Доктор Ф. и другие - Вадим Сухачевский

2

Большая колесница – для того, чтобы ее нагрузить.

Ей есть куда отправиться.

Из китайской "Книги Перемен"

…как-то сразу, без временного промежутка обнаружив себя уже сидящим в кресле, которое только что занимал колобок-Гюнтер, а Готлиб, заложив длинные руки за спину, расхаживал взад и вперед по кабинету и выводил своим приятным тенорком:

— …из чего мы должны сделать со всей очевидностью вытекающий вывод, что: а) мир наш в своем развитии имеет некую предначально заданную цель; б) цель эта, если когда-нибудь и была кому-либо известна, то к настоящему времени утеряна… Почти утеряна, скажем так. Наконец, в) не ведая цели, мы в каждом своем поступке, в каждом движении подобны вязнущему в болоте: ему кажется, что он помогает себе выкарабкаться, но в действительности своими трепыханиями лишь помогает трясине поскорей засосать себя. Не взыщите за излишнюю метафоричность, но без нее в этом разговоре нам, пожалуй, не обойтись никак – уж больно о тонких материях предстоит вести речь… Вижу, у вас уже возникли некоторые вопросы; что ж, задавайте их по ходу дела, я постараюсь ответить, если, разумеется, смогу.

Жалея, что каким-то образом упустил начало разговора (кстати, как такое могло получиться, трудно было понять), я ляпнул сходу:

— И что же это за цель?

Стрельчатый экс-педагог поморщился:

— Ах, любезный, вы хотите сразу же заглянуть в самый конец никем еще не прочитанной книги, тогда как мы не успели перелистнуть первую страницу! (Из чего я сделал для себя утешительный вывод, что пропустил я совсем немного и, вероятно, все же не самое главное.) Такая торопливость чрезмерна, — продолжал Готлиб, — тем более что последняя страница, если когда-либо и будет прочтена, то не иначе как с вашей помощью. Быть может, все-таки начнете с чего-нибудь попроще?

— Хорошо, — сдался я. — Тогда… раз уж вы начали с метафор… Вы сравнили наш мир с человеком, вязнущем в болоте; что же вы понимаете под болотом, в таком случае?

Он явно был удивлен моим непониманием.

— Ясно же – все наше бытие. Весь ход вещей, которому мы, увы, не в силах противостоять… О, со временем вы, наверняка, поймете, видимо, мы начали с чего-то чересчур отвлеченного. Виноват!.. Нет, я имел в виду вопросы, которые, конечно, возникали у вас во время пребывания в этом заведении. Они не могли не возникнуть! Давайте, давайте! А я попытаюсь – в меру моих скромных сил…

Легко говорить! Вопросов было так много, что я бы потратил полжизни, выбирая, с которого начать. Поэтому выпалил первое же, что пришло на ум:

— А можете сказать, кто такой Ламех?

На сей раз он ответил легко и быстро, чего я, признаться, не ожидал:

— Нет ничего проще. — Было впечатление, что он считывает с какого-то листа, приклеенного с изнанки лба: – Ламех, сын Мафусаила, победителя демонов тьмы. "Книга Бытия", глава пятая, стих двадцать пятый. "Мафусаил жил сто восемьдесят семь лет и родил Ламеха. По рождении Ламеха Мафусаил жил семьсот восемьдесят два года и родил сынов и дочерей…" И далее (стих двадцать шестой): "Ламех жил сто восемьдесят два года и родил сына, и нарек ему имя: Ной, сказав…" Пропустим (ибо вас, насколько я понял, интересует один лишь Ламех). А далее в том же стихе: "…И жил Ламех по рождении Ноя пятьсот девяносто пять лет и родил сыновей и дочерей. Всех же дней Ламеха было семьсот семьдесят семь лет; и он умер." Банальное, не так ли, окончание? Более там про Ламеха не сказано ни слова. Вы, собственно, это хотели знать?

Если б я еще знал, чего я хотел!..

Пока, отдавая должное феноменальной памяти Длинного, я был изрядно разочарован его ответом. Строки из Библии ничего не проясняли. Что имел в виду мой загадочный собеседник из семнадцатого номера, назвав меня Ламехом? Впрочем, нельзя было исключать, что он просто-напросто бредил; это, кстати, объяснило бы, пожалуй, и многие другие странности.

Готлиб деликатно прокашлялся, чтобы нарушить мою растянувшуюся задумчивость:

— Еще вопросы?

— Да… Кто такие деспозины?

Я ожидал от него столь же исчерпывающего ответа, однако тут просчитался.

— Вы снова слишком забегаете вперед, — сказал он. — Не то чтобы, как давеча, в самый конец книги, но, по крайней мере, в ее вторую половину. Нет, боюсь, при таких метаниях мы с вами далеко не уедем. Однако начинать совсем уж ab ovo[36]  тоже было бы, думаю, не слишком продуктивно, а то мы рискуем надолго погрязнуть в этих самых мафусаилах, родивших… etsetera…[37]  Полагаю, посему следует поступить так: выбрать некую золотую середину и по мере надобности двигаться от нее в ту или иную сторону. Вы не возражаете?

Я лишь развел руками: какие возражения?

— Es ist wunderbar![38]  — кивнул Готлиб. — Итак… Примем как данность, что сия цель, сия Великая Тайна, действительно, существует и что некогда она стала известна – правда, лишь избранным. Вы только представьте себе – цель всего мироздания! И, соответственно, весь план спасения – ибо столь сокровенная тайна бесполезна для погибших. Предположим, ее поведал некий Прометей или, если угодно, архангел Регуил. Что нечто подобное имело место, вполне можно допустить – иначе откуда библейский Ной сумел бы прознать о грядущем потопе?.. Скажите, как по-вашему: могло бы столь великое знание исчезнуть бесследно?

— Не знаю… Вряд ли… — проговорил я.

— Tellement![39] — подхватил Готлиб. — Как самая драгоценная реликвия, оно бы передавалось от отца к сыну и не потускнело бы даже с тысячелетиями!.. Не станем пока тревожить многовековую череду поколений и примем снова же как факт, что эта тайна наконец проникла в Европу (каким образом – снова же оставим на потом), и некоторое… г-мм… сообщество завладело ею. Это был великий орден Тамплиеров, — надеюсь, вы слышали о таком?.. Вижу, что слышали… О, там умели хранить тайны!.. Когда король Филипп Красивый разгромил орден, — для чего, как вы полагаете, он еще чуть ли не пятнадцать лет подвергал страшнейшим пыткам гроссмейстера и приближенных к нему комтуров? Чего он хотел от них выведать? Секрет философского камня? Сомневаюсь. Король был далеко не дурак и едва ли верил в старые сказки про бесплатный сыр, который бывает лишь… всем известно где… Нет, что-то более важное не терпелось ему узнать!.. Не стану испытывать вашу выносливость и изнурять вас описанием пыток – но выпытать ему так и не удалось ровным счетом ни-че-го! А кое-что они, без сомнения, знали. И в будущее умели заглядывать! Еще и как! Надеюсь, вы помните о сбывшемся проклятии тамплиера?[40].

Кажется, я что-то такое помнил, и поторопился кивнуть – не хотелось быть принятым вовсе уж за невежду.

Стрельчатый произнес явно нечто одобрительное, однако почему-то на сей раз сделал это на некоем совершенно не знакомом мне языке.

— Так что же, — продолжал он, — Тайна исчезла вместе с упрямым магистром? Умея предугадывать чужие судьбы, он не сумел предугадать свою и навсегда погубил то, что обязан был сохранить?!.. Нелепое предположение!.. И, конечно, все обстояло совершенно иначе. Заранее предчувствуя трагическую судьбу ордена, Жак де Мале задолго до этих событий начал посылать своих эмиссаров – одних в Шотландию, а других на Мальту, коей владел Мальтийский орден Иоаннитов. Назад эти эмиссары не вернулись – наверняка, именно такова была его воля. И где с этих пор скрывалась Великая Тайна Тамплиеров, спрошу я вас?

— Там, надо полагать…

— Несомненно! — поддержал меня Готлиб (видимо, в знак особого ко мне расположения – на сей раз по-русски). — В горах Шотландии и у монахов-рыцарей с Мальты!.. Здесь мы, с вашего позволения, пропустим еще несколько веков. Но вот подходит к концу век уже восемнадцатый, — и куда, как вы полагаете, делся Мальтийский орден, изгнанный со своего острова Наполеоном?

Я не преминул щегольнуть своими познаниями:

— В Петербург. Кажется, император Павел был избран магистром ордена.

— Браво! — возликовал Готлиб. — Отрадно сознавать, что ваше поколение интересуется историей!.. Итак, мы с вами все более приближаемся к дню нынешнему и к нашему отечеству… Да, Павел стал магистром! Скажите, мог ли он, будучи главой ордена, оставаться в полном неведении насчет самой сокровенной его тайны?

— Едва ли.

— Вот!.. Он знал! Если не все, то многое, очень многое! И доказательство тому – его умение предвидеть, ранее в русских монархах не замечавшееся. Так, например, он знал (и тому масса свидетельств), что царствование его продлится четыре года, четыре месяца и четыре дня, каковой срок и был ему отмерен провидением просто-таки с аптекарской точностью!.. И вот, снова спрошу я вас, мог ли он при сем беспечно обойтись с тою тайной, случайным вместилищем которой он стал волею судеб? Вопрос чисто риторический, ибо мы почти наверняка осведомлены о том, как он этим сокровищем распорядился. Хорошо известно, что накануне наступления круглой даты – года одна тысяча восьмисотого от Рождества Христова – император заперся у себя в кабинете и написал некое послание. Оно адресовано было российскому монарху, который будет править страной ровно через сто лет. Меры для соблюдения своей воли принял наистрожайшие. Пакет с письмом опечатал личной печатью, которую вслед за тем уничтожил, дабы никто из будущих монархов до срока не совершил подлог. Была создана специальная Тайная Канцелярия Хранителей пакета из семи персон в обер-камергерских чинах, должности в ней передавались из поколения к поколению от отца старшему сыну, а цель одна – на протяжении всех ста лет не допускать вскрытия императорского пакета. И заметьте, как строго все было исполнено! Задушили самого Павла Петровича, разгромили Наполеона, опростоволосились в Крыму, отменили крепостное право, по всей стране задымили паровозы и фабрики, заключили "Союз трех императоров", подорвали динамитом царя-освободителя, перевешали кучу народу, в очередной раз побили турок, — но за всем этим Тайная Канцелярия Хранителей не прекращала своего незримого бдения, и пакет императора оставался в неприкосновенности. Что там могло быть? Уж наверно, не повесть о какой-нибудь любовной интрижке монарха и не дворцовая сплетня. Даже не шпионские секреты, не военные диспозиции, не политические наставления, ибо всему этому грош цена, все поржавеет по прошествии такого огромного срока! — В его судачьих, до сих пор блеклых, почти безжизненных глазах теперь горели живые искры. — Так ответьте, — воскликнул он, — Бога ради, ответьте же – что там такое, по-вашему, могло быть?!