Найти человека - Барто Агния Львовна

ИСТОРИЯ В ПИСЬМАХ С ПЕЧАЛЬНЫМ КОНЦОМ

Из письма Зинаиды Станиславовны Заплавной

«…Обращаюсь к вам с большой просьбой помочь мне отыскать сестру Эртман Надежду Станиславовну, год рождения то ли 1938-й или 1939-й. Маленькой она была светловолосая, нос чуть с горбинкой. Вот что я о ней только помню. Рассталась я с ней в апреле 1944 года при таких условиях: Наша семья до начала Отечественной войны жила в Белорусской ССР, Полоцкая область, деревня Круглики. Семья наша состояла из шести человек: отец — Эртман Станислав Антонович, мама — Эртман Мария Кирилловна и нас четверо детей — я, сестра Лена, брат Володя и меньшая сестра Надя.

Долгое время наше село, затерянное в лесу, сотрудничало с партизанами. Но нашлись негодяи, которые всех выдали. Село было уничтожено, многих жителей расстреляли. Расстреляны были наши отец, мама и брат. Мы, три девочки, остались в живых. Некоторое время мы находились в лесу, потом оказались в Полоцке. Там нас, осиротевших детей, взяла одна женщина, она была жена советского командира, ни фамилии, ни имени ее не помню (кажется, ее называли Марией). Она за нами смотрела, с трудом добывала для нас пропитание и одежду.

Я, как старшая из всех, помогала ей во многом. Меня кто-то выдал полиции, и меня забрали и отправили эшелоном в Германию. Но партизаны отбили эшелон, и я оказалась в лесу среди партизан. Потом я прошла трудный путь до самой победы.

Когда меня забрала полиция, я рассталась со своими сестрами Леной и Надей. Но с Леной мы встретились после войны. А вот Надю мы потеряли. Лена рассказала, что весной в 1944 году в числе пятидесяти детей была отправлена Надя из Полоцка в детдом в Быковичи. Это все, что мы знаем о своей сестре. Но мне кажется, что она жива. Прошу вас помочь в розыске ее… Недавно я прочитала небольшую книжечку «Неуловимый». Автор Прудников Михаил Сидорович. В ней идет речь о детдоме в Быковичи… Упоминается там, что в детдом было доставлено пятьдесят детей из Полоцка. А сестра Лена помнит, как пятьдесят маленьких детей увозили из Полоцка в Быковичи, в том числе была и наша Надя… Сейчас я и сестра Лена живем в одном городе. А вот о третьей сестре мы ничего не знаем…»

Из письма работников завода «Пионер» г. Вольск, фабрика «Индпошив»

«…Сами мы не слышали передачу, но нам передали люди. Просим сообщить нам, действительно ли сестра разыскивает Эдман Надежду Станиславовну, 1939 г. рождения, потерявшую связь с родными во время эвакуации. Точных сведений у нас нет, но знаем, что Надежда Станиславовна воспитывалась в детдоме в Саратове. Она тоже искала сестру, примерно в 1956–1960 годах.

К несчастью, Надежды Станиславовны в живых нет. Она умерла два года назад. У нее осталось двое детей. Наш коллектив, где работала Эдман, желает, чтобы дети знали близких родных своей покойной матери.

Семенов, Жуков, Микеева, Мазенова, Тихонова»

Из дальнейшей переписки выяснилось, что Надежда Эдман и Надежда Эртман — одно лицо.

Пришлось нам сообщить бывшей партизанке, что сестра, которую она так долго искала, умерла два года назад. Вот уж не судьба, как говорится. Если бы Зинаида Эртман написала в «Маяк» на два года раньше» может быть, она успела бы застать сестру в живых. Одно утешение — вместе с печальной вестью Зинаида Станиславовна узнала, что у сестры остались дети, о которых пишет коллектив мастерской.

Мне кажется, что слово «коллектив» звучит здесь особенно выразительно. Если люди хранят память о своем товарище и заботятся о его детях, то они, видимо, связаны не только служебными, но и душевными отношениями.

А история все-таки грустная. Вот случай, когда успешный поиск привел к печальному концу.

ИЗ ЮГОСЛАВСКОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

На рассвете 20 октября мы с Десанкой Максимович[4] выехали на машине в сербский городок Крагуевац, километров двести от Белграда. Десанка, все время вздыхавшая по поводу моей программы, слишком обширной для трехнедельного пребывания в стране, на этот раз сказала голосом, не допускавшим возражений:

— Вы туда поедете. Вы должны это увидеть.

Попасть в Крагуевац было не так легко, туда шли бесчисленные машины, туда стремились велосипедисты, туда по проезжей дороге и по всем тропинкам и тропкам шли люди. Они приехали сюда сегодня из разных городов страны, особенно много было школьников, тысячи школьников всех возрастов. Столько детей, а толпы двигались в безмолвии. Не слышалось ни говора, ни смеха, ни гула, — словно выключили звук. Все направлялись к огромному холмистому полю, несли с собой венки, гирлянды, букеты живых цветов. На втом поле похоронено семь тысяч человек, расстрелянных в 1941 году фашистами, и день 21 октября стал в Югославии днем народного траура.

Я увидела вдали, на кургане, простертые крылья гигантской белой птицы. Мы приблизились к ней; освещенная солнцем, она была ослепительно белой. Тень ее мраморных крыльев падала на землю, на братскую могилу детей. Как это страшно звучит — братская могила детей! Многим из них еще пятнадцати лет не было.

В то утро фашисты согнали всех крагуевацких гимназистов, начиная с шестого класса, в самый большой школьный двор, построили по четыре и вывели на улицу. Учителя пошли вместе с учениками. Мальчики шли по улице, и матери кивали им из окон, еще не понимая, куда их ведут. Но, увидев в конце процессии вооруженных немецких солдат, женщины выбежали На улицу, пытаясь передать сыновьям теплые вещи, думая, что гимназистов ведут в лагерь.

А их вели на расстрел.

Кто-то из учителей запел гимн, и мальчики запели вместе с ним «Гей, славяне». Так они пели и шли к своей гибели. И погибли все вместе — учителя и дети.

Я смотрела на громадное поле, заполненное десятками тысяч людей: они поднимались на курган, к памятникам и братским могилам; они становились на колени, и вновь поднимались, и снова опускались возле других могил. Только те, ради кого они пришли сюда, были неподвижны.

— Какими стали бы сейчас эти мальчики? — сказала я одной из своих спутниц.

— Такими, как я, — неожиданно ответил по-русски какой-то человек, рослый, смуглый, с густыми, сросшимися бровями. — Я учился вместе с ними в шестом классе, но мне удалось убежать. Когда я увидел, что всех собирают, я догадался, что здесь что-то не так, и хотел предупредить родных…

Глядя на этого красивого серба, я представила себе: вот такими они могли бы вырасти, те мальчики!

УСЫНОВЛЕННЫЕ

Немало самых разных проблем возникает на сложном пути поисков. Одна из наиболее острых — проблема усыновленных детей.

В военные годы тысячи ребят были усыновлены. Женщины, не только бездетные, брали к себе ребенка, растили, выхаживали, как своего. Даже в блокадном Ленинграде соседка по квартире брала малыша, у которого умерли родные, и делилась с ним буквально последним. Такую приемную мать подчас связывает с ребенком чувство не менее сильное, чем кровное родство.

Так в тяжелое военное время складывались новые семьи. Их права оберегает наше законодательство. Прежде всего оно предусматривает охрану интересов ребенка, — никто не должен вторгаться в новую семью, разыскивать усыновленных детей, даже кровные родители.

Закон справедлив, потому что он охраняет детей от возможных душевных переживаний. Нетрудно представить себе состояние ребенка, когда он вдруг узнает, что он вовсе не родной, а чужой в семье. Часто дети не в силах справиться с подобным потрясением, иные перестают учиться, иные становятся замкнутыми, недоверчивыми и даже озлобляются против своих приемных матерей и отцов, считая, что те их обманывали. Оттого-то, чтобы сохранить тайну усыновления, многие приемные родители переезжают в другой район, даже в другой город.