Скобелев: исторический портрет - Валентин Масальский

Несколько штрихов добавляет в своих кратких записках, опубликованных в 1908 г., граф Ю.А.Борх, служивший со Скобелевым в 1875–1877 гг. Отношения его с Михаилом Дмитриевичем неясны. Он признает существование разногласий, но они были чисто боевого свойства, когда каждый остается при своем мнении, поэтому оба решили впредь не встречаться на одном поле боя. По словам Бор-ха, «в горной экспедиции на Алай приняли участие незадолго перед тем приехавшие из Петербурга два лица, принадлежавшие к высшему цвету столицы, члены яхт-клуба, имевшие, кроме того, далеко не заурядное положение при высочайшем дворе. Так или иначе, но господа эти не поладили с Михаилом Дмитриевичем, а может быть и наоборот. О причинах возникнувших неладов говорить я не намерен, но в итоге нелады эти тяжело отозвались… на служебном положении Скобелева… В феврале 1877 г. разразился громовой удар над головою Скобелева» — телеграммой из Петербурга ему было приказано немедленно сдать должность и выехать в столицу. Приказ застал Скобелева врасплох и без гроша денег. Борх пригласил его к себе. Встреча была сердечная, «многое в прошлых недоразумениях быстро стало ясным для обоих». Официальные проводы Скобелева, как утверждает Борх, были запрещены. Это противоречит нашему описанию, почерпнутому из обстоятельного исследования Толбухова. По-видимому, запрет поступил после официальных проводов. С дороги Скобелев прислал Борху два письма, опубликованные вместе с записками.

Хотя в этом воспоминании имена не названы и о причинах конфликта автор говорить даже избегает, все совпадает с тем, что мы установили по другим источникам. Тон записки можно было бы считать оправдательным, но письма Скобелева действительно дружественны. Эти сведения еще пригодятся, так как имя Борха встретится нам в связи с другим эпизодом.

В отделе рукописей Российской Государственной библиотеки я увидел в листе использования одного из документов подпись: Н.Н.Кнорринг. Документ как раз скобелевский. Я сейчас же спросил работников отдела, тот ли это Кнорринг, ведь он жил за рубежом. Наведя справки, они ответили: да, тот самый. Запись была сделана в пятидесятых годах. Получалось, он вернулся из эмиграции после войны, наверное с той волной, с которой прибыл и Лев Любимов, автор воспоминаний «На чужбине».

Получив сведения, я отправился на поиски. Но было уже начало восьмидесятых, шансов на то, что Кнорринг жив, оставалось мало. Действительно, в адресном столе Москвы выдали справку: «Не значится». Позже я узнал, что Кнорринг, который в эмиграции не совершил ничего антисоветского, возвратился на родину вместе с дочерью Ириной, поэтессой, выступавшей в советской печати. В 1957 г. он умер. Я опоздал. А жаль. Как интересно было бы обменяться мнениями! А может быть и информацией.

Пятно, легшее на Скобелева, особенно после слухов, касавшихся царской немилости, вызывало и позже неблагоприятные для него толки. Об этом говорят, например, хранящиеся в ЦГВИА и нигде еще не опубликованные воспоминания о Скобелеве генерала Д.Г.Анучина. Этот генерал, познакомившийся со Скобелевым в 1864 г. в Варшаве, а в 1877 г. снова встретившийся с ним на Дунае, предупреждает, что со Скобелевым он не был близок, но скобелевская легенда слагалась на его глазах и записывает он то, что знает доподлинно: от кого слышал — со ссылкой, виденное лично — без прикрас. Туркестанская служба, писал Анучин, уже положила начало скобелевской легенде, но прервала ее, так как «…породила ряд недоразумений чисто личного, нравственного свойства… неблагоприятные о Скобелеве слухи ходили в обществе и даже высказывались ему в глаза публично…». В Болгарии, после переправы через Дунай, Анучин со свитским генералом М.А.Домонтовичем (в академии во время учебы там Скобелева Домонтович, еще не бывший генералом, исполнял обязанности наблюдавшего за слушателями) направились в ресторан. «Между посетителями был высокий, стройный и по виду не знакомый мне свитский генерал. М.А.Домонтович прямо направился к нему, и я, к крайнему моему удивлению, услыхал следующее: — Мишка, да это ты? Как ты носишь свитский мундир, ведь тебе, подлец ты этакий, следовало быть в арестантских ротах, с рваными ноздрями, в каторге… А он в генеральских эполетах!

Скобелев — это был он, — видимо, смутился, поспешил навстречу Домонтовичу и, торопливо прервав его неприличные излияния, стал дружески с ним здороваться, обнимаясь и целуясь. Видно было, что сказанные Домонтовичем слова были в тоне того, что говаривалось в широком круге, считавшем Скобелева за своего присного. Через несколько секунд поздоровался с ним и я. Хоть Домонтович снова пытался ставить свои некрасивые вопросы, кто-то перебил его, начав рассказывать о новых подвигах Скобелева… дравшегося простым волонтером».

Эпизод, рассказанный Анучиным, отражая ходившие в обществе слухи, позволяет в то же время допустить, что Скобелев совершал какие-то проступки «личного, нравственного свойства», обусловленные, скорее всего, его холостяцкой жизнью. Но едва ли это могло вызвать столь тяжкие обвинения и последствия. Основа обвинений была, безусловно, политическая: «слишком свободная критика правительства», демократизм, планы похода на Кашгар и т. п. Это то, что мы знаем из письма генерала Троцкого. Можно не сомневаться, что сверх этого Долгорукий добавил еще многое.

О чувствах и мыслях Скобелева, связанных с этим делом, говорит его письмо тетке графине Адлерберг от 20 мая 1878 г., хранящееся в вывезенном из России лондонском архиве князей Белосельских-Белозерских (потомков сестры Скобелева Надежды), опубликованное наряду со многими другими документами Н.Н.Кноррингом, единственным, кто использовал этот архив. «В минуту тяжких испытаний, — изливал душу Скобелев, — когда не думал вернуться живым, я всякий раз спрашивал себя, виноват ли я настолько, чтобы краснеть перед государем, и всякий раз совесть говорила мне, что нет… Я, наверное, делал ошибки, но ведь мне выпало на долю управлять более чем миллионного по числу жителей областью в 32 года. Да, наконец, теперь говорит за меня и время.

1. До сих пор, а я сдал область полтора года тому назад, не поступило на меня ни одного местного, ни контрольного начета.

2. Административное деление осталось без изменения.

3. Личный состав администрации, скажу это с гордостью, мной избранный, остался по сие время в главных своих представителях, почти без изменения и при генерале Абрамове.

4. Инспектировавший войска округа генерал Нотбек нашел их везде без исключения в блистательном состоянии. Это было в свое время доложено государю. Мне слишком больно оправдываться, не догадываясь до сих пор, в чем меня обвиняют…» Незаслуженная обида осталась в душе Скобелева вечной, незаживающей раной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});