старбак. - Не может быть, что уже так поздно.

- Но взгляните на солнце! - сказал Хадсон, давая понять, что день и правда клонится к вечеру.

- Тогда где же Ли? - спросил Старбак. - Я думал, он идет нам на подмогу.

- Я понял, что лучше всего планировать военные действия, исходя из двух похожих принципов: то, о чем говорится с полной уверенностью, никогда не произойдет, а то, что объявляется невозможным, неизбежно случится. На войне не бывает хороших новостей, - торжественно заявил Хадсон, - бывают только менее плохие. Ох ты, дорогуша, - это мягкое ругательство было вызвано возобновлением ружейной стрельбы из леса. - Полагаю, мой дорогой Старбак, что республиканская партия опять требует к себе внимания. За дело, за дело.

И буря разразилась снова.

Преподобный Элиял Старбак пытался понять, что происходит. Не так уж многого он хочет, подумал он, всего лишь осмысления. Война - столь же рациональное занятие, как и любая другая человеческая деятельность, и должна, по его мнению, поддаваться анализу, но кого бы из старших офицеров он ни расспрашивал, что именно случилось в западном лесу, всегда получал разные ответы.

Один генерал сказал, что Север атакует, но при этом его люди растянулись на лугу, играя в карты и покуривая трубки.

- Всему свое время, всему свое время, - ответил генерал, когда священник спросил, почему его люди не участвуют в атаке. Один из штабных офицеров генерала, высокомерный юноша, явственно показывая свое неодобрение вмешательства штатского в сражение, сообщил преподобному Старбаку, что Джексон отступает, а янки его преследуют, и что суматоха в лесах была вызвана ни чем иным, как шумным арьергардом.

Майор Гэллоуэй тоже пытался подбодрить священника. Майору приказали ожидать, пока атакующая пехота прорвет оборону Джексона, после чего присоединиться к кавалерии северян в преследовании разгромленного врага. Преподобный Старбак ждал этого обещанного прорыва верхом на лошади и старался убедить себя, что объяснение майора вполне разумно.

- Джексон пытается отступить на юг, сэр, - сказал Гэллоуэй священнику, - а наши ребята прижали его там к лесу.

Но даже Гэллоуэй не выглядел удовлетворенным этими выводами. Майор в конечном итоге так и не смог найти никаких свидетельств тому, что Джексон направлялся в Кентервиль, и потому заявление о том, что сейчас он отступает из этого города, не имело особого смысла, и так и оставалось загадкой, что же делает генерал южан. И эта загадка вызывала еще большее беспокойство, потому что Билли Блайз не переставал уверять, что видел вторую армию мятежников, направляющуюся в сторону Манассаса с запада. Гэллоуэй не горел желанием поделиться своими тревогами с преподобным Старбаком, но у майора создалось четкое впечатление, что, вероятно, генерал Поуп совершенно неверно истолковывает то, что действительно происходит.

Неудовлетворенность Гэллоуэя сопровождалась раздраженным состоянием, в котором пребывала основная часть его небольшого подразделения. Возвращение Блайза опять разбудило гнев Адама, охвативший его предыдущим вечером, когда виргинец обвинил Блайза в убийстве гражданских в таверне Маккомба. Блайз всё отрицал.

- Нас обстреляли военные, - заявил он.

- И они умоляли вас прекратить огонь, потому что там женщины! - настаивал Адам.

- Если бы кто-нибудь об этом упомянул, - ответил Блайз, - то я бы немедленно прекратил стрельбу. Немедленно! Даю слово, Фалконер, за кого вы меня принимаете?