Отмена рабства: Анти-Ахматова-2 - Тамара Катаева

Сын жив, а вы представляете, как глубоки и чисты будут ваши страдания, если он умрет. Наверное, все испытуемые тут скажут — нет, написать такое стихотворение мать не может, мы протестуем, мы догадались, что это не мать, эта — не из нашей команды. МЫ знаем, какие бывают матери и чего они не могут сделать никогда.

Стихи про дорогу, по которой сына везли, или: а туда, где молча мать стояла (когда сын ее, достаточно пострадав, уже умер, а у Анны Ахматовой вроде был еще жив, хотя всякий должен понимать — она очень волновалась, потому что никогда нельзя было быть уверенной), так никто взглянуть и не посмел — очень приятно читать, написано гладко, только нельзя представить, что это писала мать. Это — женщина, которая знала о существовании материнских чувств и необыкновенных материнских страданиях, и разжигала в себе эти образы, и очень похоже на правду их описала.

С Богородицей никто не захочет поменяться местами (кроме Ахматовой). Мы ей молимся, зная четко ту непреодолимую пропасть, которая нас от нее отделяет — она СОГЛАСИЛАСЬ, мы никогда не приблизимся к ней, и она всегда будет недосягаемой. Искательницам, монахиням хочется двигаться вперед. Но путь их не прям, он — не к цели, монашество не предписано нам как правильная дорога, это — боковая ветвь. У юной монахини не будет детей. Она не встанет перед выбором: не пожертвовать ли ими. Она не скажет страшного ответа самой себе — значит, подвиг ее никогда не будет великим и она нас ничему не научит.

Анна Ахматова не отказалась даже от хлыстика и перчаток, не пожертвовала ночей своих пламенным чадом — она предложила сразу Леву.

* * *

Лева сердился на мать за то, что она подписала какое-то любовное стихотворение тем числом, когда его, Леву, сажали снова в тюрьму.

О. Гильдебрандт-Арбенина. Девочка, катящая серсо… Стр. 245 * * *

Вот пишет женщина, полностью прожившая славу Анны Ахматовой, каждый день славы Анны Ахматовой был днем ее жизни. Она тоже писала стихи, тоже про любовь, но любовник ее, бывший муж Ахматовой Гумилев, одернул ее: Он сказал, что, если я достигну мастерства «говорить стихами», вряд ли буду иметь такой успех, как Ахматова, — она говорит о чувствах всех решительно женщин, а у меня что-то совсем свое… (О. Гильдебрандт-Арбенина. Девочка, катящая серсо… Стр. 124.)

Был, конечно, прав — Ахматова говорила от имени всех женщин, теми словами, которыми говорятся какие-то любовные стихотворения. Что-то любовное, любовь по-ахматовски — это то, чем женщинам с ахматовским складом предлагается заполнить свободное время, буде оно у них появится, — но уж отложить писание каких-то любовных стихотворений, когда в жизни случаются действительно важные вещи — рождение детей, их учебы, их муки (в случае Льва Гумилева, к сожалению, не в сладком их варианте) — это требование кажется им излишним.

* * *

«Реквием» — это не слишком ново.

Она любила нас искренне, она бы с умилением оплакивала нас; думаю, что она часто рисовала себе такую картину: <…> пожар, <…> мы все погибли <…> преимущество наслаждаться длительной болью утраты, в которой выражалась бы вся ее любовь к нам, потрясти весь город своим видом на наших похоронах, — она удручена, в полном изнеможении, а все-таки духом бодра и стойка <…> пожар мог бы вынудить ее <…> даром времени не теряя, не тратя нервов на колебания, выехать на лето в прелестную ферму Миругрен, где был водопад.

М. Пруст. В поисках утраченного времени. Стр. 168

Анна Ахматова тоже готовится стоически, как ей и подобает, переживать свое неминуемое будущее горе. Говорит красиво, стихи сильные — вот только еще бы ситуация сыновьего распятия не была каждодневной, каждосекундной вероятностью.

Да, Лев Николаевич был очень недоволен «Реквиемом».

* * *

Поразительная деталь.

У Ахматовой есть необычно для нее отделанный, завершенный автобиографический текст-справка, по-античному чеканно озаглавленный «Даты. Малый список». Список, однако, не мал — 9 страниц, заканчивающихся кокетливым: Ну, довольно Ахматовой, дат, адресов, названий книг и всего на свете. Дождь льет, добрый старый финский дождь. Осень царствует и великолепствует, как молодая королева в своей любимой столице. (А. А. Ахматова. Т. 5. Стр. 229.) (Это она пишет в 1965 году, когда королева стала как никогда молода душой.)

Действительно, в списке есть все на свете — и Рождение сестры Ии (мне 5 лет), и Корь. 1-ый смертный приговор, и Приезд Гумилева <…> Приезд Гумилева <…> Приезд Гумилева, и Пишу в зиму 1910-11 будущий «Вечер», и Была чл<еном> II съезда писателей (1954) в Москве (с решающим голосом, есть фото), и Ездила в Таллин смотреть готику на Новый год 195<4> <…> и даже Мужа Тани за то, что он провожал меня, — вызывали куда следует. Все санатории, все больницы, все дворцы. Нету только — упоминания о рождении сына — как и о его тюрьмах, университетах и достижениях. Это последнее бы уж и ладно, но вот рождение — это все-таки вроде чересчур. Лев Николаевич упоминается вообще на девяти страницах только один раз: В 1918 (май) с Ник. Степ. Гумилевым ездила в Бежецк к сыну. Развод был уже решен. (А. А. Ахматова. Т. 5. Стр. 221–229.)

* * *

В Бежецке Ахматова была два раза за все время жизни там Левы (с 1917-го по 1929 г.). «После событий 1917-го Ахматова несколько раз (пусть «два» — это «несколько») (в декабре, «на Рождество» 1921 года, и в июле 1925-го) навещала сына и свекровь, которую она называла «мамой». (Т. М. Двинятина и Н. И. Крайнева. По: П. Н. Лукницкому. Стр. 149.)

* * *

Сверчкова — злая ведьма, жаль, что Левушка находится в руках таких мещански настроенных людей — не таких уж совсем мещанских. Александра Степановна Сверчкова (Гумилева) <…> работала в Царскосельской Мариинской женской гимназии, также преподавала в железнодорожной школе в Бежецке. Писала для детей сказки и интересные пьесы, которые ставились в гимназии. (Материалы П. Н. Лукницкого. Стр. 122.) Ахматовой такого уровня мало. А может, и действительно делалось все это на усредненно-культурном, мещанском уровне — да ведь нигде и не обещано, что потенциальных гениев должны воспитывать состоявшиеся гении, обычные платные образованные учителя и воспитывают. У Ахматовой — бесплатные, из сострадания, из родственного участия, из-за того, что не смогли отвязаться… вот и стали злыми ведьмами. А так — бралась бы сама Анна Андреевна и воспитывала б своего сына. Это — непосильно. Она это понимает и пишет невестке — льстиво, лживо, с ужасом перед тем, что вдруг действительно сын будет возвращен ей на воспитание самой. Дарственные на книгах: Милой Шурочке в знак дружбы и любви… Моей дорогой Шурочке от любящей ее Ани… В знак любви и дружбы дорогой Шурочке от всегда ее Ани… Моей милой Шурочке на память о нашей долгой дружбе и счастливых годах в Царском Селе с любовью… (Материалы П. Н. Лукницкого. Стр. 122.)

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});