Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“В те дни, когда Соловьев готовился к своему призванию, внимание русского общества занимал вопрос об отношениях русского народа к другим европейцам, национального духа к общечеловеческому просвещению, и различные взгляды на этот предмет выразились в литературных направлениях и партиях. Приверженцы европейского, общечеловеческого были названы западниками – название одностороннее, неправильное, потому что указывало на внешний признак явления, упуская из виду его сущность; название несправедливое, потому что заключало в себе укор, а укор мог только относиться к увлечению, к злоупотреблениям новым принципом, которые вовсе не вытекали из самого принципа, в самом себе верного. Западники тридцатых-пятидесятых годов имели право на совершенно иное название. Это были русские гуманисты. Нет основания приурочивать этот термин исключительно к эпохе Ренессанса, к людям, проводившим тогда в европейском обществе греко-римскую образованность. Их деятельность положила собственно только начало европейскому гуманизму. Идеалы гуманизма развивались и расширялись под влиянием европейской науки и европейской мысли. Само понимание классического мира и его цивилизации сделалось со временем вернее и глубже. Итальянские гуманисты XV и XVI веков искали свои идеалы преимущественно в Риме, и здесь отчасти в эпохе перерождения и падения античной цивилизации. Высший цвет этой цивилизации был раскрыт только в XVIII веке, когда основание новой эпохи гуманизма было положено Винкельманом. На этом гуманизме воспитались классические поэты Германии: Лессинг, Гердер, Шиллер и Гёте, которые внесли гуманистический элемент в немецкую литературу и этим подняли культуру немецкую, дали ей мировое значение. Здесь гуманизм получил иной, более широкий смысл, что выразилось уже в самом изменении значения слова “гуманный”; классический гуманизм сделался лишь одним из составных элементов европейского гуманизма, то есть гуманного, общечеловеческого начала. В этот европейский гуманизм стали тогда входить две новые живительные струи – идеалистическая философия, которая внесла в духовный мир человека понимание истории, идею законного, мирного, органического развития, идею прогресса, и политический либерализм, которому положил прочное основание переворот 1789 года. Этот обогащенный, облагороженный новыми идеями XIX века гуманизм, продукт европейской общечеловеческой цивилизации, – вот что пытались провести в наше общество русские гуманисты, так называемые западники сороковых годов. Не замену национального западным ставили они себе целью, а воспитание русского общества на европейско-универсальной культуре, чтобы поднять национальное развитие на степень общечеловеческого, дать ему мировое значение”.
В 1846 году Соловьев попал в кружок славянофилов по следующему поводу. Константин Аксаков писал историческую драму “Освобождение Москвы 1612 года” и пожелал выслушать мнение специалиста. Он пригласил к себе Соловьева и, когда тот лестно отозвался о его драме, воспылал к нему дружбой, стал ходить к нему на лекции и считать его “своим”. Соловьев действительно посещал нередко дом его отца, С. Т. Аксакова, где бывало много народу и где все весело проводили время. Тут он познакомился с корифеями славянофильства: Хомяковым, Кошелевым, Киреевским, Иваном Аксаковым, но большой симпатии он к ним никогда не питал; он считал их людьми несерьезными, недостаточно образованными, многих признавал легкомысленными болтунами. Взгляды их он находил неисторическими, не мог мириться с их восхвалением Древней Руси, с их отрицательным отношением к европейскому образованию и реформе Петра Великого. Хотя Соловьев по своим воззрениям больше подходил к западникам, но у него были точки соприкосновения и со славянофилами. Тогда как западники не придавали никакого значения религии, Соловьев не только дорожил религией вообще, но и православием в частности. В нашей истории православие, по мнению Соловьева, сыграло важную роль: оно могущественно содействовало утверждению самодержавия, оно помешало королевичу польскому Владиславу стать русским царем в 1612 году, оно отняло Малороссию у Польши и дорушило последнюю, собрав всю Восточную Европу в одно целое под именем России. Сравнивая православие с католицизмом и протестантизмом, он безусловно становится на сторону первого. Католицизм, по его мнению, препятствует движению народа вперед, никак не может ужиться с новыми потребностями жизни, а деятельность его духовенства отличается неприятным полицейским характером. О протестантизме же он высказался, следующим образом характеризуя деятельность Лютера в своем курсе новой истории.
“Страстный, увлекающийся, раздраженный борьбою на жизнь и на смерть, Лютер шел все дальше и дальше. Подле законного требования уничтожения светской власти папы, требования самостоятельности национальных церквей, требования брака для духовенства, приобщения под обоими видами (телом и кровью Христовыми) Лютер высказывает сомнения относительно пресуществления, вооружается против седмеричного числа таинств; вооружаясь против наростов, образовавшихся в западной латинской церкви, он стал касаться верований церкви вселенской, и по какому праву? Вселенская церковь утверждает свои верования на вселенских соборах, путем единственно законным; а реформатор общему соглашению противопоставил личное мнение, личный произвол, что вело, вместо очищения церкви, к революции, к анархии. Опасный шаг был сделан. Пользуясь провозглашенной свободой в объяснении Св. Писания, всякий мог объяснять его как ему угодно; авторитет церкви отвергнут; граница между свободой и своеволием не указана. Если, по слабости человеческой природы, авторитет стремится перейти в деспотизм, то, с другой стороны, свобода, отрешившись от авторитета, стремится перейти в своеволие, в анархию, стремится к освобождению человека от всевозможных авторитетов, от всевозможных связей”.
Под этими строками с удовольствием подписались бы Хомяков и Аксаков.
Понятно, что, примкнув к кружку западников, Соловьев не помещал своих статей в славянофильских журналах, но участвовал только в органах прогрессивных, умеренно либеральных. В сороковых годах он работал в “Современнике” и в “Отечественных записках”, в пятидесятых годах – в тех же журналах (до 1857 года) и в “Русском вестнике” (до 1865 года) до тех пор, пока этот журнал не принял особенной, несимпатичной Соловьеву, окраски. С 1868 года он начал работать в “Вестнике Европы”, отдавая свои статьи или в этот журнал, или в специальные издания, избегая органов крайнего направления. Соловьев писал исключительно статьи исторические, в которых не любил уклоняться в сторону и говорить о современности. Только раз он обмолвился следующими фразами, не имевшими прямого отношения к предмету, о котором он писал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Рассказы о М. И. Калинине - Александр Федорович Шишов - Биографии и Мемуары / Детская образовательная литература
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Иван Гончаров. Его жизнь и литературная деятельность - Евгений Соловьев - Биографии и Мемуары
- Как мы предавали Сталина - Михаил Тухачевский - Биографии и Мемуары
- Сергей Михайлович Соловьев - Василий Ключевский - Биографии и Мемуары
- Москва при Романовых. К 400-летию царской династии Романовых - Александр Васькин - Биографии и Мемуары
- Мои вечера - Борис Изюмский - Биографии и Мемуары
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары
- Пушкин в Александровскую эпоху - Павел Анненков - Биографии и Мемуары