Дочери озера - Венди Уэбб

собакам настороженно и даже агрессивно, а из-за своих размеров и силы могут легко загрызть – достаточно одного укуса.

Кейт встала между собачкой и Аляской. Ник бросился к ним. Но все усилия оказались излишними – собаки, к изумлению Кейт, приветствовали друг друга, как старые друзья: стали обнюхиваться, прыгать, играть.

– Ничего себе, – Ник уставился на Аляску. – Серьезная собака. Маламут?

Кейт кивнула:

– Да, маламут. А у вас? Корги?

– Моя верная спутница Куини.

– Это не в честь самой известной в мире любительницы корги?

– Королевы Елизаветы? [11]– Ник рассмеялся. – Не я ее так назвал. Я только спас ее.

Они зашагали рядом вдоль берега. Собаки бежали впереди.

– Ее первой хозяйкой была пожилая дама, скончавшаяся при подозрительных обстоятельствах. – Детектив пинком отправил камешек в воду. – От яда, как выяснилось.

– О нет.

– Да, неприятная история. Убийцей оказался зять. В общем, Куини осталась бездомной. Я расследовал это дело и… Уж не знаю, как это вышло. Я только разок взглянул на собаку, которая с таким печальным видом стерегла тело своей хозяйки, что рука не поднялась отправить ее в приют. И я ее забрал. Прошло восемь лет. С тех пор она от меня ни на шаг.

Кейт улыбнулась. Она знала, какой сильной может быть любовь и преданность животного. Хорошо, что и Ник это знает.

– Я думала, вам больше подходит более полицейская порода, – заметила она.

Стоун рассмеялся.

– Я пытался убедить отправить Куини на обучение, но начальство засомневалось, что корги внушит преступникам такой же ужас, как немецкая овчарка. По-моему, оно ошиблось. Куини хоть и маленькая, но крутая.

Кейт хихикнула.

– А есть новости по расследованию?

– Без комментариев, – уклонился Ник, не желая рассказывать о результатах анализа ДНК, полученных накануне поздно вечером.

Кейт остановилась:

– Значит, есть.

– Может, и так, но я не имею привычки выбалтывать подробности случайно встреченным собачницам, к тому же подозреваемым по делу об убийстве.

Детектив говорил полушутя, но от его слов у Кейт внутри все перевернулось.

– Я по-прежнему подозреваемая?

– До раскрытия дела все считаются подозреваемыми. – Стоун кивнул на старушку, ковыляющую по улице на костылях. – Она, например.

Кейт подавила смешок.

– Вообще-то мне пришла в голову мысль насчет той ночной рубашки девяностолетней давности, – сообщила она.

– Вот как?

– Да. Она явно винтажная. Я подумала: если «Андерсон Миллс» работала здесь, в Уортоне, то эта вещь могла попасть в комиссионный магазин на Фронт-стрит. Возможно, наша утопленница купила рубашку там и кто-то из продавцов вспомнит ее.

– Неплохая версия, мисс Марпл, – усмехнулся Стоун. – Но тупиковая, увы. В этом магазинчике есть кое-какие вещи от «Андерсон», но не настолько старинные. И никто не узнал ни женщину на фотографии, ни ее рубашку.

У Кейт испортилось настроение.

– Значит, вы уже побывали там. А я собиралась зайти после завтрака.

– Боюсь, я опередил вас. Хорошие детективы обычно опережают подозреваемых на шаг-другой.

Кейт замерла.

– Вы же не верите в самом деле, что я замешана в этом. Ведь правда?

Ник искоса посмотрел на нее.

– Интуиция подсказывает мне, что нет. И Куини – тоже, если вам интересно. Но, как я уже сказал…

– Знаю-знаю: пока дело не раскрыто, все под подозрением.

– А сейчас мне пора на службу. Рад был повидаться, Кейт Грейнджер.

Он зашагал прочь. Куини засеменила вслед. Отойдя на несколько шагов, Ник обернулся:

– Может быть, скоро мы опять увидимся здесь, когда будем гулять с собаками.

Кейт почувствовала, как ее щеки запылали.

– Может быть, – ответила она, махнув рукой на прощание. Повернулась и пошла в отель, ощущая такую радость жизни, какой не чувствовала уже давно.

* * *

Она нашла Саймона сидящим у окна в столовой. Завтрак состоял из омлета с козьим сыром, сосисок, дымящегося кофе и пары коктейлей.

– Ну ты и мерзавец! – Кейт со смехом взяла бокал.

– Подумал, тебе не помешает опохмелиться, – ответил кузен. – Я знаю, как помочь, когда голова раскалывается. Похмелье от красного вина просто убивает.

– Прошлая ночка выдалась веселой. – Кейт улыбнулась и села рядом. Они стиснули ладони друг друга. Кейт была ужасно рада находиться в Уортоне вместе с Саймоном. Они так давно не проводили время вместе. Пять лет – слишком долгий срок.

– Слушай, у меня идея, – начал кузен. – Ты знаешь, что зимой мы собираемся реставрировать третий этаж. Там, наверху, куча старых коробок, до которых просто руки не доходят. Хочу посмотреть их содержимое и найти фотографии, картины и прочие вещи, которые можно выставить напоказ. Ты же знаешь, я люблю украшать дом предметами старины.

– И?

– И я буду рад твоей помощи. Раз уж ты осталась тут надолго, почему бы мне не украсть тебя на денек-другой?

– С удовольствием! – воскликнула Кейт. Она не могла придумать лучшего способа провести время, чем разбирать старинные семейные реликвии и вещицы из прошлого. Это как раз поможет отвлечься от настоящего. – Я не поднималась на третий этаж с тех пор, как мы были детьми.

Кузены дружно состроили друг другу рожицы. Когда маленькие Кейт и Саймон приезжали в гости к бабушке с дедушкой, они до жути боялись третьего этажа. В доме столько лет жили старики, что третий этаж с ведущей на него крутой лестницей давно пришел в негодность. Темный, пыльный, полный призраков минувшего, которых на самом деле было гораздо больше, чем казалось детям. Словом, самое подходящее место для игр – мурашки на каждом шагу.

Одной из любимых была игра «Кто первый струсит». Рука об руку Кейт с Саймоном поднимались по темной лестнице, зная, что наверху их встретит небрежно прислоненный к сундуку жуткий портрет. На нем была изображена очень суровая женщина в черном платье и вуали, напоминающая призрак или невесту какого-то мертвеца. Дети не знали, что это портрет матери Селесты. Она питала особую неприязнь к потомкам Коннора и считала, что дом принадлежит ее дочери и больше никому.

Игра состояла в том, чтобы дольше другого выдержать пристальный взгляд «дамы в черном». Обычно все заканчивалось через несколько секунд, когда Саймон и Кейт, визжа, задыхаясь, с бешено колотящимися сердцами скатывались по лестнице – назад, в радушный бабушкин дом, где все так знакомо и безопасно. Но однажды все вышло иначе.

Пока Саймон привычным маршрутом спускался по лестнице, Кейт задержалась в комнате, не в силах пошевелиться, завороженная взглядом женщины с портрета. Для девятилетней девочки он казался таинственным и грозным. Плоское изображение на холсте, темные пустые глаза, пронзающие даже сквозь вуаль, суровое лицо, черное платье – все это как будто оживало прямо перед ошеломленной Кейт.

А потом девочка расслышала слова – отчетливые, угрожающие:

– Убирайся отсюда. Прочь из этого дома.

Девочка застыла на месте и ахнула, но не сумела даже вдохнуть. Как будто из комнаты выкачали весь воздух. Она попыталась вдохнуть снова, и снова, и снова, но тщетно.

Кейт вскочила на ноги и в одно мгновение слетела вниз по лестнице, визжа так пронзительно, как умеют только девочки, и сбив с ног Саймона. Казалось, прошла целая вечность, пока