Пьем до дна - Артур Лео Загат

желтую лужу и подошел к девушке. Заставил себя сухо улыбнуться.

– Хорошо, что ты так быстро пришла в себя.

Я пытался не думать о том, почему это хорошо. Не думать о том, как эта девушка сознательно, хладнокровно, эффективно уничтожила двадцать живых существ.

– Да, – согласилась она, повернулась и посмотрела на лузан. – Он прочный, – сказала она. – Совсем не поврежден. Если поставить его на дорогу, он будет действовать, как всегда.

Я был избит, весь в синяках, все тело болело и ныло от усталости. Дважды за эти катастрофические мгновения я спас ее от увечья, от смерти, и она знала это. Если бы она меня поблагодарила, я бы не принял ее благодарность. Но это простое принятие факта, это полное его игнорирование меня разозлило.

– Послушай! – горячо начал я. – Ты понимаешь…Смотри! Там их еще много! – Я схватил ее за руку. – Заходи в лузан! Оттуда легче будет защищаться.

Она вырвала руку и повернулась.

– Где?

Я пальцем показал на точки, приближающиеся к нам по горящей равнине.

– Вон там! Разве ты их не видишь?

Она снова смеялась, смеялась надо мной.

– Это не тафеты, мой Хьюла. Это чрезвычайный отряд войск, охраняющих лагерь. Долго же они не появлялись.

Я увидел, что к нам приближается не одна небольшая группа. Другие фигуры показались на горизонте, полностью окружая нас. Молчаливые силуэты на фоне тусклого неба, они смотрели на нас издалека. Тафеты, с подрезанными крыльями, не могли бы уйти из этого кольца.

Я что-то сказал об этом.

– Да, – согласилась Налина. – Они знали, что, напав на меня, приговорили себя к смерти. Только подумать, как такая преданность была бы полезна Народу, если бы тафеты согласились служить Мернии, как служат они своей фантастической философии.

Я вспомнил позже эти ее слова, когда узнал, какую философию она назвала фантастической, но сейчас у меня не было времени на размышления. Первый из охранников подошел к нам.

* * *

Он щелкнул каблуками, отдал салют.

– Гор-Сура, ра Налина, – четко произнес он

– Гор Сура, полковник Скултех. – Она совершила одну из своих поразительных метаморфоз и снова была властной и величественной. – Как в твоем районе могло произойти подобное безобразие?

– Безобразие?

Она рассказала о случившемся.

– Ты доложил, что этот район полностью под контролем, – гневно закончила она.

– Да. – Скултех выше Ванарка и Хафны, он старше их, его черные волосы поседели на висках. Каждая линия его подтянутого тела говорит о воинской дисциплине и врожденном достоинстве. – Тафеты, работающие здесь, послушны. Нам не хватает людей, и у меня были все основания полагать, что безопасно оставить здесь небольшую охрану и перевести освободившихся людей на поля у Калинора, где в последнее время было много волнений.

– Очевидно, это была часть их плана, – ответила Налина.

– Не их плана, ра Налина. – Скултех осмотрелся. Его люди выстроились и были за пределами слышимости. – Ни один тафет не способен такое придумать. Они исполняют план, но сам план мог возникнуть только в голове суранита.

Ноздри Налины дернулись.

– Ты пытаешься уменьшить твой позор: тебя обманули тупые тафеты, – холодно сказала она. – Ты не хуже меня знаешь, что суранит не может быть так низок, чтобы предать благо Народа.

– Не может? – Улыбка офицера была такой же ледяной, как голос девушки. – Ра забыла, что суранит Батталион стоял во главе нападения тафетов на город Ташма семнадцать сунит (лет) назад?

– Разве не вся Мерния тогда получила урок? Это ты, полковник Скулхет, забыл, как гнев Нал Суры обрушился на предателей. и как они были полностью истреблены.

Налина показала на лужу у ее ног, которая уже высыхала, покрываясь зеленой пеной. Этот легкий жест говорил, как были наказаны предатели.

– Крылья мятежных тафетов были подрезаны, и из них образовали рабочие отряды, чтобы они могли всю жизнь искупать свое преступление, – продолжала Налина. – Но от суранитов, которые вели их, во всей Мернии не осталось ни капли крови. За ними и их семьями охотились от Стены до Стены, и всех их пригнали на Центральную площадь.

Я была там, полковник Скултех Это мое самое раннее воспоминание. Мне было да слунита, и мать отвела меня на площадь и подняла, чтобы я могла над головами видеть, как они гибнут: старики и молодежь, матери, жены и сестры, сыновья и дочери – великолепное очищение.

В лазурной глубине ее глаз показались остатки никогда не изжитого ужаса, с которым она описывала эту катастрофу.

– Никто не спасся. Ни один.

– Один спасся. – Лицо Скултеха было как неподвижная маска, двигались только губы. Он смотрел прямо перед собой. Маленький мальчик. Я тогда был младшим офицером и отошел от своих солдат. Я видел, как мальчика унес между своими крыльями летящий тафет. Я мог сбить обоих своим коретом, но не сделал этого.

Если мальчик еще жив, ему сейчас должно быть восемнадцать лет. Ра Налина! Несколько роха (часов) назад сообщили, что наши поисковые лучи зафиксировали суранита в Калиноре, где согласно Закону не может жить ни один суранит. Парень примерно восемнадцати лет. Нал уже потребовал задержать его. Ответа пока нет. Если ответ будет отрицательным, мой долг – вести войска против Калинора и забрать парня у тафетов, которые его скрывают.

Последние слова Скулхета девушка словно не слышала.

– Ты позволил потомку изменника избежать очищения?

– Его мать была женой моего самого близкого друга.

– Он перестал быть твоим другом, когда стал предателем.

– Я задолго до этого перестал быть его другом. Этот мальчик – мой сын.

– Твой сын! – Налина побледнела от ярости. Она сделала шаг к полковнику, подняв жезл. – Ты нарушил самый строгий закон Мерины и совершил второе и более отвратительное преступление из-за своего первого проступка. Ты, самый доверенный из офицеров Нала.

Рука Скулета легла на пояс, поднялась снова; в пальцах с перепонками был корет. Прежде чем кто-то из нас мог шевельнуться, из ствола оружия вырвался алый луч.

Я почувствовал запах горелой плоти. Упавшее передо мной тело не имело головы. Я видел обгоревшее место, на котором только что гордо сидела голова. Увидел, как задымился и почернел воротник мундира.

Полковник Скулхет перестал командовать отрядом.

Вырезка из «Тайн сцены», колонки сплетен «Голливуд Геральд», четверг, 30 августа 1934 года

В городе видна такая широкая улыбка, что начинаешь дрожать за целость головы. Улыбка принадлежит главному звукооператору Картону Форду из «Уорлд Пикчурз». Он снимает «Желание сердца» для Рэтскоффа, и работа Энн Доринг в этом фильме заставила его танцевать на Бульваре. Она проникает прямо вам в грудь и играет последний аккорд на струнах вашего сердца. Она было хороша в «Раскаянии любви», но в этом